Очнулся Люк от потока ледяной воды и чуть не взвыл: голова раскалывалась так, будто по ней булыжником приложили. Находился он в той же комнате, в которую зашел с продажной шлюшкой. Голый, привязанный к стулу. Его вещи деловито распарывали на широкой кровати напротив, а прямо перед ним стоял Альфред Дьерштелохт, скрестив руки на груди. – Какая встреча, – просипел Люк и слизнул воду со щеки. – А вы затейник, барон. Правда, это я вас ждал к себе в гости, а не наоборот. Блакориец, не меняя выражения лица, врезал герцогу по морде – сразу пошла носом кровь, а в многострадальной голове зазвенело. – Это за чистку сапог, – пояснил барон невозмутимо и пнул Люка в живот. Кембритч замычал – стул упал назад, и опять его светлость приложился затылком. Руки придавило собственным весом и, кажется, вывихнуло запястья. – И за угощение спасибо, – простонал Дармоншир. – Всегда говорил, что блакорийцы – гостеприимный народ. – Поднять, – приказал Дьерштелохт вполголоса, и один из распарывающих одежду, поднапрягшись, поставил стул прямо. Люк задыхался от текущей из разбитого носа крови, сплевывал ее сквозь зубы. – Итак, – сказал блакориец, – зачем вы приехали в Форштадт, герцог? Люк снова сплюнул и усмехнулся. Потрогал языком передний зуб – шатается или нет. – Так вы из-за этого не дали мне порезвиться, барон? Вы просто спросить не пробовали? На кубок по трасфлаю, представляете? Сейчас ударили больнее – в колено, – и Люк долго стонал сквозь зубы, загребая ногами и смаргивая слезы. – Конкретизирую вопрос, – так же ровно проговорил Дьерштелохт. – С какой целью вы пытаетесь сблизиться с княгиней, проникнуть в окружение князя и избавить его от моего присутствия? Люк тяжело дышал, запрокинув голову, – от боли и слабости начало тошнить. Чертов безалаберный идиот! Со следующим ударом он обмяк, расслабился, закатил глаза и даже рот приоткрыл. Труднее всего было не орать от боли и не сжимать зубы. Ему приложили пальцы к шее. – Жив. – Подохнет тут у нас, начальник. Скандал будет, рыть начнут. – Не начнут. Я все устрою. Рейли, что с ментальным сканированием? Ладони на висках – и Люк старательно вообразил перед глазами и в голове черноту и пустоту. – Блок у него, господин Дьерштелохт. Не пробить. Что делать, Кембритч, что же делать? Маячок наверняка нашли, как и нож. Одна надежда, что Леймин сейчас сюда с группой ворвется. Руки связаны сзади, болят. Башка не варит. Боги… если выберусь, клянусь, буду осторожнее… Черт, кого ты обманываешь, Кембритч? Сейчас убьют ведь… хотя, если бы хотели, убили бы уже, что мешает? Странное поведение для заказчика… странное… В горле скопилась кровь. Люк терпел сколько мог, но закашлялся. – Подлечи его. Нужно, чтобы мог отвечать на вопросы. Тепло и покалывание от виты. Перед глазами все расплылось, начало клонить в сон – но снова на Люка обрушилось ведро холодной воды. Его собственный нож мелькал в руках блакорийца: тот играл им, щелкал, складывал-раскладывал – и порхала в пальцах стальная бабочка-убийца. Думай, Кембритч, думай. В окна бил ветер со снегом, за стеной протяжно застонала женщина, и Люк скосил глаза, дернул уголком рта и захохотал. «Убит в борделе» – какая сочная эпитафия, описывающая всю его жизнь. – Весело? – осведомился барон. – Мы долго можем тут смеяться, ваша светлость, но в результате вы обязательно мне все расскажете. Зачем вам броня под рубашкой? Откуда маячок в рукаве и нож в скрытом кармане? Что вам нужно от меня и от Форштадта? Ну? – Дьерштелохт зашел Люку за спину и провел лезвием по его шее, нажал острием в плечо, прямо над нервным узлом – знает, куда бить, чтобы было больнее всего. По спине потекла кровь. – Нажать? – поинтересовался блакориец. – Только нежно, – пробормотал Люк и заорал, заскулил от боли, снова забился в веревках так, что стул поехал в сторону. Левая рука онемела. Барон вынул лезвие и похлопал по ране ладонью. – Герцог, простолюдин, – сказал он небрежно, – а кровь красная у всех. Ничего не хотите сказать, Дармоншир? – Хочу, – прошептал Люк, сглатывая. Ком страха в груди начал расти, и его светлость едва успел сжать челюсть, чтобы не застучали зубы. Звук от бьющего в окна ветра вклинивался в голову, как дрель: выключите! – хотелось заорать, – выключите чертов звук! – Ну? – спросил барон. Обошел пленника, склонился к лицу: Люк силился что-то сказать, но рану на плече дергало, и в голове опять плыло. – Вы покойник, барон, – прошептал Кембритч и плюнул во врага кровью. Тот вытерся, покачал головой и наотмашь, резко ударил его ладонью по губам. – Я, Дармоншир, обязан служить. А вы отчего упрямитесь? Ведь это всё, – он щелкнул окровавленным ножом, – цветочки, сами понимаете. У вас ведь есть мать? Сестра? Брат? Не выйдет получить информацию от вас – расскажете, когда их будут резать на ваших глазах. И, поверьте, вас не найдут. А если, – он усмехнулся, – мы привезем сюда эту Рудлог, с которой вы в беседке обжимались? Думаете, нет лазеек, раз она сестра королевы? Всегда есть. Получится ли у вас молчать, когда ее будут тут расписывать на пятерых? Вот теперь у него получилось ударить по-настоящему. Люк закаменел, слушая стоны женщины за стеной и вой ветра. В голове шумело, стучало, словно молотом, а каменеющие мышцы сжались в единый спазмированный комок: герцог захрипел от боли, сглотнул, – его забили судороги, он заорал, выгибаясь на стуле. Задребезжало, застучало окно – и ставни вынесло, а в комнату ворвался поток воздуха такой силы, что людей расшвыряло, как кости, вышибло дверь. Люка вбило вместе со стулом в стену с таким грохотом, что стул треснул, развалился, и герцог, пытаясь не орать от боли в выворачиваемых суставах, увидел, как поднимается от урагана кровать и валится прямо на него. Клуб затрясло – вокруг стоял такой гул, что уши закладывало. Кричали люди, визжали женщины. А Люк, дезориентированный, слабый, вытащил из-под себя действующую руку с обломком стула, впился в веревку зубами, пытаясь ослабить узел. Не получалось. Он дергал, сжимая пальцы, шипел, понимая, что передышка заканчивается. Ветер стихал. – Ваша светлость! Ваша светлость! Кровать подняли, и Дармоншир сжался, зажмурился, улыбаясь разбитыми губами, – по глазам просто полоснуло ярким светом. В комнате слышались удары, стоны. – Леймин, – сказал он, пытаясь открыть глаза и проморгаться, – вы немного опоздали. У безопасника, разрезающего веревки, было такое лицо, будто он готов завершить начатое блакорийцем. Люк оглядывался: полная комната народу с оружием, в масках, скрученные форштадтцы, разгром, ледяной ветер, гуляющий по помещению. – Что здесь такое? – раздался пьяный голос Инландера. Его сиятельство заглянул внутрь, осекся, замотал головой. – Черт, Дармоншир, что это значит? – Мы с бароном, – сказал Люк сипло, – стеснялись вам сказать, что мы любители жестких игр. Вы не против, если мы с ним продолжим у меня? Забирайте, – он кивнул головой на Дьерштелохта. Повертел головой, принял из рук понимающего Леймина простыню, кривясь от боли в руках, обвязался ею. – Я п-против! – категорически заявил принц. – Ваше сиятельство, – раздраженно прервал его Люк и снова сплюнул кровь, – ваш цепной пес напал на меня, пытал, угрожал моим близким. Если бы не предусмотрительность моей службы безопасности, меня бы, возможно, не было бы уже в живых. И у меня один вопрос: он это делал по вашему приказу? От Инландера-младшего пошла волна недоумения, удивления, возмущения. Не в курсе. Этот не в курсе. – Вы же не хотите скандала? – продолжил Люк. – Дармоншир – не последнее по значению герцогство в Инляндии. Если вы против, я буду вынужден предать случившееся огласке. Только из уважения к вам и вашей супруге и нежелания беспокоить его величество Луциуса я предлагаю решить это дело тихо. Я выясню мотивы барона и, если захотите, верну его вам. Сами определите взыскание. Если вы тоже будете молчать, конечно. И друзья ваши. Если будут интересоваться, где милейший Дьерштелохт, – скажете, что он срочно попросил отпуск и уехал, о причинах не сообщил. Кажется, какое-то понимание о политических последствиях в Инландера-младшего все же вбили. Ибо он задумался, оперевшись на выломанный косяк, и затем обернулся: по взволнованным голосам было понятно, что на втором этаже собралась толпа народу. – Все пошли вон! – заорал Лоуренс Филипп. – В свои комнаты! Застучали по полам ноги, затихли голоса. Принц, почти протрезвевший, внимательно смотрел на Люка, оценивая его потрепанный вид, на пятна крови на полу. – Оставьте Альфреда в живых, – попросил он. – Он верно служил мне, и я верю, что это какое-то недоразумение. И да, я планировал утром выкупить его у вас обратно. По пьяни предал друга. Прости, Альфред. Люк посмотрел на барона – тот, с вывернутыми за спину руками, с заклеенным уже ртом яростно сверкал глазами. – Я подумаю, – пообещал Дармоншир, задумчиво потрогав разбитый нос. – Я хорошо подумаю, ваше сиятельство. Под молчание и мрачные взгляды князя барона вместе с его людьми вывели из клуба. Ураган, налетевший так внезапно, уходил дальше, на столицу, уже ослабев, лишь сыто и глухо ворча громом и сверкая в ночном небе молниями. Под ногами чавкал мокрый снег; удивительная гроза пришла сюда. Дождевая – зимой. Задержанных погрузили в фургон, а Люк дохромал до стоянки, плюхнулся на заднее сидение роскошного автомобиля прямо в покрытой пятнами крови простыне и застонал, откидывая голову на спинку. Открылась дверь. Рядом сел Леймин. Засопел грозно. – Молчите, Жак, – попросил Люк слабо. – Дайте лучше сигарету… да-а-а-а… а-а-а-а-а, – он затянулся, закашлялся, снова затянулся. – А коньячку нет? Безопасник с непроницаемым лицом достал фляжку, открутил крышку и поднес к губам хозяина. Машина тронулась. Люк лакал коньяк – разбитые губы так щипало, что опять выступали слезы, но тело согревалось, отпускало от позорного страха. Отстранился, снова затянулся. Покосился на безопасника. – Молчите, – опять попросил он. – Все равно вы не скажете ничего матернее того, что я уже сказал себе. Помолчал, докурил сигарету, выбросил ее на мокрые улицы Мьелнхольна. Из бара, мимо которого они проезжали, раздавался смех, кто-то играл на гармошке и пел витиеватые народные песни. Люка начало укачивать, но он упрямо вытряхнул из пачки еще сигарету, вставил ее в зубы дрожащей, ноющей рукой. Поправил простыню. – Спасибо, Леймин, – сказал он. – Спасибо. – Как вы поняли, что нужна помощь? – спросил герцог через несколько минут у безопасника, завершившего отдавать приказы по телефону. – Маячок? – Если бы, – пробурчал старик. – Маячок сейчас в княжеском замке, видимо, нашли и отправили его туда телепортом. Мы посчитали, что вы все переместились в гости к князю, тем более что на прослушке тоже тишина пошла, а в замке стоит глушитель сигнала. Насторожила перед отключением возня какая-то… но подумали, что вы забавляться начали, ваша светлость, – Леймин виновато взглянул на Люка. – У меня женщины обычно громко реагируют, – усмехнулся Люк. – Это на будущее, Леймин. – Буду знать, – буркнул тот с неловкостью. – Отправил я наблюдение и к воротам замка, на всякий случай оставил двух человек у борделя. И правильно сделал: один сметливый насторожился, что на втором этаже окна зажигаются, гаснут – не похоже, что в здании нет клиентов, – и попросил у меня разрешения разведать… обстановку. – Премию ему, Леймин, – попросил Дармоншир. – Организуем, ваша светлость. Пока он пробирался через забор, чтобы охрана не засекла, пока по саду полз… пока окна проверял – на первом этаже уже никого, пока ко второму лез… Короче везде темень, и только в нескольких горит свет. Он туда – а там вас, ваша светлость, метелят. Отполз, сообщил нам. Я сразу группу захвата отправил к нему через Зеркало, сам прошел, за нами машина выехала. Хорошо, что успели. И гроза подсобила. – Это верно, – согласился Люк, морщась от боли в плече. – Очень хорошо, что успели. А то по глазам милейшего Дьерштелохта было видно, что он уже близок к тому, чтобы лишить меня потомства. Клянусь, я никогда не думал, что могу так сильно хотеть детей. И он нервно засмеялся над собственной шуткой, не обращая внимания на мрачный взгляд старого безопасника. Они не стали заезжать в апартаменты – чтобы не дать времени гвардейцам Дьерштелохта узнать о ситуации и отбить командира, – хотя Люку срочно нужна была помощь виталиста и хирурга. Пронеслись по узеньким улочкам старого Мьелнхольна, выехали за город – там их уже ждали маг и несколько охранников. Бросили машины, вывели задержанных и через Зеркало ушли в Дармоншир-холл в Лаунвайте. Маг стойко перенес переправку большого количества людей, но вид после того, как последним вышел из перехода, он имел бледный и болезненный.