Дам имелось четверо, одна совсем малышка лет девятнадцати, а самой матерой подкатывало к сорока. «Ящерки», хоть и умеренно размалеванные, были обильно увешаны блестящими камушками и декольтированы от пупа до ягодиц. Видимо, банкет вошел в ту пикантную фазу, когда народ, налившись марочным алкоголем и объевшись деликатесами, выползает из-за столов, чтобы рассредоточиться парочками или мелкими группами для утоления жажды общения и флирта. Валик же, наоборот, возвращался к застолью. Он шел со стороны небольшой и в данный момент пустующей эстрады с гитарой, зажатой в руке. Одет Попов-младший был на редкость дико: зауженные к щиколотке светлые брюки и короткая бесформенная куртка под цвет брюк. И тупорылые туфли на толстой ребристой подошве. А под курткой белела рубаха в меленьких черных запятых, и никакого галстука. Однако Надежда Михайловна назвала его стилягой, и Виктория с удивлением сейчас с ней согласилась. Действительно стильно. И довольно нагло на фоне господствующих фрачных двоек от «Бриони». Валик расположился на одном из стульев напротив дам и принялся перебирать гитарные струны. Виктория удивилась снова. Хотя, ну и что? Сейчас кавалер, фальшивя, исполнит битловскую Yesterday или что-нибудь из репертуара Малинина. «А на том берегу», например. Дамам понравится. Однако Вика не угадала, песня была незнакомая. «Сам, что ли, ее сочинил?» – с ядовитым сарказмом подумала она. Баритон у Попова был приятный, с легкой хрипотцой, мелодия проникновенная, а за содержанием стиха Вика проследить не успевала, мудрено-навороченно. Глядя, как он выставляется перед расфуфыренными офисными куропатками, Виктория почувствовала жгучую ненависть. Концертики он устраивает, тщеславный мерзавец. Права, права Надежда Михайловна: из-за этого недоросля-переростка, любителя понарошечных опытов в игрушечной лаборатории, Вика с семьей поссорилась, а ему фиолетово, вон как заливается, вокал для финансисток-карьеристок исполняет. Но каков увертливый хмырь! Втирает девкам про помолвку, чтобы сильно не наседали, а помолвки-то никакой и нет. Хотя, может, в ехидной шутке Лапиной есть доля правды и Попов-младший опять помолвлен. С какой-нибудь дочкой богатых аграриев-животноводов. Кривоглазой, рябой и шепелявой. Или нет, наоборот, с холеной капризной куклой, которая станет им помыкать, как бестолковым лакеем. Этот слабохарактерный тип женится на ком угодно, лишь бы папаше не перечить. Слюнтяй. Последние гитарные аккорды бархатисто угасли. Дамочки хлопали в ладошки и верещали: «Вау! Еще, ну еще, плиз!» Валик, отшучиваясь, отнекивался, и, кстати, совершенно при этом не заикался. Потом сообщил, что барду требуется промочить горло. Затем потянулся через стол за бутылкой с минеральной водой. Пуговица на рубашке расстегнулась, и из-за отворота выскользнул нательный крестик на длинной золотой цепочке. Что-то там было еще вместе с крестиком. Вика отмотала ролик немного назад, всмотрелась, вновь отмотала. Так и есть. На ту же цепочку была нанизана еще одна вещица, округлая, знакомая. Которой быть там не должно. Ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах. Виктория не понимала, как такое могло случиться. Отказывалась понимать. Заснула она глубоко за полночь, с трудом угомонив шквал противоречивых мыслей, да и то лишь после того, как решила, что должна непременно с Поповым поговорить. И как можно скорее. Сейчас она не имеет права отвлекаться от взятого на себя долга, даже на секунду не имеет права, но как только опасность для Галактионова минует, Вика проглотит обиду и позвонит, и спросит. Только бы не опоздать. Сидя в тихой по утреннему часу директорской приемной и сосредоточенно складывая в многослойные треугольнички несчастный розовый листок и снова его расправляя, Вика думала, что она могла ошибиться, ведь качество видео было неважным. И что не стоит делать поспешных выводов, основанных лишь на предположениях. А еще думала, что это очень плохо, что она вновь отвлеклась, в то время как ей требуется полное внимание и сосредоточенность. Зазвонил мобильный, сердце скакнуло. Номер не определился, но Вика знала, чей голос услышит. Сейчас она все выяснит и вычеркнет тему из списка. Чтобы не думалось, чтобы не отвлекалось. Спокойным голосом она произнесла: «Да». И слушала. И что-то отвечала. А потом медленно и аккуратно положила трубку на стол перед собой. Главное, чтобы Алевтина не заметила, как дрожат руки. Жаль, что Маслова вернулась. Хорошо, что не вернулась раньше. Вика посидела некоторое время неподвижно, приходя в себя. Втянула через ноздри воздух в легкие и с силой выдохнула. Потерла виски. Голова не болела, но отчего-то очень хотелось потереть виски. Или помассировать лоб. Или пятерней стянуть щеки к носу и размять их туда-сюда, как это делают усталые и сильные мужчины. Но она не мужчина. Она юная дама. Это ей не к лицу. А хотелось. Поэтому она всего лишь помассировала пальцами виски и еще раз глубоко вздохнула и выдохнула. Взяла в руки измочаленный листок с фамилиями, чтобы вернуть секретарше. Выглядела бумажка ужасно, несмотря на красивые цветочки с изнанки. Фамилии на лицевой стороне несколько затерлись. Виктория наконец их прочитала. Вчиталась еще раз. И возвращать бумажку передумала. Алевтина Георгиевна с любопытством на нее поглядывала, но вопросы не задавала. Умница. Тем более что Вике все равно пришлось бы ей врать. Маслова, видимо, так и предполагала. Виктория спросила, удивляясь своему спокойствию: – Тина, вы не поинтересуетесь у директора, сможет он меня сейчас принять? Конечно, сможет, кто бы сомневался. Но все Викины действия должны быть подчинены строгой конспирации. Кроме того, ей совершенно не хотелось чем-либо подкреплять Алевтинины домыслы по поводу особых отношений шефа с новой подчиненной. Пусть секретарша наберет на коммутаторе и спросит. Спросила. Кивнула с улыбкой: – Он свободен, заходите, Вика. Вика вошла. Плотно закрыла за собой дверь. Постояла немного при входе. Проговорила неприязненным тоном: – С переездом можно не торопиться. – Что вы сказали, Вика, я не расслышал? – отозвался Гера Алексеевич, засовывая в пакет пару разношенных мокасин, видимо сменку. – Я говорю, права была Светка, когда сказала, что лучше бы вас пристрелили. Действительно, был такой эпизод в цепи вчерашних событий. Еще до того, как к их компании присоединился Свиридов, Виктория решила расспросить Галактионова, кому выгодна его быстро-срочная кончина. Может быть, кузену Игорю? И кто кроме Коренева претендовал бы на наследство, если бы законную супругу Германа Алексеевича упекли за решетку? В ответ Галактионов сообщил, что у него куча родственников, так что придется им, болезным, принять много мук, пока в судах разберутся, кому какая доля расчлененного на фрагменты «ХимОрганика» положится. Заметил, что доли будут мизерные. И добавил, что если даже и взять за основу, будто кто-то из своих задумал отправить его раньше срока на кладбище, то этот свой должен заранее убрать прочих претендентов, чтобы захапать куш посолиднее. А между тем в родне Галактионовых внезапных смертей за последнее время не происходило. И добавил поучительно: «Агату Кристи читать надо». Виктория, пропустив детскую колкость мимо ушей, высказала мнение, что радоваться тут особо нечему, поскольку если нет конкретных подозреваемых, то неизвестно, откуда ждать повторного покушения. А оно будет. И тогда выступила Клинкина: – Плохо, Герман, что тебя все же не убили. Вынесли бы тебя на носилках в пакете… Есть такие специальные пакеты огромные, из черного пластика с застежкой-молнией, в них трупы перевозят, знаешь? Все бы увидели, что ты убит, а ты на самом деле спрятался бы дома, и больше нам нечего было бы бояться. Жаль, что мы все задним умом богаты, а сейчас уже поздно, наверное. Или не поздно? – Ах ты, моя умница, – только и нашел что сказать Герман и поцеловал жену в щечку, а Вика тогда подумала, что Светкино высказывание очень уж смахивает на жесткий стёб. Но навряд ли. Это же Клинкина. Ей можно такое и всерьез. – Светлана в тот раз шутила, – быстро произнес Галактионов. – Вы сейчас тоже шутите, госпожа Демидова? И почему мне не смешно? – Сейчас объясню, – проговорила она и, подойдя ближе, шлепнула на стол перед подопечным многострадальный розовый листок. Ткнув пальцем в одну из фамилий, сухо поинтересовалась: – Кто это? – Этот? А зачем вам, Виктория? Думаете, он как-то причастен к нашему делу? – Кто это? – так же размеренно повторила Вика, почти не разжимая губ. Ей не нравились совпадения, которые больше походили на хорошо срежиссированные спектакли. Особенно если такие совпадения участились. – Это мой эксперт и консультант. – Еще один эксперт? И в какой области? – холодно удивилась Вика. – В области какой? В фармацевтической. – Давно? – Что – давно, Виктория? Да отчего вы разнервничались-то так?! – Как долго он вас консультирует? Год? Месяц? Позавчера пришел? – Я заключил с ним контракт недели три назад. Возникла необходимость провести независимую экспертизу, и знакомые мне рекомендовали этого специалиста. Результатом я более чем доволен. Теперь объясните, в чем дело. Он у вас под подозрением и мне следует его опасаться? Что ответить? Допрос подопечному устроила, идиотка. На фоне прочих важных дел наиважнейшим ей показалось узнать, когда и по какой причине человек из числа ее знакомых попал в круг знакомых Галактионова. Ну, и какая разница, когда и почему?! Или решила, что тебя кто-то преследует? Просто-таки проходу не дает этот кто-то? И вправду слаба умом. Дернуло же вчитаться в Алевтинину каллиграфию. А между тем у тебя, Вика, проблема. Проблемища. Если не сказать – катастрофа. Свежеиспеченная, но уже горящая. Тебе Усмановну спасать нужно, себя не забыть, и все это срочно. Действуй, не тормози. Вика угомонила мысли и произнесла: – Да нет, пожалуй. Этот ваш провизор вне подозрений. Я, собственно, зачем пришла… Мне вас убить велено. Н-да. И в моих интересах провести процедуру сегодня же. Так что будем решать, где, как, при каких обстоятельствах. Ферштейн? – Нацюрлих, – машинально ответил Галактионов. Когда минутами раньше Виктория полагала, что ей звонит виновник всех ее неприятностей Валька Попов, заика и стиляга, она еще не знала, какими бывают настоящие неприятности. – Ну, привет, красава! – донесся из трубки незнакомый сиплый голос. Похоже, у его хозяина было неплохое настроение. Он хохотнул, как прихрюкнул, и продолжил, веселясь: – Твоя нянька со мной. Или она тебе кто? Тетька? Баушка? Короче, с которой ты живешь коровой, та сейчас и со мной. Мы, короче, вместе вдвоем. Не считая креветки в клетке. Видимо, юмор про креветку в клетке ему здорово понравился, и он снова хрюкнул. От нехорошего предчувствия у Вики заныло сердце. – Ты кто? – стараясь казаться невозмутимой, спросила она. – Хрен в пальто, – гыгыкнул собеседник. – Теперь слушай, голуба. Замочишь своего кренделя – все целы будут. Сегодня же замочи, усекла? Сегодня! Мне без разницы, как. Выполнишь работу – звякни, я скажу, что тебе дальше делать. И не вздумай на меня мусоров натравить – тетьку твою пришибу, как только они через забор полезут. Я же полный отморозок, прикинь! Тебе, может, по барабану, что с этой коровой будет, но за свою-то шкурку ты точно трясешься. И если меня завалят по ходу, то и тебе потом недолго гулять. Корешки отловят и шкурку твою на стельки покромсают. Ведь для того корешки и нужны, сечешь? У меня их много. – Танзилю дай, – стиснув зубы, проговорила Виктория. – Чего? – оторопело спросил незнакомец.