Отправив молодого человека в морг на опознание, капитан заторопился, его ждала графиня Контарин, предложившая встречу пораньше, чтобы день у всех оставался свободен. Еще раньше ему позвонило высокое начальство, затребовало все новости по двойному убийству. — Я надеюсь на вас, капитан. Это происшествие может негативно сказаться на туристическом имидже самого знаменитого города Италии и власти очень обеспокоены, мэр звонил уже трижды. — И конечно, звонила графиня Контарин, — пробормотал Флавио. — Звонила. — услышало его бурчание начальство. — Сontessa заинтересована в скорейшем задержании убийцы, и кто мы такие. Чтобы с ней спорить! — Действительно… — снова пробурчал Флавио. — Какие-то зацепки? — Не тяни. Нам за промедление голову оторвут. Повесив трубку, Флавио спустился вниз, где к нему тут же бросилась пожилая дама в кокетливой шляпке, схватила за рукав, и лихорадочно затараторила, что у него безжалостные сотрудники, которые не хотят помочь бедной вдове, отказываются принимать заявление. Другой рукой она утирала слезу вышитым шелковым платком. Сотрудники подавали непонятные знаки, но Флавио подозвал дежурного и усадил даму на стульчик. У него было еще несколько минут, и капитан остался стоять, скрестив руки, пока дежурный слушает даму. — Меня зовут Мария Антонелла Дзамбон, я живу на калле Дзен, 54. Спасибо вам, офицер, вы благородный человек. Да, я стара, но это не значит, что от меня можно отмахиваться. — Не волнуйтесь, синьора, у вас примут заявление. О чем вы хотите заявить? — Мой Пино не приходит домой уже третью ночь. Я очень переживаю. Такого никогда не было, я чувствую, что с ним что-то случилось! — Впервые Пино не приходит ночевать? — Нет, однажды он не приходил два дня, но на третий вернулся к завтраку, он меня любит, я знаю, и он — это все, что у меня есть! — Дама снова промокнула глаза. — Не волнуйтесь, синьора, всякое бывает, может он задержался с друзьями. Вы же знаете, как это бывает, заиграются в карты, выпьют лишний бокальчик… Дама уронила платок и уставилась на капитана, Флавио почувствовал, что сказал что-то не то, а в приемной установилась полная тишина. — По вашему мнению что могло случиться? — Офицер, я знаю, что Пино никогда не был святым, он часто отказывался есть, и я прекрасно знаю, кто его накормил, крашеная лахудра на углу, у нее все время из окна такие запахи, что даже у меня в квартире чувствуется. Бедный Пино, конечно, не мог устоять! — Вы должны дать нам фотографию вашего Пино. — Ох, офицер, у меня нет ни одной фотографии. — Хотя бы дайте подробное описание, чтобы мы могли начать поиски. — Вы благородный человек, офицер. Мой Пино очень красивый, никогда таких не встречала! У него белое пятно на лбу, огненно-рыжий мех… — М… что? Мех? Сотрудники начали кашлять и сморкаться, скрывая истерический смех. — Какой мех??? Женщина возмущенно уставилась на капитана. — Мех, волосы, это же очень важно! Я расчесываю его дважды в день! Мой Пино самый красивый кот в Венеции! Все соседи подтвердят! Капитан икнул, и пообещал синьоре, что Пино обязательно найдут. Рассыпаясь в благодарностях, дама выплыла из здания. Флавио повернулся к сотрудникам. Снова повисла тишина, все боялись вздохнуть. — Вы знали? Пока я тут изображал из себя клоуна, вы все знали? Ответом был гомерический хохот, не в силах больше сдерживаться, карабинеры ржали, как кони, утирали слезы, икали и махали руками. Флавио очень хотелось кого-нибудь ударить, и побольнее, но и он не удержался и захохотал вместе с остальными. Когда все наконец отсмеялись, он направился к выходу, задержался на мгновение, обернувшись к сотрудникам и объявил: — Чтобы к вечеру кота нашли! — и гордо удалился. Глава 5 Графиня встретила карабинера в сиреневом спортивном костюме и, неожиданно, ярко желтых кроссовках. — Сколько у вас света! — огляделся Флавио в просторном зале, наполненном солнцем через огромные стрельчатые окна, выходившие на канал. Система акклиматизации держала прохладу, а двойные рамы действительно отсекали все шумы. — Complimenti, сontessa! У вас прекрасный дом. Графиня пригласила его пройти в следующую комнату, гораздо меньших размеров, с лавандовыми стенами, отделанными золотом. Усадила в мягкое кресло у старинного столика у окна, отправила горничную за кофе. В тех помещениях, где побывал карабинер, было очень мало мебели, именно это, в сочетании с высокими окнами, создавало ощущение пространства, не меньшую лепту вносили высокие потолки с фресками. Изабелла Контарин прекрасно знала, какое впечатление производит цвет ее глаз, и активно обыгрывала его, от цвета стен в ее личном кабинете, где она принимала сейчас капитана, до спортивного костюма. Даже бархатная мебель в лавандовой комнате была темно сливовой, не нарушающей общей гаммы. — Я живу очень просто, довольствуюсь малым, но это малое должно быто очень хорошего качества. Это придает качество и нашей жизни, не правда ли, capitano? Сапфиры в ушах сверкнули, когда женщина наклонила голову. — Я сама проектирую пространство, если хотите, я могла бы помочь и вам. — С нашей кочевой жизнью это невозможно, — капитан представил лавандовые стены станции карабинеров и чуть не фыркнул, — благодарю вас, графиня. — Чем старше я становлюсь, тем меньше ценю материальное в этом мире. В моем возрасте пора готовиться к отъезду в другие сферы, значит нужно иметь лишь минимальное количество необходимых вещей. Вспомнив количество дворцов Контарини в Венеции, капитан снова чуть не фыркнул. — И простите меня за спортивный вид, мой урок йоги сегодня чуть задержался. Очень рекомендую, ставит на место мысли в голове и приводит в порядок тело. Если хотите, присоединяйтесь ко мне на следующем занятии, у меня прекрасный персональный тренер. — Вы очень любезны, но я не могу принять такое предложение. — Простите, капитан, я совсем забыла, что являюсь подозреваемой. Но в вашей работе столько стресса, что просто спорт не спасет, здесь нужна гармония. Вот как у нее это получается? Вроде и любезность оказала, и тонко намекнула, что подозреваемая, и похоже, даже посмеялась над этим. — подумал Флавио. — Но мне очень хочется быть вам полезной. Ведь это в моем саду найдены бедняжки. Я стала плохо спать по ночам, еще хуже, чем обычно. Поэтому я взяла на себя смелость познакомить вас кое с кем, возможно, это окажется полезным. Она с минуты на минуту будет здесь, во всяком случае я надеюсь, что она пунктуальна. Согласитесь, необязательность и непунктуальность — страшные грехи. Порой хуже прелюбодеяния, — и графиня рассмеялась нежным негромким смехом. — Она? Горничная постучала в двери кабинета и сообщила, что синьорина Алессандра прибыла. — Ну, вот, — снова тихонько засмеялась графиня, — я не ошиблась в девочке. По крайней мере этот грех ей не свойственен. В двери вошла высокая тонкая блондинка в узком платье без рукавов до колен, удивленно посмотрела на Флавио. — Как сказала графиня делла Ланте, вы прекрасно осведомлены о работе доблестных стражей нашей безопасности, дорогая. Позвольте представить вам капитана Флавио Маркона, венецианца, к моей большой радости. Капитан, Алессандра из России, она, насколько мне известно, адвокат и я уверена, что окажет вам помощь во всей этой ужасной истории. Капитан совершенно не представлял, как может помочь ему русская адвокат, а девушка вдруг рассмеялась: — Берегите голову, капитан, согласно той же графине делла Ланте, моим партнерам по расследованию обычно не везет! — Я думаю, дорогой капитан, что вы можете быть откровенным в нашем маленьком кругу. В конце концов я могу позволить себе эту слабость на склоне своих дней — обсудить расследование. Тем более, что меня оно касается напрямую. Я не буду спрашивать, подозреваете ли вы меня, капитан, вы достаточно умны, чтобы понимать, что ни я ни двое моих преданных слуг, живущих со мной уже сорок лет, не имеем никакого отношения к преступлению. А если я заплатила кому-то за услуги assasino… нет, как-то вы его сегодня называете по-другому… ах, да — киллер! — то и я достаточно умна, чтобы от этого человека не осталось ни следа в Венеции. И дорогая Алессандра не побежит в газеты, делиться информацией, и не явилась из далекой России, чтобы убить свою соотечественницу. Так что чувствуйте себя свободно, капитан. — У вас сложилось какое-то впечатление о журналисте Терранова? — Мое впечатление не отличается от впечатлений остальных в моем кругу. Журналистика сама по себе не слишком благородное дело, а желтая пресса тем более. Как там говаривал Марк Твен? Журналист это тот, кто говорит в доме повешенного о веревке. Терранова не говорил о веревке, он копался в грязном белье и в личных секретерах своих жертв, да-да, не побоюсь этого слова, именно жертв. — Его статьи когда-нибудь затрагивали вас или близких к вам людей? — Нет капитан. — графиня сказала это мягко, но у Саши сложилось впечатление, что если бы такая статья появилась, то маленькая женщина в сиреневом спортивном костюме в гостиной с золотым орнаментом решила бы этот вопрос и журналист Терранова исчез с радаров навсегда, что бы это не значило. — А женщина? Вы точно ее не видели? — Теперь я припоминаю… вы же понимаете, что ночью, разглядывая мертвое тело без глаз (Саша вздрогнула) я вряд ли узнала бы в нем живую молодую женщину, которую я конечно же встречала в музее. Я просто была несколько расстроена, вы меня понимаете.