– Но почему ты их убила? Я не понимаю, зачем тебе делать что-то настолько ужасное? Ты плакала всю ночь, будто боялась не меньше нашего! – Я боялась и да, плакала. То, что я сегодня сделала действительно ужасно, так что конечно я расстроена. Я не чудовище. – Трикси смотрит в пол. – Я не хотела пугать тебя. Я правда думала, что ты все поймешь, увидев надписи на кассетах: ПОСМОТРИТЕ МЕНЯ, УСЛЫШЬТЕ МЕНЯ, ЗАМЕТЬТЕ МЕНЯ, УВИДЬТЕ МЕНЯ. После смерти ты хотела, чтобы твоя семья это сделала. Но даже до нее, они не видели тебя по-настоящему. А мы с тобой всегда играли в Скрэббл, поэтому я надеялась, ты поймешь, что это я. Попробуй слишком сильно не расстраиваться из-за этого, тетушка Дейзи. Некоторые люди являются призраками еще до смерти. Я смотрю на нее и снова замечаю открытый чемодан на кровати. В нем некоторые вещи, которых я не замечала раньше: рулон красной ленты, буквы из Скрэббла – включая квадратную «Б» из дерева и морского стекла – недостающая клавиша пианино «си-бемоль», носовой платок с вышитой на ней «Б» и страницы из маминой «Книги наблюдателя диких цветов»: бузина, бубенчик, бегония. Теперь я понимаю, что «Б» соотносится с Беатрис – полным именем Трикси. Все это время она оставляла мне подсказки, словно хотела дать мне знать, что это она. Может, она хотела, чтобы кто-то ее остановил. – Что это? – спрашиваю я, увидев в чемодане кое-что еще. – Эта книга? – отвечает она, беря потрепанный роман. – «И никого не стало» Агаты Кристи, одна из моих любимых. Хочешь взять почитать? – Нет. И я имела в виду страницы с нашими именами. – Поэмы, – улыбается Трикси. – О каждом члене нашей семьи. Как та, что я написала на стене кухни прошлой ночью. Да, это сделала я. Тебе она понравилась? Я написала такие обо всех, кроме тебя. Даже о себе, как отвлекающий маневр! Но в итоге я решила ими не делиться. Хочешь прочесть? Мне кажется, что я смотрю на монстра, и мне приходится отвести глаза. – Ты сказала, тебе помогли. Кто? – спрашиваю я. – Верно. Пойдем, закончим твои страдания. Я спускаюсь за ней вниз в потрясенной тишине, когда она сбегает по лестнице. Но я колеблюсь, когда она проходит мимо чулана под лестницей. Дверь опять закрыта, а тело Роуз исчезло из коридора. Я не так хорошо удерживаю свои мысли в узде, как раньше, они приходят и уходят как им вздумается. Но те, что сейчас толпятся в моей голове, громкие, отчетливые и пугающие. Я иду за Трикси на кухню. Всего мгновение назад я считала, что вся моя семья мертва. Но теперь один из них сидит за столом, улыбаясь мне. И мне снова кажется, что я падаю. – Здравствуй, Дейзи. Сорок девять 31-е октября 06:45 – отлив – Здравствуй, Дейзи, – говорит бабушка с улыбкой, которой я доверяла всю жизнь. У меня уходит какое-то время, чтобы придумать ответ, и даже когда мне удается, он не очень выразительный: – Я не понимаю, что происходит. – Бабушка тебя не видит и не слышит. Хочешь, я передам ей твои слова? – предлагает Трикси. – Да. Я хотела бы, чтобы ты спросила у нее, окончательно ли она слетела с гребаных катушек. – Она выругалась? – спрашивает бабушка и Трикси пожимает плечами. – Дейзи. Ты же знаешь, я не люблю брани под этой крышей. Не забывай пользоваться словами. Но я понимаю, почему ты можешь быть немного расстроена, – говорит она. Бабушка встает из-за стола, осторожно обходя Поппинс, спящую у ее ног. Я вижу, что на ней новое розовое с фиолетовым платье, украшенное птицами. Она подходит к раковине в своих розово-фиолетовых тапочках. – Я все тебе объясню, если ты мне позволишь. Но сначала я лучше поставлю чайник. У меня немного пересохло в горле, а ведь теперь уже официально мой день рождения! – добавляет она. У нее в волосах все еще виднеется немного крови и серого вещества, и огромная кровавая рана сбоку лица. Она похожа на гуля. – Я заварю чаю. Вам о многом нужно поговорить, – говорит Трикси, направляясь к чайнику. – Что ж, полагаю, всегда лучше начинать с начала, – говорит бабушка, опускаясь на свой розовый с фиолетовым стул у стола. – Это началось, когда несколько лет назад Трикси рассказала мне, что видит и слышит тебя. Сначала я решила, что она выдумывает. Но потом она начала знать вещи, вещи, которые не могла знать, если только не ты их ей рассказала. Я вспомнила все странные моменты после твоей смерти, когда из библиотеки иногда исчезали книги, а потом появлялись в твоей спальне. Страницы были загнуты так, как ты это делала, если не могла найти закладку. Подсказки были всегда. Как и обычно. – Она улыбается. – Однажды – на прошлый Хэллоуин – я увидела, как Трикси играла в Скрэббл и как буквы двигались на доске сами собой, когда наступала твоя очередь! Но потом она рассказала мне о том, что в действительности случилось в ночь твоей смерти. – Бабушка мрачнеет. – Потом мы начали все это планировать. – А что ты думала случилось со мной той ночью? – говорю я. – Дейзи хочет знать, что по-твоему случилось в ночь ее смерти, – передает Трикси прежде, чем ее спросят, ставя чайник на плиту. Бабушка выглядит такой грустной: – Твои сестры вернулись с хэллоуинской вечеринки и легли спать, ничего не сказав. Мы с твоими родителями даже не знали, что ты пропала, до следующего дня – мы думали, ты все это время была у себя в спальне и понятия не имели, что ты выскользнула вслед за ними. Мой агент еще был здесь. Помнишь, он подарил мне доску для Скрэббла в ту ночь? Ты сыграла с ним тем вечером. Это последний раз, когда я видела тебя живой. Мы с ним нашли тебя на следующее утро. Твое маленькое изломанное тело выбросило волнами на берег бухты Блексэнд. Прилив во время, когда ты упала – что случилось по нашей изначальной версии – должен был унести тебя в море и вдоль берега. Но ты была прямо там, лицом вниз на песке перешейка, словно ты пыталась доплыть до Сигласса. – Мы вызвали полицию, нас всех допросили. Они наведались к Конору и его отцу… поэтому этот глупец вскоре покончил с собой. Мистер Кеннеди нашел струйку твоей крови на фаре своей «Вольво». Конор взял машину без разрешения, поэтому Брэдли Кеннеди решил, что он случайно сбил тебя, когда ехал домой из паба. Он слишком напился, чтобы помнить, что никуда не ездил предыдущим вечером, и он сбросился со скалы в прискорбном порыве беспочвенного чувства вины. Его тело так и не нашли. Даже полиция поверила, что он виноват в твоей смерти. Тогда я пригласила Конора пожить здесь какое-то время. Его отец только что покончил с собой, а Роуз порвала с ним – хотя никто из нас не знал настоящей причины – и ему некуда было идти. Я не знала, что он тебя убил. – Я не была уверена, что Конор придет, когда пригласила его в эти выходные, но я рада, что он объявился. Никто кроме него не знает худших вещей о нашей семье, и некоторые из них я бы предпочла унести с собой в могилу. Каждый, кто прожил достаточно долго, начинает беспокоиться о своем наследии, и мне не очень нравилось мое. Теперь семью Даркер будут помнить по правильным причинам. То, что Конор приплыл на лодке, оказалось сюрпризом, но я просто перерезала веревку, которой она была пришвартована, когда вы разошлись по кроватям. – А я-то думала, что случилось с лодкой, – говорит Трикси. Она улыбается, но бабушка – нет. – Когда я узнала, что случилось с тобой на самом деле, я поделилась этим с моей невесткой, твоей матерью. Я не сказала Нэнси, как я внезапно узнала правду – она уже выжидала причину вызвать санитаров – я просто сказала, что уверена. Тогда она призналась, что уже знала. Лили рассказала ей. Много лет назад. Твоя мать разразилась рыданиями и рассказала, что один из последних докторов, к которому она тебя водила в Лондоне, считал, что у тебя был шанс прожить дольше. Для этого нужна была бы революционная операция на сердце, но она никогда не рассказывала об этой информации, о выборе, о возможности, никому, по причинам, непонятным мне. Если бы тебе провели ту операцию, ты могла бы жить до сих пор. – Я знаю, – шепчу я, но бабушка меня не слышит. Я присутствовала в Сиглассе во время этого их разговора. Вот откуда я знаю. Я помню, как бабушка с матерью сидели за кухонным столом, пили чай и говорили о докторе, который мог бы изменить мою жизнь. Я помню, как Нэнси плакала, бабушка кричала, и помню, как ни одна из них не заметила меня, всхлипывавшую в углу комнаты. Потому что они меня не видели. Но, может, я всегда была здесь. Может, я никогда не уходила. – Оказалось, что все знали о случившемся в тот Хэллоуин, кроме меня, – говорит бабушка. – Даже мой сын, твой отец. Они молчали, чтобы защитить твоих сестер, репутацию Даркеров и их будущее наследие. Поэтому-то ни один из них не заслужил ни пенни. Я не глупая и не слепая. Я знала, что мои родственники эгоистичные и злые. Но они отобрали тебя у меня, а затем солгали о случившемся, и я не могла простить их или Конора за это. Ты всегда была моей любимицей, дорогая. Ты вдохновила меня на написание моих собственных историй, ты подарила мне смысл жизни, и ради тебя мне хотелось становиться лучше. Они должны были заплатить за то, что сделали с тобой. Чайник закипает и это звучит, как крик. Бабушка бросает взгляд на поэму, написанную на кухонной стене. Родные Дейзи Даркер темнее других были. Когда одна умерла, вся семья солгала, на смерть глаза они закрыли. Бабуля Дейзи Даркер хоть старше, но не мудрее их. От ее завещания всех замутило, этим смерть она себе заслужила. Отец Дейзи Даркер всю жизнь под свою песню плясал. Его эгоизм, его пианино, свели его в гибельную трясину. Мать Дейзи Даркер была актрисой с сердцем изо льда. Не всех детей своих любила, роль потерять она заслужила. Сестра Дейзи Даркер, Роуз, была старшей из трех. Тихой, красивой и умной, но умрет она одинокой. Сестра Дейзи Даркер, Лили, была самой тщеславной из них. Эгоистичной, избалованной, самодовольной ведьмой, смерти достойной.