Взмахнул топориком – и надвое развалил ближайший широченный старый пень одним ударом. Оллер резко перестал смеяться, метнулся к Ерту и буквально вынудил дать ему топорик. Затем в изумленной тишине сосредоточенно изучал. Мне показалось, наш кузнец чуть ли не на зуб проверял его прочность. Осмотрев так и сяк, Оллер подошел к березе и рубанул по ней, еще и еще несколько раз в разных местах. Лезвие входило в дерево как в масло: ни звука, ни сопротивления. Оллер только успевал отскакивать от отваливавшихся поленьев, чтобы самому не досталось тяжеленными ветвистыми березовыми обрубками. – Это невозможно! – выдохнул он потрясенно. – Таких нигде и ни у кого не может быть… А Ерт, забрав у него свой топор, заметил с хитрой, многозначительной улыбкой: – И тем не менее, у всего второго курса есть такие игрушки. Оба парня встретились взглядами и несколько мгновений сверлили друг друга. Уж не знаю, до чего додумался Оллер, но его черные глаза неожиданно вспыхнули восхищенным интересом. – Но откуда такой металл? – удивилась Ринка. – Я в этом не разбираюсь, – пожал плечами Ерт, – и вообще, мы снова отвлеклись от дела! Оллер что-то понял! Я прочла это по его взгляду. Но, скосил на меня глаза и отвернулся, явно не желая делиться своими мыслями. Он всегда предпочитал досконально исследовать заинтересовавшую вещь, прежде чем бросаться предположениями. А жаль, я бы с удовольствием выслушала, до чего мой большой друг додумался. Вскоре мы все сидели у парочки костров, ели вкусную похлебку вприкуску с рассказами опытных магов о своих приключениях. Жизнь боевых магов неожиданно раскрылась мне с совершенно новых сторон и даже начала нравиться. В ту ночь спать я ложилась с улыбкой. * * * – Вероничка-а… – ветерком прошелестело над ухом, приятно до мурашек. Следом моего лица коснулась теплая ладонь и я распахнула глаза. – Только тс-с… – Грей приложил палец к моим губам и клыкасто улыбнулся. Я задохнулась от восторга, увидев склонившегося надо мной Грея. И обняла его за шею, крепко-крепко. – Соскучилась? – в его шепоте слышалась ласковая улыбка. – Очень-очень! – призналась я. – Я тоже, – ответил Грей. Его губы скользнули по моим скулам к губам. Прильнули в коротком жадном поцелуе, которого мне катастрофически не хватило. Но любимый отстранился и тихонечко спросил: – Сильно при прорыве испугалась? Тяжело вздохнув, испытывая стыд, кивнула: – Меня накрыло эмоциями монстров. С трудом справилась. – Понимаю, родная. Эмпатам сложнее, чем другим: двойная нагрузка на чувства и разум. Но ты быстро привыкнешь. Обещаю, дальше способность, сейчас доставляющая столько беспокойства, станет незаменимой в любом деле. Особенно в бою. – В это сложно поверить, – проворчала я. – Поверь моему личному опыту, – усмехнулся Грей, поднимаясь вместе со мной, потянул за собой. Не спали только мы и караульные – Свят и один из магов опорного пункта. Пламя костра играло бликами на рыжей шевелюре моего временного защитника, отражалось в его карих глазах. Он с нечитаемым выражением лица следил за нами с Греем, а вот второй караульный только кивнул, когда мы направились из лагеря. – Куда мы? – поинтересовалась я, подавляя зевок. – Хочу сделать тебе приятное, – двусмысленно ответил Грей и, отметив мой подозрительный прищур, пояснил: – Проверим твои полетные навыки. Не зря же ты тренировалась столько времени? Я любила Грея безмерно, но после тяжелого и нервного дня откровенно хотела спать, а не устраивать ночные полеты. Однако, уныло вздохнув, послушно выпустила крылья и поднялась следом за любимым. Он летел впереди, уверенно и легко махая огромными черными крыльями. Казалось, ни капельки не напрягаясь, в отличие от меня, прилагавшей усилия, чтобы успевать за ним на своих «стрекозиных» крылышках. Сначала я еще клевала носом и не спрашивала, куда именно мы летим. Но, когда дошло, в каком направлении, разволновалась. К сожалению, полет не был долгим: мышцы моей спины не настолько укрепились, чтобы я могла преодолеть длинное расстояние. Поэтому мы приземлились на полянке, освещенной луной – свидетельницей нашего чудесного ночного приключения. В лесу было темно – хоть глаз выколи. Но я узнала знакомые места, родные до щемящей боли в груди. С отчаянной недоверчивой надеждой заглядывая в лицо Грея, срывающимся голосом поделилась: – Здесь мы с отцом каждую осень собирали корни яринки. Что он задумал? Понимает ли, какую бурю чувств во мне поднял?? Его лицо с трудом различалось в ночной темноте, но большая горячая ладонь, державшая мою похолодевшую от волнения, разгоняла все страхи. – Отдохнула? – тихо спросил Грей. – Нам недолго осталось лететь. До ближайшей к лесопилке опушке. Дальше придется идти пешком, чтобы нас никто не заметил. И тем более, не узнал. – Мы… мы… к ним? – просипела я, боясь поверить. – Да Ника, мне разрешили устроить ваше свидание. Но с одним условием. Твоя семья даст клятву неразглашения об этой встрече и ее деталях. И больше вы никогда не увидитесь. – Я… да, все понимаю, – ответила, задыхаясь от счастья. – Ника, ты должна осознать, нам ставят такие условия не только ради безопасности Корпуса Защитников. В большей степени это ради безопасности твоих родных, – предупредил Грей. – Никто не должен знать, что ты с ними встречалась. И что они хоть что-то знают о тебе… о тайнах корпуса. Ты поняла меня? – Да! – уверенно выдала я, а потом не выдержала, обняла за торс Грея, приникла всем телом и выдохнула: – Спасибо! Ты самый-самый лучший! Исполнитель заветной мечты! – Надеюсь, – рассмеялся Грей, обнимая меня. – Все, не тратим время, у нас его очень мало. До рассвета мы обязаны вернуться обратно в лагерь. До лесопилки я работала крыльями как заведенная: передо мной стояла цель, к которой я стремилась всей душой, заставляя себя лететь. С опушки мы уходили как воры, внимательно оглядываясь, прислушиваясь и используя собственную эмпатию, чтобы засечь любое разумное существо. На окраине Кинсборо, надев плащи с капюшонами, мы слились с ночной тьмой. Передвигаясь по дорогим моему сердцу улочкам, прижимаясь к стенам домов, ныряя в густые кусты, довольно скоро добрались до двухэтажного добротного дома, радовавшего сердце. На первом этаже находилась просторная аптека с широкими окнами и невысоким крыльцом, заднюю часть занимали гостиная и кухня со столовой. На втором этаже были спальни: родительская, моя и братьев, Миши и Гриши. Сейчас Мишке исполнилось шестнадцать, значит, через пару лет и он будет проходить проверку на чистоту и отбор в академию. А Гришке недавно исполнилось десять. – Пойдем через сад, там задняя дверь ведет на кухню. С улицы никто не увидит и не услышит ни света, ни голосов, – шепнула я и нырнула за чуть скрипнувшую калитку. Постучаться в дверь родного дома я решилась не сразу. Так и застыла, ощущая как сердце зашлось, зашумело в ушах от волнения. И страха… Как примут меня родные? Я не успела стукнуть в дверь. Грей дернул меня к себе, прикрыв мои глаза ладонью, дверь резко распахнулась и вспыхнул свет. Спустя мгновение прозвучал папин изумленно-хриплый голос: – Вероника? – Прошу вас не поднимать шум. И предупредить родных, чтобы тоже не шумели, – тихо попросил Грей, даже в такой ситуации помня, что ночью любой звук разносится далеко. Оказалось, за спиной вооруженного топориком отца тоже с топором замер настороженный Мишка. – Господин Эйташ, вы прекрасный защитник семьи, – уважительно сказал Грей моему отцу. – Мы лишь пару раз издали лишние звуки: скрипнули калиткой и запнулись о грабли у стены дома, а вы нежданных гостей уже всей семьей с топорами встретили… Мы можем войти? Отец отступил, впуская нас и сообщая в чем дело: – Магистрат предупредил всю округу, что в Ичитаке ждут прорыв и может быть нападение монстров. Уверен, все спят вполглаза. Папа, поначалу казавшийся спокойным, с каждым словом становился виноватым и не сводил с меня напряженного взгляда. Вскоре на кухне появилась мама с Гришей. Не рассмотрев меня под плащом в полутьме масляной лампы, она, испуганно спросила: – Ромус, кто там? – Наша дочь вернулась. Вероника, – имя прозвучало у папы придушено, едва слышно. А потом… топор выпал у него из рук, а по осунувшемуся, немного постаревшему лицу побежала слеза. Он с душевной болью повторил: – Вероника! Оставив все сомнения и страхи, я шагнула к отцу и обняла так сильно, как мечтала целых два года. – Вероничка, доченька, как же ты смогла-то… – Он крепко прижал меня к груди. – Ника?! – вскрикнула мама, кинувшись к нам и обнимая меня со спины, как бы взяв в капкан своих объятий, отрезая от Грея. – Я прошу вас не поднимать шум. И говорить очень тихо, – тихо, но строго предупредил Грей. – Если все в округе ждут нашествия монстров, нас могут услышать и обнаружить в вашем доме. Этого никак нельзя допустить. Не ради нас, а ради безопасности ваших сыновей. Народ суеверный и лишних пересудов, прежде всего, вашей семье необходимо избежать. Потом могут припомнить. – Да-да, простите, – опомнился отец. А потом, рассмотрев Грея, шепотом, но с обвинительными нотками выдал: – Я вас помню! Это вы проверяли мою дочь с комиссией. И именно вы забрали ее у нас… – Папа! – шикнула я и, покраснев, призналась: – Мы здесь только благодаря Грею. Наша встреча запрещена законом, вы ведь знаете. – То есть ты не насовсем вернулась? – всхлипнула мама. – Нет, госпожа Эйташ, – ответил Грей за меня. – Ника здесь, чтобы встретиться с вами, попрощаться как следует и успокоить вас. Это была заветная мечта вашей дочери. Я не смог ей отказать, поэтому обратился к главе корпуса за разрешением на единственную встречу своей невесты с родителями. Но вы должны дать клятву, что… – Невесту? – перебила его мамуля, шокировано посмотрев сначала на меня, потом на Грея, опять на меня. – Грей – мой жених, – смущенно улыбнулась я, пожав плечами, так и не подобрав сходу нужных, правильных слов. – А он что, горбатый? – раздался удивленный вопрос Гришки. Я обернулась к Грею и взглядом спросила, о чем можно говорить. Он нахмурился, явно раздумывая, но ситуацию спасла мама: – Если Вероника его любит, то какая разница: горбатый или нет? Простите за такую встречу. – Тут она бросила досадливо-виноватый взгляд на топор у ног мужа и в руках хмурого Мишки. – Пройдемте в столовую. У нас ведь есть немного времени, правда? Сейчас я… мы с дочерью накроем на стол и покормим наших мужчин. – Мамочка, я вас очень люблю, и так скучала, ты не представляешь, – все же хлюпнула я носом, переходя из объятий отца в объятия матери.