кого винить, когда она оказалась под лестницей. Сложно понять, кому доверять, когда ребенка бросили умирать, гадая, кому же не наплевать. Двадцать два 31-е октября 02:30 – меньше четырех часов до отлива Роуз заползает в чулан и осторожно вытаскивает Трикси. Никто не разговаривает и дом окутывает зловещая тишина. Кажется странным, что Лили не спешит к дочери, но я думаю, она шокирована. Как и мы. Кроме Роуз, которая снова управляет ситуацией. Она бережно опускает Трикси на паркетный пол коридора. – Держи фонарик ровно, – рявкает она Конору, наклоняясь над моей племянницей и прощупывая пульс. Это занимает слишком долго, но наконец Роуз кивает. – Она жива. – О, слава богу! – говорит Лили, но улыбка вскоре сползает с ее лица. – Кто это сделал? – Никто не отвечает. – Кто из вас это сделал? Она же не сама заперлась в долбаном чулане. – Погодите, – говорит Роуз. – Она жива, но что-то не так. Мы наблюдаем, как она осматривает Трикси с ног до головы. Она без сознания, мертвенно бледная, и я замечаю, что на ней нет одного носка. Роуз тоже это видит и смотрит на голую ступню. – У нее между пальцев засохло немного крови, – говорит Роуз, будто сама себе. – А это что значит? – спрашивает Лили. – Я… не уверена. Полагаю, кто-то ей что-то вколол. – Что? Кто? – Я не знаю, – отвечает Роуз. – Но мы не можем найти Нэнси. Твой набор для диабетика был в ее спальне, а инсулиновый шприц пропал… Лили качает головой: – Ты же не хочешь сказать, что наша мать сделала это с Трикси? Она обожает внучку, любит ее сильнее, чем любую из нас. Роуз вздыхает и будто бы сдувается: – Где сейчас Нэнси? У нас нет на это времени. Мне нужен твой набор для диабетиков. Лили протягивает его Роуз и та достает из сумки маленькое устройство. Никто не осмеливается спросить, что она делает. Мне кажется, все задерживают дыхание. Роуз прокалывает палец Трикси и выдавливает капельку крови на аппарат. – Не могу сказать точно, но мне кажется, ей вкололи чрезмерную дозу инсулина. Если я права, нам нужно действовать быстро или… – Просто делай, что нужно, – тихо говорит Лили. Странно видеть ее плачущей и ранимой. Она всегда была несокрушимой сестрой. Роуз бросается в библиотеку, где она спала, и возвращается со своей сумочкой. Это старомодный коричневый кожаный чемоданчик доктора. Подарок от бабушки, когда Роуз поступила в Кэмбридж для изучения ветеринарии. Она открывает его и достает большую иглу и маленькую ампулу. – Что это? – спрашивает Конор. – Глюкагон. В наборе у Лили он должен был быть, но тоже исчез. Собак лечат так же, поэтому если я права… – Что, если ты ошибаешься? – шепчет Лили. Роуз не обращает на нее внимания и ставит укол Трикси в предплечье. Мы ждем, кажется, целую вечность. Время невозможно проследить. Потом Трикси открывает глаза. Она моргает несколько раз, останавливая взгляд на Лили. – Мама? – О, слава богу. Спасибо, спасибо, спасибо, – говорит Лили, обхватывая Трикси руками и целуя ее. У меня на глаза наворачиваются слезы радости, облегчения и любви. Оглядываясь, я вижу то же самое у остальных. Никто из присутствующих не навредил бы этому ребенку. Вскоре мы возвращаемся в гостиную, подперев дверную ручку стулом, чтобы никто не смог войти или выйти. Мы забаррикадировались внутри и сбились погреться у камина. Роуз зажгла несколько старых свечей, чтобы осветить комнату. Даже в темноте я вижу, как Лили дрожит. Трикси сидит возле нее, завернувшись в одеяло и смотря в огонь. Нам нечего пить или есть, но я сомневаюсь, что у кого-то есть аппетит. Никто словно не хочет признавать, что здесь происходит, как будто если мы не будем об этом говорить, мы сможем притвориться, что это не так. Бабушка с отцом мертвы, Нэнси исчезла. Либо она сделала что-то очень плохое, либо, боюсь, что-то очень плохое случилось с ней. Последнее, что помнит Трикси, это как она пила чай – который, как мы знаем, был смешан со снотворным моей матери – и как Лили накрыла ее пледом на подоконнике. Она не помнит, что была в чулане. Или как там оказалась. Или кто ее там запер. Или с кем она там была. Трикси лишь знает, что заснула на подоконнике, а проснулась в коридоре. Я знаю, что для нее лучше не помнить произошедшего с ней, но нас это расстраивает и пугает. Я вспоминаю прошлый вечер, когда мы сидели за столом, шутили о том, кто как убил бы человека, чтобы не попасться. Роуз сказала об инсулине, вколотом между пальцами ног. Похоже, у кого-то возникла такая же идея. Мне не верится, что это происходит на самом деле, и я не могу понять, кто может ненавидеть мою семью настолько, чтобы все это делать. Я оглядываю комнату. У каждого была причина разозлиться на бабушку из-за завещания. Моя мать и Лили долго ненавидели отца после развода, но никто здесь не хотел бы навредить Трикси. Наверняка в этом я права? Электричество включается снова, заставляя нас подпрыгнуть, и свет заливает комнату. – Ну, это хороший знак, – говорит Лили. – Неужели? – отвечает Роуз, а затем снова осматривает Трикси, убеждаясь, что она правда в порядке. Я не могу не заметить пистолет в коричневой сумке Роуз, когда она спаковывает свои вещи, и не только я одна. У Трикси глаза круглые, как блюдца, а лицо будто отображает вопросительный знак. – Зачем тебе пистолет, тетушка Роуз? – спрашивает она. – Ты же говорила, он в другом месте, – говорит Лили. Роуз вздыхает: – Был, но после случившегося я чувствую себя безопаснее с ним. – Она поворачивается к Трикси. – Иногда ветеринарам нужны пистолеты. Вероятно, они похожи на те, что ты видела по телевизору – потому что это правда – но ветеринары используют их для других вещей. Это очень грустно, но если животное в очень плохом состоянии… – Ты его застреливаешь? – спрашивает Трикси. – Инода. Но только если нет другого выхода… если животное очень страдает. – А кого-то из нас ты бы пристрелила, если бы мы очень страдали? – спрашивает Трикси с намеком на иронию. – Надеюсь, нам не доведется узнать ответ на этот вопрос. Тебе нужно отдохнуть. Мы уедем как только наступит отлив. С тобой все будет хорошо, обещаю. Трикси пытается изобразить улыбку, но получается ненадолго. Она достаточно взрослая и умная чтобы понимать, что мы не все рассказали ей о произошедшем. Роуз направляется к выходу из гостиной. – Куда это ты? – спрашивает Лили испуганно. – Я вернусь через минуту. Я хочу кое-что проверить. – Хочешь, я пойду с тобой? Роуз долго на него смотрит, но затем уходит, не ответив, что, полагаю, само по себе является ответом. Мы сидим молча у потрескивающего костра. Тени пляшут на стенах и наших лицах, мысли в наших головах такие громкие, что я почти их слышу. Через несколько минут Конор тоже собирается выйти. Я следую за ним, наблюдая с порога, и вижу, как он стоит рядом с Роуз в коридоре. – Ты в порядке? – спрашивает он. – Нет. Конечно, нет, – шепчет Роуз в ответ. – Мне легче держать пистолет при себе, а этого я никогда не ожидала сказать, учитывая, как я их ненавижу. Я пришла забрать ключ от чулана, – говорит она, похлопывая по карману джинсов. – Мне кажется, это универсальный ключ. Если я права, мы можем запереться в гостиной до отлива. Кто-то пытался убить Трикси, я уверена, и я не думаю, что все кончено. – Думаю, ты права. Но кто? И зачем? – Я не знаю. Но пока мы это не выясним, мы все в опасности, – говорит Роуз. – Это началось с бабушки, поэтому наверняка это был кто-то разозленный на нее. Не думаю, что причина только в завещании. Кто-то разнес ее мастерскую в поисках чего-то, так что я полагаю, кто-то не хотел, чтобы она писала последнюю книгу об этой семье. Кто-то, у кого есть секрет. – У всех нас есть секреты, – говорит Роуз. – Да, но мы не убиваем людей, чтобы их сохранить. Роуз бросает на него странный взгляд при этих словах, но Конор слишком занят своими мыслями, чтобы это заметить. – У кого был мотив убить Фрэнка? – продолжает он. – И зачем кому-то пытаться убить Трикси? Может, она что-то видела вчера, когда спустилась и обнаружила тело бабушки? Что-то, способное выдать убийцу? – Кто бы это ни был, им нравится все убирать с глаз долой, – говорит Роуз, глядя на чулан.