Первое, что увидел Тротт, выйдя во внутренний двор дворца Владыки, – молодого йеллоувиньца, с изумительно каменным лицом прыгающего в сумерках туда-сюда через натянутую высоко, на уровне пояса, веревку. Сам Чет в сторону младшего ученика не смотрел. Мастер расположился на привычной уже скамье у фонтана. Светы, на удивление, не было, зато рядом с Четери сидел второй мужчина. Тоже с ключом в красных волосах, но оттенок волос был темнее, тоже высокий, гибкий и мощный. Подбородок, плечи, руки чуть шире, и взгляд спокойнее, чем у Чета, и лицо менее резкое, хотя такое же экзотическое: суженные кошачьи зеленые глаза, белая, почти перламутровая кожа, широкие и резкие скулы, орлиный нос с характерной горбинкой. Макс присмотрелся в спектре и чуть не присвистнул, забыв и о слабости, и о желанном сейчас молоке, – силы у гостя было куда больше, чем у Четери, и била она ровно, как огромный фонтан. Тот самый Владыка Нории Валлерудиан, о котором говорил Чет? – Нории, вот и мой ученик, – с усмешкой, но приветливо сказал Четери. – Макс. Дракон невиданной мощи оглядел инляндца с ног до головы, чуть нахмурился, кивнул. – Черный? – Учеников не по стихии выбирают, – с едва заметным предупреждением проговорил Четери. – Твоя территория, тебе решать, – согласился Владыка. – Позволишь посмотреть? – Даже поучаствовать, если захочешь, – Чет встал. Макс умывался, жадно глотал молоко из кувшина, чувствуя на себе задумчивый взгляд второго дракона. А Мастер жестом поманил к себе двух девушек, почтительно дожидающихся у дверей, что вели во дворец. – Начинайте. Девушки уселись у кустов, покрытых ярко-белыми цветами, прямо на лазурную плитку двора. Достали инструменты – флейту и странные костяные пластинки, надеваемые на пальцы. И завели мелодию – сначала робко, тихо, а затем уже во всю мощь. Пластинки на пальцах отбивали быстрый ритм «тук-тук-тук-тук» – быстрее, чем стук сердца у бегущего человека, быстрее, чем стук копыт у несущегося жеребца, – а флейта вела свою песню, соединяя удары в единую тропинку. – Вей Ши, – окликнул Чет прыгающего, – слышишь ритм? – Да, учитель, – отозвался тот не останавливаясь. Говорил он с трудом. – Рассчитывай прыжок на четыре. И делай сколько сможешь. На нас не отвлекайся. Заденешь веревку раньше, чем через три сотни прыжков, – сам пойдешь на ворота. А оттуда – снова прыгать. – Да, учитель, – ровно насколько мог ответил внук императора. В глазах его горело упрямство. – А твои методы не меняются, Мастер, – насмешливо заметил Нории. – А зачем? – откликнулся Чет. – Если они работают? Дракон повернулся к Максу. Тот уже снял рубашку, ботинки, разминался, крутя руками, поворачиваясь, наклоняясь. Во двор тихо пробралась Света, улыбнулась мужу, но не подошла. Села рядом с девушками – постеснялась потревожить Владыку? – Восстановился? – В руках Четери появилось оружие. – Начнем. Доставай клинки. Слушай музыку. Ни на что не отвлекайся. Читай ритм. Вникнешь – мелодия всегда останется с тобой. Тук-тук-тук-тук. Лейся, музыка, лейся. Свисти, сталь, свисти. Опять ты смотришь в глаза смерти, и опять внутри страх смешивается с безумным, бесконечным восторгом боя. – Хорошо. Быстрее! Тук-тук-тук-тук. Флейта как волшебная нить несет тебя над землей, и тело становится гибким, быстрым, и руки удлиняются до острия клинков. – Хорошо. Еще быстрее. Следи за левой рукой. Пока слабая. Тук-тук-тук-тук. К сухому щелканью пластин присоединяется новый звук: краем глаза ты видишь, как Светлана начинает отбивать в ладоши тот же быстрый ритм, что сопровождает тебя уже минуты или часы. – Не отвлекаться! Звенят клинки, поет флейта, и опять исчезает мир вокруг, и время пропадает, останавливается, словно наблюдая за боем. Ритм не ускоряется – ускоряешься ты, до грани, до боли, когда каждый поворот и прыжок грозит порвать мышцы, когда рукояти в ладонях почти раскаляются, а вибрация от ударов пронизывает все тело. Учитель смеется и наступает вихрем, и ты отступаешь – но держишься. Сбоку полыхает серебристая гладь Зеркала, и ты на мгновение, на какую-то долю секунды отмечаешь это взглядом – и сбиваешься, и по спине плещет болью, вокруг разлетаются брызги крови и лезвия клинков противника окрашиваются красным. И ты падаешь на колени. Флейта жалобно стонет и замолкает. – Твою мать! – потрясенно говорит вышедший из Зеркала, бледный в синеву Мартин и несется к тебе. – Стоять! – жестко рявкает Чет, ты умоляюще глядишь на друга, и Март словно на стену натыкается. – Убью! Поднимайся! – это уже тебе. – Вставай, щенок! Я кому сказал не отвлекаться? Вставай! – Дракон обидно, плашмя – как кнутом – вытягивает тебя клинком по спине, прямо поверх раны. – Я не закончил. Вставай! Бейся с рассеченными мышцами, с потрохами наружу! Пока жив, бейся! Ну! Не пошевелиться, и Мастер разочарованно обходит вокруг и отворачивается. Март глядит на тебя и одними губами спрашивает: «Помочь?» Ты качаешь головой, отстраняясь от боли, и встаешь, чувствуя, как по спине течет твоя кровь и рану дергает, словно припекает каленым железом. – Хор-р-рошо, – рычит Мастер, склонив голову, и снова прыгает к тебе, поворачиваясь на лету. В тишине, наполненной звоном и свистом стали, вдруг снова отчетливо начинают звучать быстрые хлопки – это Светлана робко заводит ритм. К ней неуверенно присоединяются пластины, и наконец вступает флейта. Но тебе это уже не важно – важно не оступиться, не упасть снова, не увидеть презрения во взгляде учителя. Кажется, ты истекаешь кровью – немеют руки, голова начинает кружиться и темнеет в глазах, – а дракон всё не останавливается. И когда уже смиряешься с тем, что умрешь сегодня, все вдруг становится отчетливым и цельным, все приобретает резкость, а в душе воцаряется безразличие ко всему, что было и что будет, – кроме одного боя. Мастер скалится и смеется, и глаза его горят красным безумием, Светлана хлопает, и в хлопках этих слышны отчаяние и мольба, – а твои глаза выхватывают удивительный белый цветок на ослепительно-зеленом фоне, и ты почти чувствуешь его запах – и падаешь в темноту, отбив один из страшных ударов. Макс очнулся от вкуса сладкого молока на губах. Четери держал его голову на коленях, чуть приподняв, и лил тонкой струйкой молоко в рот – оно проливалось мимо, смешивалось с кровью, стекало на лазурную плитку. Спину саднило, но боль была скорее фантомной. А вот слабость – настоящей. – Хорошо, – сказал Мастер ласково и гордо. – Ты лучший. Так быстро, как ты, никто не обучался. Запомни состояние последних минут, так нужно биться всегда. Но если зазнаешься и начнешь ошибаться – высеку. – Ожил? – раздался рядом встревоженный голос Мартина. Друг присел на корточки – он был непривычно серьезен. Взгляд его то и дело останавливался на плечах инляндца. – Я думал, всё. Придется мстить. Этот дракон не родственник ли нашего Алмазыча? Методы похожи. Макс криво усмехнулся и сел. Сам взял кувшин с молоком и почти с рычанием начал пить. Мартин со вздохом встал, покаянно покачался с носка на пятку. – Извини, что отвлек. Я не должен был приходить. И вы извините, Четери. – Пришел, и пришел, – отозвался дракон, аккуратно проведя рукой по спине Тротта – тот дернулся, почувствовав вливающуюся в него энергию, заскрипел зубами. – Будешь моим гостем. Зато ученику урок: всё видеть, ни на что не отвлекаться. Март помолчал. – Меня не возьмете учиться? – Нет, – строго ответил Четери. – Ты не гибкий, у тебя немного вывернута правая нога, и ты слишком тяжело дышишь. И самое главное: твое призвание – защищать, а не атаковать. Он еще что-то говорил, а Макс пил и оглядывал двор, освещенный тусклым полумесяцем. У натянутой веревки никого не было, зато в темноте на воротах маячила фигура йеллоувиньца. Света уже сидела на скамье рядом с Владыкой Нории, о чем-то с ним говорила и старалась не слишком часто поглядывать в их сторону. Слуги у второй скамьи накрывали стол, и до тошноты остро пахло едой. – Но смотреть можно? – уточнил Мартин. – И повторять? Хоть с палкой? – Смотреть я никому не запрещаю, – Четери встал. – И палку можешь выбрать любую. Обмойся, Макс. Будем ужинать. Дракон похлопал его по плечу и отошел к Нории и Свете. Тротт молча поднялся, так же молча протянул блакорийцу ополовиненный кувшин с молоком. Мартин схватил его с жадностью, выпил и затем стоял, недоверчиво разглядывая друга, пока служанки лили на него воду, вытирали. – Какой сервис. – Одна из девушек взмахнула ресницами, и барон ослепительно улыбнулся, подмигнул. И все же не выдержал: – Макс, а когда это ты тело успел расписать? – Опыты на себе ставил, – буркнул Тротт. – И ставлю. По автощитам с природными компонентами. Чтобы была минимальная защита, даже когда нет сил. – Угу, – странным тоном протянул Март, проводил отошедших служанок теплым и оценивающим взглядом. – Понятно. Не слишком ли… здесь всё жестко, Макс? Стоит оно того? – Да, – ровно отозвался Тротт, надевая рубашку. – Ты извини, – повторил блакориец. – Я сплоховал. Он хмуро проследил, как скрываются под тонким хло́пком знаки. Открыл было рот, чтобы еще что-то спросить, но его отвлек шум крыльев – фон Съедентент задрал голову и с восхищением стал наблюдать за кружащимся, спускающимся во двор драконом. Вскоре к скамье, где сидел Владыка, подошел еще один красноволосый мужчина, что-то коротко сказал. До друзей, присевших у фонтана, донесся приглушенный разговор. – Мне надо лететь, Чет. – Останься на ужин, – в голосе Мастера настойчивость. – Нет. Письмо. От нее. Надо лететь. Чет вздохнул как-то тяжело и кивнул. Подождал, пока Владыка отойдет, обернулся к магам, поманил рукой. Уже когда они рассаживались, над ними взмыл ввысь огромный белый дракон. А ужин прошел прекрасно. Март все недоверчиво косился то на молчаливого Макса, то на вернувшегося в шутливое состояние Четери – будто не он с час назад остановил его одним взглядом. И ведь правда убил бы. Но постепенно расслабился, втянулся в разговор: расспрашивал про Пески, про город, просил разрешения пройтись по нему в следующий раз – и Четери охотно отвечал, соглашался, хохотал над его шутками. Света льнула к мужу, как веточка, и мягко поглядывала на Тротта – и, к удивлению Мартина, друг общался с ней вполне доброжелательно. «С другой стороны, – размышлял блакориец, ухмыляясь, – ляпнешь что-нибудь про место женщины – и тебя нарежут на отбивные». Несмотря на случившееся, Мартин совершенно точно понял: не зря он сюда пришел. Не зря хотя бы потому, что увидел Макса почти нормальным. Почти таким, каким он был семнадцать лет назад. Нории был в Истаиле к ночи. Не одеваясь после оборота, быстро прошел мимо Зафира, застывшего с чашей дымящейся крови, и направился в свои покои. Там, в большом холле, на столике, на котором они с Ангелиной играли в шахматы, лежал бумажный пакет, опечатанный сургучом, и прикрепленное к нему письмо. Владыка осторожно, не торопясь, открепил конверт, сел на софу, открыл письмо и быстро пробежал его глазами. Усмехнулся горько, откинулся на спинку и устало закрыл глаза. В дверь поскреблись. Вошел невозмутимый Зафир, поклонился, протянул чашу – и дракон с благодарностью принял ее, начал пить. – Господин, гонец спрашивает, будет ли ответ, – сказал старый слуга почтительно, принимая чашу обратно. – Будет. Но не сейчас. Пусть отдохнет, – медленно ответил Нории. – Я ознакомлюсь с содержимым предложения и вызову его. Принеси мне еды, Зафир. – Да, Владыка, – в голосе старого кочевника промелькнуло едва заметное сочувствие. Позже, за ужином, Владыка Истаила прочитал послание от короля Бермонта. Его величество Демьян очень корректно – совсем не похоже на того взбешенного и собранного бермана, коим Нории его увидел, – высказывал сожаление о том, что первая встреча произошла при столь необычных и печальных обстоятельствах. Благодарил за помощь в исцелении, приглашал коллегу на королевский совет, который должен был состояться в субботу, и предлагал прибыть с делегацией, чтобы, пока монархи будут общаться между собой, дипломаты обсудили создание посольств, налаживание связей и подписали все необходимые бумаги. Ответ Демьяну Бермонту Нории написал очень быстро. Заверил в готовности поучаствовать в совете, поддержал все предложения. А затем еще раз перечитал послание огненной принцессы. Ровный почерк, ровные слова. Ни искры для него, ни надежды. Улетающий в ночь гонец вез письмо королю северной страны и короткую записку для посредницы. В ней было всего пять слов. «Ваше высочество, благодарю за содействие».