— Да-а... Хорош горшочек! — Не горшок это вроде, а жбанчик, пиво в таких раньше ставили. Видишь, вот тут дыра? Носик был, но его не нашли, то ли шаромыга куда задвинул, то ли вовсе не было. Может, пожадничал купчишко, пожалел целую посудину в землю хоронить? Знаешь, сколько в него входит? Почти пять литров. А с золотом это почти двадцать килограммов! А вы — Шехерезада! Уходит золото-то, пока вы сомневаетесь. Да, отметил Никитин, это уже кое-что! Ай да Лызин, молодец! Это как же он орлов-то заставил работать, вон из каких осколочков корчажка собрана, совсем некоторые с ноготок. Нюх у него, как всегда, верный. Не поленился всю землю перелопатить. Тут уже не сокрытие, а хищение в особо крупных... — Ну так как, берешь дело или знакомиться будешь, инспектировать? — Лызин заметил произведенное им впечатление и снова вернулся в ироническое состояние. — А то я поищу кому передать... — А сам что, сбыть спешишь? Дело-то, похоже, интересное. Или за раскрываемость боишься? Так у тебя все в порядке, ты, как всегда, краса и гордость районных служб. — Да плевать мне на статистику, пусть за нее начальство болеет. Золото, пока горячее, искать нужно! Ушло оно, видимо, от нас, машина-то, похоже, иногородняя. — Лызин снова заглянул в сейф, извлек оттуда тощую папку, бросил на диван Никитину. — Почитай вот, мы, конечно, тоже без дела не сидим, свои крючочки и у нас есть, но остальное — ваша компетенция! Пока Никитин штудировал содержимое папки, Лызин аккуратно завернул жбанчик, осторожно, как хрустальный, поставил в сейф, сложил в лоскут красного бархата монеты и убрал туда же. — Ну вот, усек? — произнес, убирая папку. — Пойдем ко мне, давно уже тебя завтрак ждет, там и помозгуем. Мне тут рыбки вчера принесли, уха будет, баньку надо топить. — Да погоди ты с банькой! На розыск Боева подавать надо, к купцу сходить, еще что. — Что? Задело? Да не суетись ты, на розыск бумаги я еще вчера оформил, а на усадьбе теперь сторожить нечего, успеем. Пошли давай. Пошли. Протокол опознания Мною, инспектором УГРО ОВД младшим лейтенантом Молотиловым, при участии начальника отдела ГАИ ОВД старшего лейтенанта Курьянова, произведено опознание гражданином Чугиным Константином Ивановичем модели автомашины «Жигули». Для опознания Чугину К. И. были предъявлены автомобили следующих моделей: ВАЗ 2101, ВАЗ 2103, ВАЗ 2106. Все предъявленные к опознанию машины были синего цвета. Чугин К. И. на опознании указал на модель ВАЗ 2103. 20. 06. 74 Инспектор УГРО младший лейтенант Молотилов Начальник ГАИ ОВД старший лейтенант Курьянов Рапорт На учете в отделе ГАИ Чердынского ОВД состоят следующие автомобили «Жигули» ВАЗ 2103 синего цвета: 1. ПМИ 48-92 принадл. Пермякову В. Г., г. Чердынь. 2. ПТА 32-18 » Шварцу В. Г., пос. Рябинино. 3. ПМЖ 54-73 » Корионову Н. Ф., г. Чердынь. 4. ПМИ 59-51 » Власову Г. Н., с. Покча. 5. ПТГ 26-24 » Романову В. Ф., пос. Рябинино. 6. ПМШ 18-63 » Шаврину С. Г., пос. Керчево. Начальник ГАИ ОВД старший лейтенант Курьянов Рапорт Мною, инспектором УГРО ОВД Молотиловым, совместно с начальником ГАИ РОВД Курьяновым, произведен осмотр личных автомобилей «Жигули» ПМИ 48-92 и ПМЖ 54-73, принадлежащих Пермякову В. Г. и Корионову Н. Ф., а также сняты показания с их владельцев. Корионов Н. Ф. в период с 6 по 14 июня находился в командировке, машина находилась в гараже. Автомобиль Пермякова в указанные дни стоял на ремонте в мастерских лесотехникума и выезжать не мог (был снят задний мост). 21. 06. 74 Инспектор УГРО ОВД младший лейтенант Молотилов Срочно Для служебного пользования г. Чердынь Пермской области. РОВД УГРО. По поводу телеграммы Боева Г. П. № 586/12 от 9. 06. 74 сообщаем, что по указанному в телеграмме адресу находится общежитие завода «Уралмаш», Карлов Сергей Иванович в общежитии не проживает, на паспортном учете в городе Свердловске и Свердловской области не состоит. Указанная телеграмма в настоящее время находится в адресном ящике общежития. 22. 06. 74 Инспектор Свердловского УГРО старший лейтенант Шевцов 4. Скворцова Галина Петровна, научный сотрудник Чердынского краеведческого музея. 24 июня 1974 г., г. Чердынь. Домой она вернулась накануне вечером. Многодневное совещание Управления культуры и областного музея было долгим и скучным; по одной только причине она не удрала — программа его не была излишне плотной, и каждый день удавалось вместо запланированных развлечений и показательных мероприятий сбега́ть в областной архив и, зарывшись в высокие стопы дел, позабыв об остальном, погружаться в минувшее, перечитывать собственноручные записи давно умерших и забытых потомками любознательных людей: чиновников, народных учителей, купчиков, кои не подозревали никогда, что принадлежат к славной плеяде краеведов, не настаивали на своих порой весьма сомнительных открытиях и откровениях, не пытались стяжать славу или иную какую компенсацию за добровольные труды, а, тщась проникнуть целомудренным и неискушенным оком в глубину веков для собственного удовольствия и для прочтения друзьям и домочадцам, выискивали в целых еще тогда местных архивах документы, переписывали их старательно и толковали, насколько позволяли грамотность и разумение. Галину Петровну давно интересовали забытые энтузиасты, которые в каждую эпоху, в каждой стране, не гонясь за лаврами, а из одной только любви к славному Отечеству и его «гистории», отравляли медленно глаза свои бумажной пылью в темных канцеляриях, разворачивали с трепетом душевным ломкие от времени свитки и, ничтоже сумняшеся, излагали их подобным времени языком. На этот раз повезло особенно — в одном из фондов Соликамской воеводской канцелярии наткнулась она на записки чердынского городничего майора Куприянова, в которых славный сей офицер, отвечая на сухие вопросы Гералдмейстерской конторы Сената, не только излагал собственную версию происхождения «старейшего среди всех здешних градов — Чердыни», но и осмелился весьма аргументированно, проницательно и, главное, верно полемизировать не с кем-нибудь, а с самим досточтимым автором «Истории Сибирской» — действительным членом Академии Г. Ф. Миллером! Находка эта, а также приложенные майором к записке копии уникальнейших документов, несмотря на все остальные неудачи поездки, поддерживали ее, легко в общем-то ранимую, в хорошем настроении даже тогда, когда коллеги попеняли на «некомпанейность». В этом легком и радостном состоянии она и вернулась в Чердынь. Не могли его испортить ни сообщение о неизвестно куда девшемся, скорее всего сбежавшем, кладоискателе, с которым успела уже немного сдружиться, с чисто бабьим жалостливым участием в его путаной и бестолковой жизни, ни витавшие в воздухе слухи о выкопанных и вероломно увезенных сокровищах. Ни в купеческие, ни в другие какие, кроме разве археологических, в которых большей частью не золото, а бляшки медные, клады она давно уже не верила, наслушавшись о них по долгу службы довольно. Посмеявшись над досужими домыслами обывателей и посочувствовав еще раз удравшему с вилесовскими деньгами Боеву, другим же утром, несмотря на выходной, отправилась она к детскому дому, захватив с собой полевую сумку с инструментами и рулон миллиметровой бумаги. Пятый год, с первого своего лета в Чердыни, Галина Петровна обязательно и неукоснительно наблюдала за всеми земляными работами в городе. Сначала над ней посмеивались и подшучивали, потом привыкли к маленькой женщине, спускавшейся во все свежевырытые ямы и траншеи, а затем и специально стали звать и даже работы приостанавливали, если ее почему-то не было на месте. А копали в городе, хоть и строили понемногу, охотно, и в конце концов за прошедшие годы Галине Петровне удалось составить стратиграфическую карту городской территории и даже датировать основные ее элементы, обойдясь без крупных и дорогостоящих раскопок, осилить которые районный музей не мог. Поэтому и согласилась на предложение Вилесова и, отложив остальные дела, днями пропадала на купеческой усадьбе, добросовестно кругля глаза и всплескивая руками, слушая выдуманные и не совсем боевские истории, внимательно изучая тем временем все его шурфы и ямы, вычерчивая профили стенок и даже подбрасывая идеи — где еще копать; район этот, окраинный в городе XVIII-XIX веков, как раз выпадал из ее построений. Теперь нужно было осмотреть все, что накопал кладоискатель в ее отсутствие. Но все закопушки — пять или шесть ям в разных местах и траншея вдоль брандмауэра, что вырыл Боев в то время, которое просиживала она в архиве или на заседаниях, — оказались закиданными землей. «Не беда, — решила Галина Петровна, осмотрев рыхлый и уже успевший просесть под прошедшими дождями грунт, — разбросать недолго, даже лучше еще, стенки не осыпались». Оглядевшись, она заметила сидевших по-старушечьи на крылечке девчушек и подозвала их. — Здравствуйте, тетя Галя, — нестройным хором отозвались те. Подружиться с ними Галина Петровна успела еще во время кладоискательской эпопеи. Девчушки охотно помогали ей тогда — таскали конец рулетки, носили воду. — А Шкряба где? И Петька? — Они там, — махнула рукой одна из девчушек, Киселиха — Зинка Киселева, ябеда и плакса, — в карты играют! Позвать? — Позвать! — Чего звали-то? — с независимым видом, руки в карманы, через пару минут показался сам Шкряба. Рядом с ним стоял неразлучный приятель и адъютант Петька. Оба были босы. У обоих застиранные полосатые бесформенные штаны подвернуты до обветренных, исцарапанных и грязных колен. От обоих резко пахло куревом. Бесхозные эти дети стали болью Галины Петровны, даже вид этих, коротко стриженных — что мальчишки, что девчонки — сирот, при живых, но беспутных родителях, с незамысловатыми игрушками в руках, отзывался застарелой болью, будил глухие воспоминания о безотцовском собственном послевоенном детстве в затерянном в тайге и болотах Усть-Цилемском районе Нижней Печоры...