— Почему звезды? — спросила Аня таким сладким голосом, что мне захотелось прижать ее к дереву и проглотить этот звук ртом и языком. Взять его у нее и оставь себе. Она всколыхнула во мне что-то настолько неистовое, что мне пришлось подавить это чувство и взять себя в руки. Сосредоточившись на ее вопросе, я расслабился. — Они за тысячи миль отсюда. Но лишь малая часть их света рассеивает тьму. Независимо от того, какой ад творится на земле или даже в потустороннем мире, они просто продолжают сиять доброжелательным безразличием. — Существует ли такая вещь, как доброе безразличие? — Да. — Теперь я наблюдал за ней. — Объясни. — Они излучают свой свет, совершенно не осознавая или не обращая внимания на жизнь и смерть, происходящие под ними. Для них не имеет значения, выиграют ли ангелы эту войну. Или демоны. Сгорит ли весь мир. В конце концов, они все равно будут там. Постоянные и истинные. Ее глаза наполнились слезами. Не зная, что их вызвало, я все равно подошел к ней, неспособный проявлять мягкое безразличие, когда дело касалось ее. Теперь я это знал. — В чем дело? Я провел пальцем по ее щеке, ловя и вытирая слезу, когда она соскользнула. — Тьма не может победить, — прошептала она. — Нет, — я покачала головой. — И ты думаешь, я этого хочу? — Конечно, нет. Ты веришь в красоту звезд. — Она улыбнулась, печально приподняв бровь. Затем она подняла глаза. — Ты хочешь их увидеть? — Кого их? — я провел пальцем вниз по ее высокой скуле к скульптурной впадинке у подбородка. — Звезды. Я уловил это, хмуро глядя на нее. — Как? Она рассмеялась и соскользнула со ствола дерева, расправив крылья и взмахнув ими на месте. Снег кружился на земле в смерче, эффектно демонстрируя силу ее крыльев. Она хотела взять меня с собой к звездам. Она хотела дать мне то, чего я жаждал. Эта мысль ударила меня в солнечное сплетение, заставив затаить дыхание. Наконец, я покачал головой. — Я слишком тяжел даже для твоих крыльев. Она рассмеялась и шагнула прямо ко мне, обняв меня за талию. — Я могу просеять нас большую часть пути и удержать в воздухе своими крыльями, — она наклонила голову, как делала, когда пыталась что-то разгадать. — Думаешь, я недостаточно сильна? — Я знаю, что ты достаточно сильная. Я обнял ее, прижимая ее тело к своему. Она ахнула. — Мне просто интересно, может быть, это твой способ избавиться от меня? — я поднял глаза. — Это будет долгое падение. Она снова рассмеялась, большая часть звука осталась в ее груди. — Я бы никогда тебя не уронила, — ее губы сжались, когда она прижала меня еще крепче. — Я бы никогда тебя не отпустила. Она с трудом сглотнула, ее фиалковые глаза были полны эмоций, которые заставили меня нервничать, хотя я хотел, чтобы она смотрела на меня так до конца моей гребаной жизни. — Тогда возьми меня к звездам, детка. Она крепко сжала руки и захлопала крыльями, глядя вверх. Мне потребовалось все мои силы, чтобы не наклонить голову вперед и не попробовать ее молочно-белую кожу, но последнее, чего я хотел, это чтобы ее сосредоточенность сбилась. Мы согнули ноги и как только оторвались от земли, она потянула нас в вверх. Быстрое скольжение в серое бесконечное пространство, не более двух морганий глазами, и она выхватила нас, сильно хлопая своими сильными крыльями. Они действительно были достаточно сильны, чтобы удержать нас обоих, когда она потянула нас выше сквозь влажный, холодный пар облаков, пока мы не оказались в ночном пространстве. — Смотри! Аня смотрела вверх. Она была в восторге. Так же, как и я. Да, звезды были сюрреалистичными и удивительными с такой высоты. Они укрепили мою веру в то, что даже в апокалипсисе все было в порядке с миром. Отсюда они не просто виделись ближе, они чувствовались ближе. И она тоже. В то время как воздействие тысяч звезд и этого кусочка луны окружало нас с космическим восторгом, меня непреодолимо тянуло к ее свету. Тому, который был намного более блестящим и сияющим, чем все, что могли сделать звезды. Тому, который продолжал звать меня, снова и снова, напоминая мне, чего мне не хватало всю мою бессмертную жизнь. Она задыхалась, ее глаза все еще искали небеса, ее крылья бились в устойчивом ритме, удерживая нас в воздухе. — Разве это не прекрасно? — Да, — тихо пророкотал я. — Так чертовски красиво, — мой взгляд не был прикован к звездам. Ее взгляд опустился на меня, изучая мое лицо, особенно рот. В одно мгновение я был тверд как камень, и мой мозг затуманился словами, которые, я знал, раскроют больше моих слабостей. Больше от моего истинного сердца. Была ли она ведьмой, способной вытащить эту мягкую сторону меня, эту уязвимую часть, которую я так долго прятал за щитом разврата и насилия? — «Встань, солнце ясное», — моя Аня. — Я уткнулся носом в ее волосы рядом с ухом. — «Убей луну — Завистницу: она и без того совсем больна, бледна от огорченья», — я опустился ниже и лизнул сладкое местечко под ее ухом. — «Что, ей служа, ты все ж ее прекрасней». — Доммиэль, — прошептала она, дрожа в моих объятиях, ветер развивал ее волосы с лица. Я больше не мог держать свой рот подальше от нее, наклоняясь к ее губам и погружаясь глубоко. Мне нужно было прикоснуться к ней, но я не мог пошевелить руками, не ослабив хватку и не упав на землю. Я отстранился, внезапно расстроенный своей неподвижностью. Из-за моего отсутствия контроля. В ужасе от этого. — Опусти нас вниз. Аня напряглась, крепче прижимая меня к себе, но она расслабила свои крылья, замедляя темп их ударов. Мы скользнули под облачный покров, проваливаясь сквозь белый пар. Она не просеивала нас вниз, прижимая меня к себе, позволяя гравитации тянуть нас на медленный спуск обратно на землю. Это было пьянящее чувство, ощущение падения, обернутое вокруг Ани. Я не был таким идиотом, чтобы не признать, что это отражало то, что происходило со мной. Я и раньше падал с большой высоты. Я проиграл битву, восстав против небес, против собственного брата, потерял крылья и пал так низко, так низко… Только темнота и одиночество составляли мне компанию. И почему-то это даже не шло ни в какое сравнение с потерей, которую я почувствовал бы, если бы потерял Аню. Паника пустила корни в моей груди, ускорив мой пульс, когда мы спустились на высоту гор Эльзеберге. — Я держу тебя, — прошептала она, когда показались верхушки деревьев. — Именно этого я и боюсь. Ее понимающий взгляд ярко вспыхнул, когда мы замедлили ход, в поле зрения появился коттедж Нади, шлейф серого древесного дыма развернулся над верхушками деревьев. Аня забила крыльями еще яростнее, маневрируя и опускаясь прямо за ее дверью. К этому времени мы оба задыхались, все еще держась друг за друга. Она ослабила хватку, отступила назад, затем взяла мою руку — мою металлическую руку — сжала ее, как будто она была настоящей, и потянула меня к двери коттеджа. Мысль о том, что она потянулась к моей металлической руке, моей деформации, вонзила еще один острый кусок в мою плоть, через грудную клетку, ужалив чувствительный орган под ней. Аня попятилась, удерживая мой взгляд, и потянула меня в комнату. Мне было все равно, даже если она была сиреной, тянущей меня к моей собственной гибели, заманивающей меня в темные, водянистые глубины, где я испущу последний вздох. Хорошо. Возьми мое гребаное дыхание. Возьми все. Пока у меня на губах твой вкус, мне было наплевать. Я нуждался в ней за пределами разума, здравомыслия или чего-то столь же приземленного, как воздух в моих легких. Ничто другое не имело значения, кроме острого, как бритва, желания отрезать каждую часть моей жизни, которая не была с ней. Однажды я потерял свою душу, когда сражался со своим братом, лишившись благосклонности Элизиума. Моя гордость была потеряна, когда я сменил преданность и был заклеймен предателем своего собственного вида. И вот я здесь, теряю свое жалкое черное сердце из-за ангела… нет, не просто теряю… Подношу его на алтарь, вручая ей кинжал и охотно ожидая смертельного удара. Потому что не было никакого способа, чтобы это закончилось хорошо. Где я был бы целым. Я был уверен в этом, как был уверен, что демоны танцуют в аду. После того, как все это закончится, вытащим мы Уриэля или нет, не будет будущего, в котором такой ангел, как она, будет идти бок о бок с таким дьяволом, как я. Сказки заканчивались тем, что рыцарь и его девушка жили долго и счастливо. Белоснежка сбежала с принцем, а не с драконом. Не было сказок, в которых злодей получал девушку. Если не считать Аида и Персефоны. Хмм. Даже тогда ему пришлось обмануть ее, взять силой в плен и держать в заложниках. Мысль о том, чтобы привязать Аню ко мне, накормить ее моей сущностью и держать ее связанной со мной, промелькнула у меня в голове. Этот собственнический порыв взять ее и удержать поднял свою яростную голову. Искушение сделать то, что подсказывали мне мои демонические инстинкты, было сильным, непреодолимым, требовательным. Почему я не слушал, я понятия не имел. Может быть, потому, что я не хотел, чтобы эти ангельские глаза смотрели на меня с ненавистью, отвращением, сожалением. Эта мысль заставила что-то похолодеть внутри меня, тот маленький огонек, который она зажгла с того дня, как я увидел ее в Дартмуре, — взъерошенную ветром, стойкую и отчаянно дерзкую. Пробираясь через гостиную, она не сводила с меня своих простодушных глаз, таща меня в спальню. — Надя сказала, что мы можем переночевать в этой комнате. Возможно, ее не будет какое-то время. — Хочешь отдохнуть? — я выгнул бровь. А Аид был не таким уж сумасшедшим и плохим парнем. В конце концов, он позволил своей королеве вернуться домой на шесть месяцев в году. Я мог бы это сделать. Мог бы отпустить ее на некоторое время, время от времени устраивать небольшой отпуск. Главное, чтобы она вернулась ко мне. Но захочет ли она? Аня отпустила мою руку и сняла куртку, затем протянула руки, расстегивая пуговицы под крыльями. Она стянула с себя рубашку, потом лифчик, позволив им упасть куда-то. Мне было все равно, куда. Сев на кровать, она расстегнула ботинки и сбросила их, затем встала и стянула брюки. Ее трусики. Я мог бы спонтанно воспламениться при виде того, как мой ангел срывает с себя одежду так быстро, как только может. И когда она стала моим ангелом? Когда мое подсознание вставило это маленькое притяжательное местоимение? Аид был дураком. Ни за что на свете я не отпущу ее на полгода. Не дам ей даже ни одного проклятого дня. Она стояла передо мной. Обнаженная. Красивая. И моя. Я сбросил куртку, но остался на месте. Она шагнула ко мне, гибкая и совершенная. Затем она опустилась на колени и потянулась к пряжке моего ремня. — Что ты делаешь, Аня? — Потому что, если она делала то, о чем я думал, я определенно собирался сгореть. — Я не уверена в механизме, — нервно сказала она, ее пальцы дрожали, — но я хочу сделать это для тебя, — ее ангельские глаза поднялись. — Для меня. Когда она расстегнула мои джинсы и нерешительно, но твердо вытащила мой восставший член, а затем открыла рот вокруг головки, глядя на меня, мой мозг затуманился, и пот выступил вдоль моего позвоночника. Клянусь, я слышал, как поют ангелы, потому что это был мой момент Аллилуйи, если он у меня когда-либо был. Хор серафимов, поющих хвалу горячему рту этой лисицы и ее идеальным фарфоровым рукам, делающим непослушные, грешные вещи. Разрушительный шар мог бы пробить коттедж насквозь, и я бы не пошевелил ни единым мускулом. За исключением одного, работающего в моей челюсти, когда я так крепко стиснул зубы. Ее длинные ноги были согнуты и раздвинуты, ее колени оседлали мои ботинки. Ее дерзкие груди гордо выпирали, соски были тугими и острыми. Я заметил это только на долю секунды, потому что не мог оторвать глаз от ее рта. Ее восхитительный гребаный рот. Она, очевидно, не делала этого раньше, но ее энтузиазм затмевал все искусные минеты, которые у меня когда-либо были. Шлюхи моего прошлого были несуществующими тенями рядом с моим ангелом. Моя Аня. Когда она прижала свой язык к основанию и лизнула линию до самого кончика с тихим стоном, я задохнулся от воздуха.