— Тишина, — сказал он. — Иди. Я спущусь через пять минут. Закрою. Проворно выскользнув за дверь, Дарья вызвала лифт и спустилась вниз. В подъезде было тихо. Услышав шум лифта, пожилая консьержка оторвала глаза от книжки, поднялась со стула, приоткрыла дверь и выглянула из своего помещения. Увидала незнакомое женское лицо и что-то хотела произнести. Но Дарья остановилась перед нею, протянула руку и посмотрела в глаза. Та сразу сонно потянулась, отступила внутрь, что-то пробурчала себе под нос и опустилась в кресло, вытягивая ноги и засыпая. Дарья прикрыла дверь. Широко распахнув двери подъезда, Велинская вышла и огляделась. Близилась ночь. Тусклый фонарь слабо освещал часть двора. Двор был пуст. Она живо шагнула к машине. Села за руль, сквозь лобовое стекло стала наблюдать за подъездом, дожидаясь Муху. Все было сделано чисто, она осталась довольна. Глеб ошибался, что она попала впросак с гипнозом. Нет, она от Ольги знала, что на него гипноз не действует. Между тем попробовала использовать этот прием. Убедиться наверняка. Убедилась. Через пять минут увидала, как из подъезда тенью вынырнул Муха и, пригнувшись, скачками пустился к машине. Дарья завела мотор. Когда Муха прыгнул на заднее сиденье, включила скорость и фары. Тронула автомобиль с места. Проехав мимо дома, свернула за угол. 10 Очнувшись, Глеб завозился и сел на полу. Затылок трещал от боли. Положив ладонь на него, он медленно осознавал, что произошло. Досада волной подкатила к горлу. «Самонадеянный баран, — пришло на ум, — даже не проверил, одна ли она в квартире!» Столько раз попадал в похожие ситуации. А ничему не научился. Провели, как лоха. А ведь должен был догадаться, почему она так уверенно держалась. Стыдно будет признаться Акламину. А придется. Но самое главное — ведь мог бы спасти Ольгу, да бездарно упустил момент. Пальцами нащупал больное место на затылке и зачем-то задумался, чем так сильно шарахнули его, будто это в настоящий момент имело определяющее значение. В ушах стоял шум. Отнял ладонь от головы — пальцы были в крови, Глеб перевалился набок, встал на колени и, пошатываясь, поднялся на ноги. Вразвалку в темноте прошел через комнату к дивану и сел. Достал носовой платок, приложил к затылку. Посидев без движения, попытался привести мысли в порядок, но логическая цепочка выстроилась не сразу. Когда наконец все расставилось по полочкам, посмотрел на часы. За окном стояла ночь. Черт побери, сколько же он пролежал на полу? Кто же такая эта незваная гостья? Откуда взялась? В чьих руках Ольга? Ни на один вопрос нет ответа. Раздраженно Корозов стал с дивана, вытащил из кармана телефон, чтобы набрать номер Акламина. Но передумал, положил смартфон на журнальный стол. Сейчас спешка уже ни к чему — незваную гостью не догонишь. Но даже если бы он задержал ее, у него нет доказательств. Она просто посмеялась бы над всеми, и всё. Поэтому и лица от него не прятала. Да, ее надо брать с поличным. Заходив по темной комнате взад-вперед, Глеб вспоминал разговор. Ничего, за что можно было бы зацепиться, ничего. Он сел, потом встал, снова сел не раздеваясь, прилег на бок на диване, прикрыл глаза, но они сами открылись, уставились в стену. Мысли в голове бурлили, как вода в паровом котле. До раннего утра не заснул. Несколько раз смотрел на часы. За окном рассвело. Наконец, опустив ноги с дивана, Глеб нагнулся к журнальному столу, взял телефон и позвонил Аристарху. Тот отозвался бодрым голосом, уже собирался на работу. Корозов коротко рассказал о происшествии. Внимательно выслушав, Аристарх спросил: — Ты запомнил ее? Хмыкнув, Глеб пробурчал: — Да что толку от этого? Там такая серенькая мышка, что запомнить трудно. Точно знаю, была в каком-то невообразимом парике и под слоем загара. Вот загар хорошо запомнил. Но сбрось парик или нацепи новый — и появится другое лицо. — Кроме лица есть другие приметы. Ты приезжай к началу рабочего дня ко мне на работу, там поговорим. В восемь утра Глеб сидел в кабинете у Акламина, и они продолжили начатую по телефону беседу. Корозов ощущал себя не в своей тарелке. Переосмыслив все, он осознавал сейчас, что был не в состоянии противостоять тем, кто оказался в его квартире. Ведь они были вооружены. Что он мог с голыми руками? Однако мог бы предусмотреть тогда, когда из машины увидал свет в окне. Но оказался не на высоте. Это угнетало Глеба и злило одновременно. Разумея состояние Корозова, Аристарх постарался направить мысли Глеба в иное русло: — Ты не гноби себя напрасно, — сказал он, неулыбчивое лицо было сосредоточенным. — Сейчас надо предусмотреть правильные ходы в будущем. — Все так, — согласился Глеб. — Но и она продумает новые ходы. Не дура. И, как видишь, не из трусливого десятка. Прет напролом. Положив перед собой лист бумаги, Акламин сделал какие-то записи, отметив про себя, что неудача, постигшая Корозова, все-таки дала отдельные положительные результаты. Стало известно, что искать нужно девушку, которая обладает гипнозом. Что выкуп все-таки затребован. Что жена Глеба жива и находится в городе. Определилось направление поиска, а это уже неплохо. Также получены внешние данные девушки. Правда, без каких-либо особых примет, но тем не менее уже известно, что девушка невысокая, стройная, с невыразительным лицом, которое, к сожалению, Глеб не смог описать для фоторобота. Связывая последние события в один узел, Аристарх склонялся к тому, что эта девушка знает Дригорович и Млещенко. И может оказаться одним из звеньев запутанной цепочки. Версия неожиданная. Акламин задумался. Так либо иначе девушка очень скоро должна будет продолжить активность, ибо затяжка в делах получения выкупа всегда чревата проигрышем. Посему все должно происходить по горячим следам, чтобы не дать одуматься Корозову и подготовить контрмеры. По такой логике действует любой преступник, выдавливая из жертвы выкуп. Вот только в данном случае предсказывать действия преступника — неблагодарное занятие. Поскольку преступником была девушка. В таких случаях логика редко срабатывает, ибо мышление и поступки женщин не поддаются мужской логике, тем более что эта девушка обладает гипнозом. Задача, с которой столкнулись опера, была не из легких. Хотя по легким тропкам они никогда не ходили. Рано утром Настя вышла из своей квартиры. Она направлялась в больницу к Млещенко. Прошло уже четверо суток, как он оказался на больничной койке, а вчера вечером ей позвонили оттуда и сообщили, что к Ивану можно прийти. Пока к нему никого не пускали, но для Насти сделали исключение потому, что она назвалась его женой. До этого звонка заглядывала в больницу один раз. Посидела у двери, посмотрела на стены, подумала, что вряд ли у нее с ним есть будущее. На душе сделалось тошно. Столько сил положила, чтобы отвадить его от баб, а их от него, а все равно один черт! Горбатого только могила исправит. Стоило на горизонте мелькнуть Римме Дригорович, как он снова распушил перья, словно петух в курятнике. Нет, не получится у них романа, не получится. Сейчас собралась к нему скорее по привычке, нежели по велению души. Жалко было дурака. Вроде с виду мужик ничего себе, в предпринимательстве хваткий, а внутри так, одно недоразумение. На бабах помешался. Целая карусель была вокруг него, а все равно в этом городе один как перст. И она тут тоже одинока. Хотя среди мужчин всегда была как рыба в воде. Много встречала парней, а притулиться не к кому. И подружек толком не имела. Есть одна, не так чтобы очень близкая, но излить душу иногда можно, однако жила та в пригороде и виделись они не очень часто. А в общем-то, кругом одна пустота. Сделала было ставку на Ивана, да получился, видимо, облом. Ничего хорошего. Настроения не было никакого. Она вздохнула. К тому же плохо спала всю ночь. Стоило закрыть глаза, как в голову лезли мысли об Иване и всплывали очертания его сгоревшего дома. Чудилось, что из него доносился бесовский хохот, что кто-то выглядывал в закопченные проемы разбитых окон. А потом перед глазами появлялось кровавое пятно на рубахе Млещенко. Настя вздрагивала и открывала глаза. Среди ночи и вовсе включила свет в комнате, и так с горящей люстрой промаялась до утра. Заснуть уже не смогла. Теперь голова была тяжелой, и даже утреннее свежее чистое солнце не обрадовало так, как всегда радовало по утрам. По лицу Насти, ласкаясь, пробежал мягкий приятный ветерок. Он коснулся ее щек и губ, а затем охватил нежно грудь и спину. Настя остановилась на мгновение, вдохнула коротко в себя его прохладу и нервно двинулась к своей машине. Ей казалось, что синий блузон сейчас сидел на ней плохо, жал под мышками, черная юбка сковывала движения, а красивая фигура из-за этого потеряла свою привлекательность. И прическа уложена неудачно. И походка была как у каракатицы. Хорошо, что во дворе никого не было, а то стало бы стыдно за себя. Издалека надавила пальцем на кнопку брелока сигнализации и даже не поняла, откликнулась машина на это или нет. Подойдя, нетерпеливо дернула за ручку двери, распахнула и села за руль. Бросила дамскую сумочку на переднее пассажирское сиденье и вставила ключ в замок зажигания. Но завести мотор не успела, потому что неожиданно для себя услыхала за спиной требовательный мужской голос: — Не спеши! Сначала поговорим! Вздрогнув, Настя резко обернулась. На заднем сиденье увидала человека в черной рубахе, которого сразу узнала, хотя раньше толком не рассмотрела лица. Это он, как призрак, появлялся перед нею ночью в квартире Млещенко. То самое широкое плоское лицо. Но на этот раз темнота не скрывала его черт. Девушке бросились в глаза коротковатый нос, глаза на широком расстоянии, взгляд исподлобья, глубокие морщины на лбу, какие бывают у стариков. Лицо неопределенного возраста. Вот просто невозможно даже приблизительно сказать, сколько ему лет. Увидеть его у себя в машине Настя никак не ожидала. Поэтому испугалась. Значит, этот парень хорошо знает не только, где квартира Ивана, но также знает, где ее жилье. От такой догадки на душе сделалось скверно, в горле мгновенно пересохло. Она с трудом выдавила из себя: — Что тебе еще от меня надо? — спрашивать, как он оказался в ее машине, было глупо. Так же, как в квартире Млещенко. Настя понимала все без слов. Но то, что он способен был без спроса влезть, куда хотел, и забрался в ее машину, ее возмутило. Страх притупился, и у девушки сорвалось с языка: — Убирайся! Муха (а это был он) усмехнулся, негромко осек: — Прикуси язык и прикрой коробочку! — Не диктуй мне! — Настя вспыхнула. — А то сейчас закричу на весь двор, что ты насилуешь меня! — А пупок не развяжется? Тогда я сам его у тебя вырежу! — Плоское неживое лицо потемнело. — Хочешь? — спросил угрожающе. Вздрогнула Настя, как от пощечины, и потянулась рукой к двери, но Муха быстро загнал свои пальцы в ее волосы и сжал кулак, притиснув голову девушки к подголовнику. Она взвизгнула от боли и ярости, не пытаясь сопротивляться. Муха за спинкой сиденья пригнулся к ее уху: — Я хочу знать, где скрывается Римма Дригорович! — Я не знаю! — выкрикнула Настя, краем глаза уловив сквозь стекла, как двери подъезда распахнулись, из них показались двое жильцов дома и пошли в противоположную сторону. Еще сильнее сжав кулак, в котором были ее волосы, он сказал: — Саднит? Вырву все волосы с корнями! Закричав от боли, Настя выгнулась всем телом. Не отпуская, Муха выдохнул ей в ухо со зловещим холодом: — Будет еще больнее, если не услышу ответа на свой вопрос! Заскулив, как собака, которой отдавили лапу, девушка пролепетала: — Я не знаю ответа на твой вопрос. Млещенко тоже искал ее, но так и не смог найти. — А ты разнюхай! Любой ценой! — голос прозвучал, как приказ. Замерев в одном положении, она не понимала, как и где могла разнюхать. Глаза уставились в потолок салона и смотрели в одну точку не моргая. — Римма обязательно должна появиться возле Млещенко! — то ли утверждал, то ли предположил Муха. Скованная болью, Настя не поняла, обронила: — Он в больнице. — Не имеет значения. Сообщишь мне немедля! — Не думаю, что она придет к нему. — Я не поручаю тебе думать! Твое дело — проследить и сообщить мне. — Я не знаю, где тебя искать, — подвывая на одной ноте, обронила девушка. — Я всегда буду рядом! — сказал сквозь зубы Муха. В эту минуту Настя вдруг вспомнила об Олеге, который тоже спрашивал ее о Дригорович и о Мухе, и выпалила: — Тебя тоже ищут! Отдернув ее голову от подголовника, Муха приподнялся над спинкой переднего сиденья и сбоку исподлобья вопросительно глянул ей в лицо широко поставленными глазами: — Говори, что тебе известно? Одним махом она выдохнула все, что знала. Он, похоже, поверил, потому что тон его голоса стал не таким агрессивным. Настя как могла торопливо описала внешность Олега. Муха ослабил пальцы, и девушка почувствовала, что кожа на голове, продолжая гореть, перестала ощущать боль. Она не шевелилась, чтобы не дать ему нового повода рвать волосы. Задышав спокойнее, не вытерпела, спросила: — И зачем всем нужна эта Римма? Ищут, как будто помешались на ней, как будто она медом намазанная! Отпустив ее волосы, Муха откинулся к спинке заднего сиденья; он, кажется, догадывался, кто мог его искать. Настя, почувствовав свободу, живо поправила прическу и пригнулась к рулю. Ждала, что он скажет. Но он холодно огрызнулся: — Не твое дело! Трогай! Не спрашивая, куда ехать, она повернула ключ в замке зажигания, нажала на педаль сцепления и включила скорость. Плавно отпустив педаль сцепления, прибавила газу. Машина мягко двинулась с места. Миновала двор и подкатила к дороге с шумным потоком транспорта. Когда в домах только начинала оживать жизнь, дорога с двухсторонним движением уже вовсю дышала этой жизнью. Автомобили неслись в две стороны. Встроиться в поток Насте удалось не сразу. Пришлось понервничать, чувствуя за спиной нетерпение своего визави. Наконец, выкатив на дорогу и проехав несколько перекрестков, она вздрогнула от резкого неожиданного требования Мухи: — Прижмись к обочине! — сказал он, а потом, после того, как она остановилась, выходя из авто, жестко напомнил: — Жду известий о Римме! И знай: я всегда рядом! — Хлопнул дверью, пробежал, пригнувшись, мимо редких пешеходов через широкий чистый тротуар и скрылся за кирпичным девятиэтажным домом. Провожая его взглядом, Настя обратила внимание, что он косолапил, как медведь. Потеряв его спину, она облегченно вздохнула. Наконец-то избавилась! Сколько раз ей еще придется смотреть в его недобрые, широко поставленные глаза? Будь он неладен! И так настроения не было, а он испортил окончательно. Повесил свои проблемы ей на шею. Провалился бы он куда-нибудь вместе с Риммой, чтоб глаза не видели ни его, ни Дригорович! Хорошее солнечное утро уже кажется колючим и раздражающим. После разговора с Акламиным Корозов немедленно стал предпринимать меры по поиску Велинской. Просто сидеть и ждать было невыносимо. Дальше могут опять произойти непредсказуемые события, а потому хотел опередить их или хотя бы подготовиться к ним. Где ее искать, никто не знал, но опасность, которой подвергалась Ольга, толкала Глеба к действиям. Теперь он представлял, что похищение Ольги является одним из звеньев в цепи последних событий. Ход мыслей его разыгрался так, что он предположил, что Велинская может иметь отношение к тому, что происходило с Риммой, с Ганилевским, с Млещенко. Поручив начальнику охраны Исаю установить наблюдение за всеми, кто имел хоть какое-то отношение к этим людям, Глеб надеялся, что возле них Дарья также может всплыть. Зачем — неизвестно, но вероятность такая есть. Он интуитивно ощущал, что подобное развитие событий исключать нельзя. Таким манером в круг людей, за которыми Исай немедля установил наблюдение, попали Настя и Софья Зуловская. Кроме этого, под наблюдение была поставлена пустующая квартира Риммы. Связавшись с Аристархом, он сообщил о предпринятых шагах. И тот, подумав, согласился с ними, тем более что работы у оперов было выше головы и охватить все сразу своими силами Акламин не мог. Но предупредил: — Смотри, чтобы люди Исая действовали предельно осмотрительно! А ты постоянно держи меня в курсе событий! И никакой самодеятельности, никакой! Дополнительно к этим мерам Исай усилил личную охрану Корозова, на что Глеб недовольно заметил: — Это уже лишнее, Исай. Перестраховка. — Сейчас лучше перестраховаться, Глеб, чем лопухнуться в очередной раз, — невозмутимо парировал начальник охраны. С этим спорить Корозов не мог. События приобретали бурное развитие, поэтому следовало быть постоянно начеку, готовым к любому повороту дел. Звонок секретаря оторвал Глеба от бумаг. Он отложил авторучку в сторону, взял трубку телефона. — Тут просят соединить, а кто, не говорят! — услышал возмущенную отрывистую речь секретаря. — Пусть сначала вспомнят свое имя, а потом звонят! — недовольно отозвался Корозов и положил трубку на телефон. Прошло совсем немного времени, и секретарь вновь потревожила Глеба. На этот раз голос ее был еще более взбудораженным: — Говорят, что передают привет! Не дослушав, Глеб вспылил: — Не отрывай меня от дел! В ответ голос секретаря слегка дрогнул, она запнулась на секунду и пискнула: — Ольга. Говорят, привет от Ольги.