Собеседник недоверчиво взглянул на следователя. — Это ведь вы тот самый следователь, что остановил мстителя в маске? — Мстителя? — усмехнулся Миронов. — Да. — Тогда вы должны понять. Что я думаю? А вдруг у нас в городе завелся еще один маньяк, второй за полгода. А органы, вы уж простите, сидят в сторонке и помалкивают, потому что кому-то где-то что-то как-то… — И он характерным жестом потер пальцы руки друг о друга. Виктор Демьянович с невольной опаской посмотрел на начальника Бурьяновских очистных сооружений — ему вдруг стало одновременно и радостно от того, что в городе еще есть думающие люди, и страшно за этого суетливого человека. Ведь он, Миронов, прекрасно знал, что в этом улье только пчелы и никакого меда, поэтому не стоит запускать в него лапу. — Послушайте, — следователь притянул к себе собеседника еще ближе, — у вас есть дети? — Да, — ответил Анатолий Парфенович с еле уловимой дрожью в голосе. — Думайте о них. А я буду думать об этих детях и женщинах. Предоставьте это мне. Я разберусь. Надеюсь, мы друг друга поняли? — Миронов постарался посмотреть на высокого мужчину перед собой как можно более строго и многозначительно, что получилось даже несколько наигранно и комично. — Поняли, — глухо отозвался Анатолий Парфенович, после чего Виктор Демьянович развернулся и быстро зашагал в сторону предполагаемого выхода с территории очистных сооружений. Теперь он направлялся в ОВД, где хранилась вся информация по обнаруженным телам. Все папки с делами МВД забрал в уголовный розыск, чтобы они, на всякий случай, всегда были под рукой. Тела действительно сильно изуродовало от долгого пребывания в воде, поэтому какое-либо опознание становилось затруднительным, однако, что удивительно, никто и не обращался в полицию насчет найденных тел. То ли это какое-то роковое совпадение, то ли этих людей никто никогда не искал. Абсолютная тишина сопровождала каждую новую страшную находку в бассейнах и трубах блоков очистки отработанной воды. Некоторые найденные тела подростков были совсем голые, часть мальчиков одета в белые рубашки и черные брюки, девочки в платьях — совпадение ли? На руках — следы от уколов. Кто-то очень хотел, чтобы никто и никогда не связал эти убийства. И действительно, если бы тому мальчику не удалось выжить, если бы Миронова не мучили эти ночные кошмары-видения, если бы участливый начальник сооружений очистки воды не позвонил по номеру телефона, указанному в новостях, которые по счастливой случайности удалось посмотреть его жене, а впоследствии и ему самому, то, пожалуй, никто и никогда не связал бы эти события в единый клубок. Впрочем, и сейчас мало кого можно было бы убедить в том, что все произошедшее взаимосвязано, но Миронов прекрасно знал, что кто-то очень сильно прокололся на этом мальчике и трупах в коллекторах, и теперь осталось выяснить, кто погубил столько невинных детских, и не только, жизней. — Коллеги, — обратился Миронов к полицейским и следователю, которых он попросил о небольшой приватной беседе, как только пришел в нужное ОВД, — наверное, вы уже слышали про мальчика, которого нашли на дороге? Присутствующие кивком дали понять, что понимают, о чем он говорит. — Есть предположение, что неопознанные трупы, которые были обнаружены на территории Бурьяновских очистных сооружений, имеют к этому делу непосредственное отношение. — Вы серьезно? — нарочито громко воскликнул коллега-следователь, мужчина лет тридцати, с короткой стрижкой и надменным лицом. — Абсолютно, — игнорируя любое проявление эмоциональности со стороны собеседников, строго произнес Миронов. — Я хочу знать все подробности следствия, документы, фотографии. — И что теперь? Вы затаскаете нас по проверкам? Почему это мы не заметили какую-то призрачную взаимосвязь? — набирая обороты, продолжил коллега. — Да у нас полгорода наркоманов, работать негде, да даже если бы и было, никто не хочет свои ручки марать за мизерную зарплату. Я здесь сижу и пытаюсь понять, как это у меня на участке умудрились отыскать столько глухарей?! И если в сточном коллекторе находят двенадцать изуродованных трупов со следами уколов на руках, как у заправских героинщиков, или как там на жаргоне «пекарей» — плюшки, хлебушек, — у вас есть несколько вопросов, как я решил, что они наркоманы?! Вы приходите сюда, и что? Что вы хотите у меня спросить? Задавайте свои вопросы. Заманали своими проверками. Дело надо делать, вот что я вам скажу. — Вы чего? — удивился МВД. — Вы меня не так поняли! Я из уголовного розыска, а не из Следственного комитета. Это они проверками занимаются, а мне нужна просто информация — я занимаюсь этим делом, и больше мне от вас ничего не нужно, — оправдывался Миронов. Его настолько обескуражил такой стихийный и неожиданный выброс коллеги, что он просто не понимал, как дальше продолжать разговор. После некоторой паузы разгневанный собеседник смягчился и произнес: — Извините! Остальные полицейские продолжали покорно молчать, лишь наблюдая за перепалкой и как будто ожидая приказа говорить. — Просто эти проверки… Восемь месяцев и двенадцать трупов! Я уже почти год из-за всего этого нормально не спал. Что вы хотите знать? — Почему об этом никто не знал? — Потому что все были довольны версией о беспризорниках, наркоманах и проститутках. Приходили проверки. Я по сто раз объяснял одно и то же. Ну, не возьму же я виновных с потолка. Да и потом… никому не интересна смерть отбросов. — Вы действительно так считаете? — сурово произнес МВД. — А вы действительно думаете, что я похож на человека, которому на это наплевать? — Перед Мироновым сидел уже не тот следак с надменным и самодовольным лицом, каким он увидел его впервые буквально четверть часа назад, теперь это был уставший и осунувшийся человек, из которого постоянно высасывали все жизненные соки. — Это не мои слова… — А чьи? — продолжал Виктор Демьянович. — Вы правда хотите копаться в грязном белье? Забавно, как теперь странно звучит эта фраза «копаться в грязном белье». Если хорошенько подумать, то вся работа органов внутренних дел — это и есть системное копание в грязном белье. А МВД так только тем и занимался последние полгода, что копался в чьем-то чрезвычайно грязном белье, правда пока непонятно в чьем, но это дело времени… Так что подобное копание — это не совсем то, о чем сейчас стоило говорить этому молодому, по сравнению с Мироновым, следователю, но Виктор Демьянович не стал развивать эту тему. — Кто приходил, писал, звонил насчет тел? Родители, родственники — хоть кто-то их искал? — Нет. Никто. Абсолютная тишина. Слушайте, я неплохо делаю свою работу, как мне кажется, не хуже многих. Прежде всего, когда выловили первые тела, я и сам не подумал на что-то серьезное, решил, что совпадение. Уколы на руках указывали на то, что подростки принимали тяжелые наркотики. Там, где наркотики, всегда есть место криминалу. Кого искать? Не они первые, не они последние! Начиная со второго десятка, я и сам стал задумываться: как это так? У меня на участке стабильно вылавливают детей и женщин, все наркоманы, у всех подчистую на теле следы насилия, как физического, так и сексуального, подростки одеты в одну одежду. Но где искать? По базам потеряшек не найдешь — у них вместо лиц каша, по нашим базам тоже ничего. Откуда они там — тоже не выяснить. Я давай к начальству. Начальство: «Тебе проблемы нужны? Не можешь найти — не трать наше и свое время». Начали приходить ежеквартальные проверки, но фактически никому и дела не было, просто никто не хотел двенадцать висяков в районе, вот и все. Вчера по телевизору показывают этого мальчика, я уже и сам хотел позвонить, но в новостях было только про коллектор — откуда ж я знал, что это не простое совпадение, сегодня приходите вы. — Теперь эти дела переходят ко мне. Пришлите, пожалуйста, все, что есть. С начальством согласуем. — Миронов был жесток со своим коллегой, он не испытывал к нему антипатии, скорее, наоборот, он прекрасно его понимал: среда заела, начальство затюкало и тому подобное, — но сейчас у него не было ни малейшего желания успокаивать молодого следователя, все силы он хотел употребить в дело, так что мысли были направлены исключительно на факты. — Спасибо вам за помощь. На выходе он обернулся и печально произнес: — Не завидую я вам. — Почему? — тихо и враждебно буркнул коллега. — Потому что знаю, по какому принципу будут искать виноватых. По принципу, кто ниже сидит, кого проще… Но, надеюсь, все обойдется. — Ну а вы? — нахально, как в начале разговора, снова надев на себя масочку надменности, произнес следователь. — Вы что же, не боитесь? — Боюсь… — тихо буркнул МВД. Как же так? Следователь Миронов — и боится? Это не тот герой, о котором показали не один десяток новостных выпусков полгода назад после смертельной схватки с убийцей! «Кто вообще сказал, что я герой?» — раздраженно думал Виктор Демьянович. МВД действительно боялся. Каждый новый шаг в бездну давался ему с невероятными усилиями, каждый вдох и выдох в этой темноте казались ему невероятно громкими и способными привлечь много внимания со стороны всякой нечисти. Он боялся за себя, за Свету, за Степу, боялся за своих друзей, боялся того, что кого-то из них может постичь та же участь, что и Леху. Ему действительно было страшно, порой до панических состояний, но никто не говорит, что страх — это ненормально. Просто он не собирался ему поддаваться. Виктор Демьянович боялся, но шел вперед, несмотря ни на что, потому что знал: все так, как должно быть. И остановить его теперь может только смерть. С тех пор начался бюрократический и дежурно рабочий ад. Миронову пришлось досконально изучить информацию по каждому из двенадцати найденных тел, а для начала получить их на полных и безоговорочных правах следователя, ведущего это дело. Приходилось убеждать всех и каждого, что все эти тела взаимосвязаны, что город имеет дело с преступником или целой преступной группировкой, намного более опасной, чем убийца в маске прошлогодней давности, который оставил восемь шрамов на сердцах невинных граждан, родственников жертв серийного убийцы. Ценных улик не было никаких, догадок — море, радиус возможного нахождения преступника был огромен, те немногие зацепки, которые были вытянуты из снов и видений МВД, нельзя было без оснований предъявить начальству. Поэтому Миронов решил притянуть все за уши и идти ва-банк. На теле нескольких жертв были найдены следы укусов предположительно собаки или другого схожего по размерам лесного животного, например, волка. Виктор Демьянович точно знал, что эти следы принадлежат клыкам овчарки, поэтому решил выдать вероятное предположение за единственно верное. Далее в бой пошла статистика. МВД теперь уже верил своим снам, а потому прекрасно знал, что преступник мужчина, скорее всего, славянской внешности, говорит без акцента, возраст 35–40 лет. Это описание прекрасно подходило под все наиболее распространенные статистические данные об убийствах и преступлениях последних десятилетий, поэтому под статистику оно и было подогнано. К тому же подвал, показания мальчика о большом доме, в котором по меньшей мере пять и более комнат — все это давало какой-никакой, а портрет подозреваемого. Затем начался целый цирк с тем, чтобы убедить вообще кого бы то ни было из начальства объявить розыск — приметы были настолько неопределенны, а новых тел не обнаруживалось, так что пришлось попотеть. В итоге розыск был объявлен, а сразу за ним начали поступать в невероятных количествах звонки о возможных подозреваемых — чуть ли не каждый второй житель города подходил под описание преступника. Энтузиазм Миронова гасили. А между тем он так отвлекся от своих личных поисков и полностью переключился на это дело, что, казалось бы, все вокруг должны радоваться, что одержимость следователя направлена на благо, на раскрытие преступления, на его исконное и неотъемлемое занятие — на работу, однако и тут он всем доставлял многовато хлопот. Дурак… То ли не боится самого черта, то ли с ума сошел, то ли выслужиться хочет — думали про него сверху, снизу, сбоку — изо всех углов. Впрочем, теперь было меньше разговоров о взрыве, об убийце в маске, хотя в то же время пристальность внимания со стороны начальства и Следственного комитета никуда не делась. Он еще не раз встречался с Виталием Германовичем, не раз беседовал с ним. Все эти беседы были какие-то невнятные. Миронову начинало казаться, что коллега пытается ему что-то сказать, но что? Поиски велись по всем фронтам. Оперативники вместе со следователем начали обходить больницы, детские сады, школы, гимназии, лицеи, колледжи, училища, компьютерные клубы, подростково-молодежные центры, церковно-приходские школы, кадетские корпусы… Все чаще в базах данных пропавших без вести стали попадаться люди-прочерки, те, про кого ничего толком не было известно, и даже те, у кого не было фотографий. Начинало складываться какое-то невероятное ощущение, что никто и никогда не объявлял всех этих жертв в розыск, что детей не ищут, что никто их не ждет, и, что самое страшное, — что их словно вообще никогда не существовало. Они как будто стерты из действительности. В какой-то момент Виктор Демьянович оказался в тупике. Можно сказать, что он и до этого был в нем, только и делал, что ходил из угла в угол, но теперь он подошел вплотную к стене. Правда, были и хорошие новости. Теперь все отделения полиции были на стреме, если не официально, то, во всяком случае, негласно все были в курсе этого дела. Все прекрасно знали об одержимости МВД и относились к ней в лучшем случае со снисхождением, но где-то глубоко внутри знали, что он слишком часто оказывался прав, а потому не было никаких оснований, кроме возможного помешательства на почве теорий заговора, ему не верить. По городу начали расползаться слухи о новом маньяке. Каких-то особых указаний от властей не поступало, но теперь мужья встречали жен с работы, а родители встречали своих детей из школ, сами водили их на кружки под возмущенные возгласы «Мам, я не маленький!» и реже отпускали гулять с наступлением темноты. Все было похоже на тихую, размеренную, но почти массовую спецоперацию. Однако от преступника не было никаких вестей. Играть в игры, которые задавал его предшественник, он, по-видимому, не собирался, да и показывать, на что еще способен, тоже. Так могло тянуться целую вечность, годами, десятилетиями, в зависимости от мотивов и психотипа того или тех, кто это совершал. Но Миронов знал — что-то скоро будет, но что? А если не будет, то неужели этот сон про мальчика будет мучить его всю оставшуюся жизнь? Порою между первой и второй жертвой проходят годы, иногда преступник, испугавшись, затихает или меняет способ совершения своих злодеяний, бывает и так, что он скрывается под чужой маской, бывает, что исчезает безвозвратно так и не пойманным, но Виктору Демьяновичу было ясно одно: если совершено двенадцать убийств и одно не закончено, то маньяк уже почувствовал запах крови и ее металлический привкус на губах, а значит, скоро он совершит еще одну ошибку, возможно, роковую. Так прошло, наверное, около недели, если не больше. С выжившим мальчиком в течение следующей пары дней постоянно случались истерики, иногда его накрывала паническая атака — отвратительное ощущение бесконтрольного животного страха, который отнимает любую способность здраво мыслить и хоть как-то функционировать, он сковывал тело и разум ребенка все чаще. Иногда мальчик просто лежал на кровати и плакал. На глупые вопросы психолога, почему он плачет на этот раз, он молчал. В результате нескольких ночных кошмаров состояние парнишки оставалось стабильно тяжелым, ткани в ступнях не заживали и перестали подавать признаки жизнеспособности, поэтому врач принял решение об ампутации, и утром ребенку удалили всю левую ступню и пальцы правой ноги. Радовало одно — руки постепенно восстанавливались. Виктору Демьяновичу было невероятно жаль этого мальчика. На его долю выпало столько жестокости, боли и страдания. Чем он все это заслужил? Неужто прошлыми жизнями, или он вынужден отвечать за поступки своих родителей? Из чего складывается подобный статус-кво? Любое действие вызывает противодействие. Поэтому если на одной земле царит мир, то где-то идет война. Так что же это значит — этот ребенок расплачивается за чужое благополучие? В этом ли заключается мировое равновесие и как в таком случае работает закон сохранения энергии? Лучший урок, который мог преподнести человечеству Бог, если он, конечно, существует, или Вселенная, — это заставить нас платить за ошибки других. Стоит помнить об этом, и о том, что за хорошую жизнь обязательно кто-то должен заплатить, и это может быть кто угодно, даже абсолютно незнакомый человек. Все, что имеет начало, имеет и конец. Белая полоса сменяет черную. Справедливости в привычном понимании нет. Если кто-то радуется, то кто-то обязательно должен горевать. Это и есть справедливость. «Вспомню об этом, когда почувствую себя безоговорочно счастливым», — с печальной усмешкой подумал МВД. Рано или поздно будет хорошо, а сейчас плохо. За все нужно платить. И если кому-то повезло, то либо за это придется расплатиться позже, либо за это уже кто-то отдал все, что было, до последней слезинки. Теперь мальчик лежал под наблюдением врачей и комиссии по делам несовершеннолетних. С ним усиленно, но деликатно работал психолог, но ничего нового узнать не удалось. Его память отказывалась помогать следствию. Однако спустя неделю после операции, даже несмотря на фантомные боли в отсутствующих конечностях, он как будто избавился от какого-то тяжелого груза, и на его лице даже появился румянец. Казалось, что все то, что его так долго тяготило, на самом деле скапливалось в его обмороженных ногах, охваченных некрозом, но вместе с операцией эти остатки прошлого, которые измучили хрупкую душу психологическим запретом на воспоминания, были удалены. Каждый новый день Миронов проводил в звонках по поисковым организациям, в просмотрах баз данных, в разговорах с новыми возможными свидетелями, с руководителями детских организаций. А вечером неспешно брел домой к своим теперь уже таким близким и теплым Свете, Степе и, конечно же, к Шустрику, который долго ревновал хозяина, привыкал к новым людям, месту, а теперь уже почти освоился, но продолжал упорно спать вместе с МВД, старательно вытесняя Свету. Словом, кровать приходилось делить на троих. День зимнего солнцестояния уже давно прошел, и, хотя светлое время суток потихоньку становилось длиннее, темнело все равно быстро. В один из таких еще несветлых вечеров Миронова охватило беспокойство, что он как-то рано забыл о смерти своего неотомщенного друга. Ему казалось, что, переключаясь на то, что теперь его занимало больше, что было, на первый взгляд, интереснее, он малодушничал, как будто боясь снова оказаться городским сумасшедшим, который гонится за призраками прошлого. На самом деле, конечно, все было не так. Он продолжал думать, размышлять, но на все его однозначно не хватало. Именно в этот же вечер он испытал огромную потребность что-то предпринять, даже пусть это будет какой-то пустяк или самая большая глупость в его жизни, лишь бы сбросить этот нахлынувший сплин и чувство вины. Поэтому он сел за компьютер и принялся писать письмо в известную теперь всему городу организацию TrickOrTreat. Как оказалось, написать им не составляло труда. На сайте, который из раза в раз блокировали, а он из раза в раз, как феникс, возрождался из пепла и появлялся снова на просторах Интернета, в разделе контактов был адрес электронной почты для связи. Видимо, какой-то защищенный ящик. Миронов прекрасно понимал, что, поддаваясь эмоциям, он сейчас совершает, возможно, самую большую ошибку в своем тайном расследовании и что благодаря его слабости на поверхность может всплыть все что угодно, а под угрозой окажется жизнь его самого, семьи и друзей. Но так было нужно. Другого выхода все равно не было — дело простаивало, буксовало на месте. Нужно было раздобыть немного информации. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, МВД позвал Арсения в круглосуточное кафе и попросил взять с собой, как он выразился, «мозги и ноутбук». — Мне надо написать письмо, но так, чтобы никто не догадался, что его написал я. Как мне это сделать? — начал следователь. — Это не так просто. У Романова за горелись глаза: казалось, он снова почуял свежий воздух нового расследования. Сеня и не догадывался, что Миронов сейчас его использует. МВД и самому не нравилось то, как все выглядит — так, словно он подставляет своего лучшего коллегу под пули. Но по-другому никак не продвинуться дальше. Следователю нужна была помощь человека, которому можно доверять если не на сто процентов, то хотя бы на девяносто. И Сеня был именно таким человеком. Теперь, пожалуй, даже больше — он был другом. У Миронова осталось не так много друзей. Вернее, их совсем не осталось. И теперь, когда начиналась крупная игра, у Виктора Демьяновича тряслись коленки под столом, потому что он прекрасно знал: один неверный необдуманный шаг — и завтра Арсения будут хоронить в закрытом гробу. Надо было действовать предельно осторожно и предусмотрительно. Но сейчас мозг МВД был словно парализован, его лихорадило. — Романов, слушай, я должен быть с тобой честен. Я тебя использую. Ты мне так преданно помогаешь, так неистово окунаешься во все авантюры, в которые я тебя впутываю. Просто знай, это опасно! И если ты не хочешь, ты можешь уйти прямо сейчас. Сеня долго и пристально посмотрел на Миронова, а затем просто сделал вид, что вообще не слышал его. Виктор Демьянович улыбнулся, ему было приятно, что хоть на кого-то он может положиться, как на себя. — Значит так… Мы все будем делать через специальный интернет-браузер, — начал Арсений и как бы подражая словам следователя произнес: — Сразу предупреждаю, это незаконно на территории нашего государства, но здесь все время меняются Ip-адреса, пароли, к тому же мы выйдем в Инет отсюда, из кафе, с помощью общественной сети, так что отследить нас сможет только сам Билл Гейтс. Заведем вам одноразовый аккаунт на любой почте, и вы отправите свое сообщение. Но для начала вы посвятите меня в ваши дела. МВД пришлось вкратце рассказать о том, что именно и кому он собирается писать, зачем все это нужно и к чему такая секретность. — То есть вы считаете, что это безопасно? — после долгой паузы начал Романов. — Я ничего не считаю, Сеня. Я просто делаю. — А вдруг эта почта — фальшивка? Вдруг это вообще не их сайт, и за вами начнут следить? Миронов добродушно рассмеялся. — Сеня, дорогой мой, за мной уже следят. Может быть, даже сейчас. Боюсь, что я перешел дорогу кому-то очень влиятельному. Но это не самое важное, главное, что… пока я жив, пока вы все здоровы, и ничего не знаете. Мне очень досадно, что приходится впутывать тебя, но знай, что я у тебя в долгу. И на этот раз Арсений не стал ничего отвечать. Ему было очень интересно находиться внутри этого расследования, быть частью этой опасной игры. Именно сейчас, как и полгода назад, он чувствовал себя по-настоящему живым, поэтому все извинения Миронова он теперь старался просто принимать к сведению. К сожалению, он не очень хорошо понимал, на какой тонкий лед ступает, а может, и не хотел знать, сейчас ему нужно было одно — мощь и драйв полнокровной жизни. — Все готово. Просто набирайте текст. — Романов повернул ноутбук экраном к Миронову и добавил: — Ну, не буду вам мешать. Пойду закажу себе чего-нибудь. МВД ненадолго остался наедине с самим собой и своими мыслями. Письмо родилось быстро, буквально за минуту. Коротко и размыто. Вот что он написал: «Доброй ночи. Не буду называть здесь свое имя. Думаю, что если вы смогли провернуть всю эту кампанию с документами и сайтами, то без проблем сможете выяснить, кто я. Одно скажу: в этом городе только мы с вами понимаем, о чем идет речь. Знаю, у вас есть информация по интересующему меня делу. Я, в свою очередь, в долгу не останусь. Для связи пишите сюда. Сеть защищена ровно настолько, насколько это возможно. Если боитесь, то можете оставить сообщение для меня в любом удобном для вас месте. Поторопитесь. Времени мало. Буду ждать. М.» Письмо казалось каким-то вымученным, путаным и уж слишком туманным из-за необходимости блюсти конспирацию. «Но если эти ребята — те, за кого себя выдают, то они сразу же поймут, о чем идет речь и от кого это письмо», — решил для собственного успокоения МВД. Поздно вечером, сразу по возвращении из кафе, Миронов лег на кровать, уставившись вверх, в пустоту и наблюдал за тем, как по потолку пробегают световые пучки от фар автомобилей, которые тихо пересекают двор в поисках парковочного места. Сегодня ему не спалось. Он пребывал именно в том состоянии, когда мозг уже не способен работать, но нервы и внутреннее возбуждение от произошедшего никак не дают отключиться. Дома все спали. Шустрик, упираясь лапами в Свету, прижался к ноге МВД и что-то урчал себе под нос. Света лежала лицом к Миронову, эротично оголив ножку из-под одеяла, и размеренно, еле слышно посапывала, в соседней комнате тоже царила тишина. Было поздно, спали все, кроме Виктора Демьяновича. Но так бывает, что не можешь уснуть, а потом проваливаешься в сон, даже и не заметив этого. Так произошло и сегодня. Около двух часов ночи сквозь дрему следователь услышал мелодию звонка и потянулся рукой к телефону. Яркий свет экрана ударил по глазам. Через мгновение Миронову удалось рассмотреть надпись «неизвестный». Сон как рукой сняло, он нажал на кнопку и произнес: