— Проверь, живая она? Кашлянув, Вовик наклонился над Ольгой. Повернул набок. Пощупал пульс. Мотнул головой: — Живая. — И отступил в сторону. Ничего больше не сказав, Дарья шагнула к двери. Вовик двинулся следом. А Муха, все еще морщась от боли, остановился над распластанным красивым телом Ольги. — Отдай ее мне, — услыхала Дарья его просьбу. — У меня она быстро запоет все, что нужно. Приостановившись за дверью, Дарья полуобернулась, усмешливо сказала: — Мне ее песни не нужны, мне нужен лимон от ее мужа! Возьму лимон, а потом делай с нею все, что хочешь. — Но ведь ты собираешься вернуть ее Корозову! — просопел Муха. — Собиралась, а теперь — передумала. Не заслужила она. Так что твои шансы увеличились. Но ты сейчас не о ней думай. Ты найди мне Римму, а то до сих пор никакой информации! Я начинаю сомневаться в тебе, Муха! — Она направилась в ванную. Вовик скрылся в другой комнате. Муха надул губы и косолапо отправился в кухню. 12 Когда Дарья прервала разговор, Глеб, багровый от гнева, положил трубку на телефонный аппарат и шумно поднялся из кресла. Твердым тяжелым шагом прошелся по кабинету. Ковер глушил его шаги, но Глеб болезненно ощущал, как они отдавались в его голове. Ему казалось, что шаги звучали так громко, что даже в приемной должны были слышать их. Однако в приемной никто не слышал его шагов. Но секретарь догадывалась, что разговор по телефону для Глеба был неприятным, до ее слуха из-за двери доносились его редкие яростные выкрики. Двигаясь по кабинету, Глеб представлял, как Ольгу пытались насильно заставить разговаривать с ним. Шум и гвалт, который слышался из трубки, указывал на отчаянную борьбу. Ощущая свое бессилие, неспособность помочь жене, Глеб дрожал от гнева. Его всегдашняя сдержанность не управляла им. Схватив стул, он отбросил его с дороги к двери. Услышав грохот, секретарь поджалась. Грохот повторился: вслед за первым стулом полетел второй, а потом третий. Затем все стихло, тишина стояла продолжительное время — похоже, Глеб выдохнул ярость и успокоился. После этого раздался его вызов. Девушка схватила трубку и услышала привычный ровный голос Глеба: — Найди мне Исая. Тот быстро нашелся в своем кабинете. Войдя к Корозову, увидал разбросанные стулья, поднял их и остановился посередине. Глеб неподвижно стоял у своего стола. С лица полностью еще не сошла краска. — Звонила воровка, — сказал он. — Ольга точно у нее, я слышал в трубке ее крики, она в опасности! Она в опасности, Исай! — помолчал, наполняя легкие воздухом. — Тебе удалось что-нибудь накопать? Подойдя ближе, Исай достал из кармана джинсовой куртки свернутый лист бумаги и протянул Глебу. Тот развернул. На листе была распечатка номеров телефонов. — Звонила она тебе вот с этого номера, — сказал Исай, приглаживая челку. — Я навел справки о номере и нашел владелицу. Ею оказалась молоденькая девочка, которая недавно потеряла телефон, но где могла потерять, даже не представляла. Предполагает, что где-нибудь в магазине. Таким образом, история известная, надеюсь, пояснять больше ничего не надо. Эта гипнотизерша каждый день может менять телефоны. Для нее все проще пареной репы. Информация расстроила Глеба. Не стоило гонять Исая на телефонку. Мог бы и сам догадаться. — Чертова бестия! — пробормотал он. — Как же ухватить ее? Где найти зацепку? — Я сразу заглянул к Акламину и передал ему эту информацию! — продолжил Исай. — Попросил поставить под контроль звонки с этого номера. Если поставит, тогда удастся определить место, откуда они идут. Удовлетворенно кивнув, Глеб заложил руки за спину. — Рассказ бомжа, который принес пакет, то бишь сонча, как он себя называет, подтвердили его собутыльники. Не соврал! — докладывал дальше Исай. — Но, кроме того, оказалось, что один из этих собутыльников тоже по малой нужде выходил следом. Только справлял нужду не у мусорных ящиков, а за деревьями против подъезда. Ничего не попишешь: сонч. Он хорошо видел и машину, и бандита. Перетрусил, когда увидел пистолет. Обмочился даже. Но номер машины запомнил, и внешность бандита худо-бедно обрисовал. По крайней мере, теперь хотя бы кое-что у нас имеется. Я уже направил своих людей по городу на поиски этой машины. — Надеюсь, Аристарху тоже сообщил? — спросил Глеб. — Разумеется, — подтвердил начальник охраны. Выслушал его, Глеб связался с Акламиным, рассказал о последнем звонке воровки и справился: — Ты сможешь номер ее телефона взять под контроль? — Уже работаю над этим, — ответил Аристарх. — Слушай, может, мне самому позвонить ей и назначить встречу по какому-нибудь поводу? — спросил Корозов. — А там и возьмем за шиворот! — Ни в коем случае! — предостерег оперативник. — Она увидит, что ты узнал ее номер, и немедленно сменит сим-карту. Мы потеряем ниточку. Не суетись! Я понимаю твое беспокойство, но потерпи, чтобы не сделать хуже! Видимо, скоро она снова свяжется с тобой — вот тогда и обыграй эту тему, но если не получится, не лезь на рожон, чтобы не насторожить ее. Пусть думает, что полностью владеет ситуацией. Может, расслабится и сделает какую-нибудь ошибку. После того как Муха вылез из машины Насти, она, защелкнув замки дверей, посидела в тишине, успокаиваясь. Но настоящего успокоения не произошло. Если бы она знала, что Иван в больнице ждет ее не дождется, она бы неслась к нему как на крыльях. И даже этот отвратительный тип, забравшийся сначала среди ночи в квартиру к Ивану, а теперь к ней в машину, не испортил бы ей настроение. Но она знала, что этого не было, и потому направлялась к Млещенко, превозмогая свое отвратительное состояние. Последнее время, вообще, все шло не так хорошо, как хотелось бы. По большому счету произошедшие события расставили все точки над «i». Ждать чего-то лучшего вряд ли приходится. Конечно, хорошо, что Иван пошел на поправку, но ей-то что от этого? И вопрос еще, поймают ли того, кто хотел убить его? Не задумает ли он добить Ивана окончательно? Получается, ничего хорошего пока не светит ни ей, ни Ивану. Вот такой расклад в картах. Много бабья ошивалось вокруг Млещенко, а на поверку никому он здесь не нужен. Дай волю, на его деньги мгновенно припрыгают, друг дружку в кровь исцарапают, но сам он для них — пустое место. Не зря она всем этим барышням перекрыла кислород. И хоть бы одна затеяла с нею драку за Ивана. Нет. Даже ухом не повели. Может, и Римме Дригорович, если та вдруг вновь нарисуется, точно так же перекрыть кислород? Однако вряд ли получится. Она, похоже, из другого теста слеплена, с нею этот номер не пройдет. К тому же не она, а Иван егозил в ее сторону. А тут еще угрозы этого бандита. Они звучали у Насти в ушах. Она, конечно, терпеть не могла Римму, но чтобы стать наводчицей для какого-то недоноска — это уже слишком. Ведь в этом случае получилось, что она как будто оказалась в сговоре с ним. Какая дичь! Настю коробило от этого. Наконец, оторвавшись от собственных мыслей, бросив взгляд на двигающийся мимо транспорт, девушка глянула в зеркало. Ее лицо не понравилось ей. Она сделала гримасу недовольства. Поправила на груди синий блузон, еще раз посмотрелась в зеркало, растянула губы в воображаемой улыбке, вдохнула воздух и завела мотор. Тронула машину с места. В больнице, накинув на плечи белый халат и думая о том, как все плохо складывалось в ее жизни, Настя поднялась в хирургическое отделение. Прошла по коридору, обтекая медленно двигавшихся пациентов, вошла в палату к Млещенко. Он лежал в бинтах. Был бледен, слаб. Сев на стул возле его кровати, стала задумчиво смотреть на него. Иван тоже смотрел на нее. Оба молчали. И не потому, что Млещенко слаб и не мог еще нормально говорить, просто им нечего было сказать друг другу. Вот так часто случается. Когда люди находятся врозь, им, кажется, есть о чем поговорить, а когда встретятся — не находят эмоций для радости и слов для общения. Вдруг ей пришло в голову: а вот не дай бог отдаст концы Млещенко — и она сразу словно осиротеет, хотя, надо быть справедливой, последнее время возле него она тоже не чувствовала себя защищенной. Однако сейчас ей особенно стало жалко себя, очень жалко, аж защемило в груди, в глазах появилась грусть. Хоть бы слово сказал, гад! Лежит себе молчком, точно уши повесил на гвоздик, глазами хлопает, пальцем не пошевелит. И не понять, хочет ли видеть ее сейчас? — Ты хотя бы промямлил чего-нибудь. Слышишь меня? — спросила Настя. Он чуть шевельнул губами, но ничего не произнес. А ведь мог бы что-нибудь сказать. Ну просто что-нибудь. Пусть даже ни о чем. Попросту подать голос. Не отсох бы язык от этого. В груди у Насти заелозила злость. Девушка представила, как он оживился бы, если б на ее месте сейчас сидела Римма. Наверняка оживился бы, не был бы таким бездыханно-равнодушным. От этой мысли ей сделалось не по себе. — Ты не рад меня видеть? — спросила, глядя на его торчащие, чуть засаленные волосы. — Мне вчера позвонили, что ты очухался. Кто на тебя напал? Сказать можешь? Поблагодарил бы хоть меня за то, что я тебя нашла и вызвала скорую! Без меня отдал бы там концы. Молчишь? Ничего сказать не хочешь? Ну, молчи и дальше. По крайней мере, живой. Я могу больше не приходить, если не хочешь. Подумала, что, если она порвет с ним, она останется одна. А он… А зачем ей думать о том, что будет с ним? Выживет — выживет. Не выживет — умрет. Какая ей разница? От этих мыслей было горько. Смотря на Млещенко, она не могла определить для себя, чего ей больше всего теперь бояться и чего больше всего хотеть. Получалось, что она должна быть заинтересована сейчас в том, чтобы Римму как можно скорее разыскали те, кто последнее время так упорно допытывался у Насти, где Дригорович. Уж, наверное, ищут они ее не для того, чтобы погладить по головке. Видать, большой грешок водится за Дригорович. Стало быть, им надо помочь отыскать Римму. И, возможно, после этого от нее останется одно имя. Настю это вполне устроило бы. Вздохнув, она нахмурилась. За себя следовало бороться, уж так устроена жизнь. Неожиданное появление медсестры прервало ее размышления. Та вошла в палату стремительно, как будто ворвался ветер или влетела пуля. Вошла с оперативником, глянула на Настю, говоря этим взглядом, что время той закончилось. Потом повернулась к оперу, рукой показала на Млещенко, предупредив: — Только недолго. Ему много нельзя еще разговаривать. Освободив стул для оперативника, Настя отошла к двери. Опер представился Ивану, предъявил удостоверение. Млещенко слабо прореагировал. Насте подумалось, что Иван мог бы и ей несколькими минутами раньше показать, что слышит ее. И вышла за дверь. Следом за нею из двери выскользнула медсестра, улыбнулась: — Да вы не волнуйтесь, скоро бегать станет! Но она не волновалась, просто не знала, хотела ли теперь, чтобы Млещенко начал скоро бегать, или, напротив, совсем не желала этого. Чувствовала, что за нею бегать он вряд ли уже будет. В коридоре остановилась в раздумье: быть может, стоило рассказать оперативнику про нового рябого гостя, искавшего Римму. Про расщелины в зубах, про пустые глаза, про его железные пальцы. Но, подумав, решила пока не говорить, потому что боялась его слов о том, что он всегда будет рядом с нею. Что бы это значило? Вдруг он и сейчас откуда-нибудь следит за нею? Его неприятное лицо пугало ее. Выйдя из больницы, отправилась на работу. День прошел так себе, через пень-колоду. Утренние события выбили из колеи совершенно. Весь день перед глазами маячили угрожающее лицо бандита в машине и равнодушное лицо Млещенко в больнице. Много раз она пыталась отбросить от себя эти видения и с головой погрузиться в рабочие дела. Но не тут-то было! Этих усилий хватало ровно на несколько секунд, и снова в ушах звучал голос бандита и безразлично моргали глаза Ивана. Настя видела, как на нее с любопытством поглядывали окружающие, ее явно неадекватное поведение удивляло. И, возможно, некоторые хотели спросить: все ли у нее нормально? Но она своим взглядом пресекала эти вопросы, и никто их не задавал. Еле-еле дождалась конца рабочего дня. После работы забежала в магазин, купила немного продуктов и помчалась домой. Всю дорогу глазами бегала по зеркалам, высматривая, нет ли за нею слежки. Подъехав к дому, прежде чем выйти из машины, внимательно осмотрела весь двор и припаркованные авто. Она невольно искала глазами широкое плоское лицо с коротковатым носом и глазами на широком расстоянии. Ей казалось, что этот тип непременно должен находиться где-то рядом и следить за нею. И только когда нигде его не увидала, спокойно выбралась из салона, накинула на плечо ремешок дамской сумочки, одернула черную юбку, подхватила пакет с продуктами, пискнула сигнализацией и быстро пошла к подъезду с серой крашеной металлической дверью. Войдя внутрь, внизу, прижавшись к стене в потускневшей от времени серой краске, прислушалась, глянула вверх по лестничным маршам. Ничего подозрительного не услышав и не увидев, бегом пустилась по затоптанным неровным бетонным ступеням на свой этаж. На ходу достала из сумочки ключи от квартиры. Запыхавшись, подбежала к двери, торопливо сунула ключ в личинку замка. Ей казалось, что время тянется бесконечно. Особенно при повороте ключа между щелчками замка проходила целая вечность. Но наконец девушка толкнула дверь, юркнула внутрь и захлопнула за собой. Однако стоило ей войти в квартиру, как тотчас почувствовала, что в квартире что-то не так. Не могла сразу сообразить, что именно. Стояла, не двигаясь, около двери. Первой мыслью было то, что в квартире опять ее ждет этот косолапый ублюдок. Она вздрогнула от этой мысли, взялась за ручку двери. Представила перед собой его широкое лицо, и по телу пронеслись мурашки. Между тем вдруг уловила тонкий запах духов. Это были не ее духи. И от косолапого в машине были другие запахи. Она, как кинопленку, прокрутила свои мысли назад, вспоминая рябоватого с расщелинами в зубах парня. Нет, от него также не было такого запаха. Это явно был запах женских духов. Интуитивно Настя ощутила присутствие в квартире другой женщины. Крепче взялась за ручку входной двери, готовая в любую секунду распахнуть ее и броситься вон, а потом громко требовательно спросила: — Кто здесь? Мгновение стояла тишина, после чего в комнате раздалось непонятное шуршание. Настя чуть-чуть приоткрыла входную дверь, чтобы успеть выскочить на площадку. Шум в комнате усилился. И неожиданно в дверном проеме в комнату возникла фигура Риммы Дригорович: — Не бойся, Настя, это я. От изумления у Насти перехватило дыхание. Обдало холодным потом. Вот оно то, чего она больше всего не желала! Увидеть Дригорович. Только не ее! Теперь она согласилась бы увидеть щербатого или широколицего, и даже двоих сразу, только не Римму, только не ее! Что за дьявольщина такая, что они все зачастили к ней? Что этой-то от нее нужно? Откуда она взялась? Едва заметно улыбнувшись сухой улыбкой, Римма легким кивком головы поздоровалась: — Извини, пришлось побеспокоить тебя. Не бойся, я одна. — Римма стояла прямо, в сиреневом легком платье, с открытыми плечами и глубоким вырезом на груди. Красивое лицо, красивая фигура. И холодные глаза. — Я не боюсь тебя. Но как ты попала в квартиру? — Настю мгновенно, словно морской волной, накрыло негодование. — Дверь была открыта, — снова сухо улыбнулась Римма. Насте не понравилась улыбка Риммы, и она не поверила, что дверь была открыта. Она хорошо помнила, что утром закрывала дверь на замок, она всегда закрывала двери. Не было ни одного случая, чтобы она забыла вставить ключ в замок и повернуть на два оборота. Римма просто по-будничному вздохнула, поднимая вздохом грудь, и перевела разговор на другую тему: — У тебя совершенно пустой холодильник, Настя, даже нечего было пожевать. — Ты уже и в холодильник забралась! Где еще пошарила? — раздраженно спросила Настя. — Ну прости, прости меня за вторжение, мне просто некуда больше пойти! — Римма умиротворительным тоном попыталась сбить враждебный настрой девушки. — Что значит некуда? — вспыхнула та. — У меня разве здесь притон для бомжей? — Отошла от входной двери. — Хотя какой ты бомж? У тебя есть своя квартира, не сравнить с моей, есть друзья в городе — вот и шла бы к себе или к ним. А я тебе не подружка! — Мне туда нельзя, — опять примирительно произнесла Дригорович, объясняя причину своего появления здесь. — Меня ищут. Меня хотят убить. У тебя искать не станут. На лице у Насти мелькнула усмешка; знала бы Римма, что именно здесь ее искали, никогда бы не пришла сюда! Но зачем ей об этом говорить? Она не нанималась спасать Римму. И не собиралась делать этого. — Значит, есть за что! — зло сказала Настя. — Но я-то здесь при чем? Это твои проблемы. Разбирайся сама с ними. Я не хочу в твоих делах участвовать. — Но я не прошу тебя участвовать в них! — Римма, встреченная в штыки, больше не улыбалась. — Просто мне надо у тебя немного перекантоваться. Опять, словно наяву, Настя увидала перед своими глазами плоское, с широко поставленными глазами лицо бандита, и ей вдруг так захотелось сейчас, чтобы он появился в дверях, схватил Римму за волосы и вытащил вон из квартиры. Настя оглянулась на входную дверь, приоткрыла ее, потребовала: — Убирайся, тебя никто сюда не приглашал! Глубокий вздох Риммы прозвучал так, будто она спросила Настю, неужели той не жалко ее. Посмотрела на дверь досадливо, не рассчитывая уходить отсюда. Но у Насти не было жалости к Римме, напротив, усмехнулась со злорадством: — А зачем мне такая постоялица, от которой одна морока? — Подтекстом звучало другое: чем быстрее прихлопнут, тем лучше. Словно не услышав ее слов и не видя приоткрытую дверь, Римма приблизилась к девушке: — Хватит, Настя, не будем с тобой ссориться! Давай пакет, что ты его держишь в руках? Я ведь знаю, почему ты меня так встречаешь. Но твои опасения беспочвенны. Не нужен мне твой Иван. Спасибо, конечно, ему, что он посещал меня в больнице, но это только его желание. И на этом закончим. Будем считать, что отношения выяснили. Что бы Римма ни говорила о Млещенко, Настя не верила ей, а чтобы все-таки заставить ее убраться, она объявила: — Тебя искали везде, входили точно так же, как ты! — Настя не стала говорить, где конкретно искали. Если у Риммы есть голова на плечах — поймет без лишних объяснений. — Вот и хорошо — значит, второй раз уже не придут! — Римма взяла из рук Насти пакет с продуктами и неторопливо понесла в кухню. — Заблуждаешься. Обещали еще прийти! — Настя неохотно прикрыла дверь. — Наверно, многим ты перешла дорожку. Из кухни, выкладывая продукты из пакета на стол, Римма отозвалась: