— Ведь ты не меня приходил убивать! Ты приходил, чтобы убить Ганилевского! Я видела это! Почему ты его убил? Приподняв голову, Олег четко произнес: — Я люблю Софью. Он мне мешал. Выпрямившись, Римма махнула рукой. Вовик выстрелил. Тело парня вытянулось на полу, конвульсивно дернулось и сделало последний выдох. Из-под головы потекла струйка крови. Все произошло так быстро, что Настя не успела опомниться, как два мертвых тела уже лежали перед нею. Она не знала, радоваться этому или пугаться. Смерть всегда ужасна, а убийство в ее квартире — вообще невероятная жуть. Но с другой стороны, если бы не появился Вовик, что сталось бы с нею? Скорее всего, вместо этих двух трупов лежали бы трупы Риммы и ее. В первую минуту, когда она это сообразила, обрадовалась, но затем радость первого мига мгновенно улетучилась. По телу поплыла дрожь. Было страшно и то, и другое. Но что же теперь, что дальше? Сознание стало просеивать случившееся сквозь себя, и новая обеспокоенность повергла Настю в уныние и страх: ведь она теперь как бы невольный соучастник убийства. Девушка вскрикнула: — Ты обещала никого не убивать в моей квартире! Безразлично пожав плечами, как будто ничего особенного не произошло, Дригорович спокойно проговорила: — Но кто знал, что они пришли, чтобы убить нас? Ты же не хотела, чтобы они убили тебя! Естественно, Настя не хотела этого, и все-таки новый страх обуял ее не меньше. Вспомнился недавний разговор между Зуловской и Дригорович, свидетелем которого она нечаянно стала. И лицо Риммы показалось ей страшным, нечеловеческим. У девушки как-то сразу исчезло ощущение рук и ног, мысли остановили свой бег, и она через силу спросила: — Что будет с нами теперь? — Хотя этот вопрос следовало понимать иначе: что же теперь будет с нею? Едва заметно Римма усмешливо повела бровью. Такая усмешка показалась Насте чудовищной и смертельно опасной. Впрочем, это, возможно, не показалось, поскольку следом она услыхала ровный холодный голос Дригорович, от которого у девушки помертвело сердце: — С нами? Ничего. А вот твои часы пробили. Содрогнувшись, Настя обреченно глянула на Римму. Ее горячий характер как будто затух в потоках чужой крови. В другой обстановке она бы яростно кинулась на Римму, с тем чтобы выцарапать глаза, но сейчас рядом с нею был Вовик со зловеще-приторной улыбкой на губах и пистолетом в руке. Чувствуя полную опустошенность внутри, Настя не могла справиться с нахлынувшим страхом. Не было сомнения в том, что Дригорович убьет ее так же, как этих двоих. Изначально план у Риммы был несколько иным: она хотела к убийствам привязать девушку, чтобы все их повесить на нее, но из-за Вовика пошло не по сценарию. И теперь не имело смысла раздумывать на тему Насти. Ведь все так просто, как будто начисто стереть пыль с окна. А девушка хотела жить, она ни в чем не была виновата, ни в чем, и Римма об этом знала. Но равнодушно пожала плечами: — Ты лишняя, — сказала, не разумея, для чего объясняет ей, ибо без вопросов должно быть все ясно. Разумеется, Насте сразу вспомнились слова Дригорович, что свидетелей никогда не оставляют в живых, но тем не менее с дрожью в голосе она попросила: — Не убивай меня! Я никому ничего не расскажу. — Разве это главное? — поморщилась Римма, а затем четко громко произнесла: — Мне нужен Иван! Ведь у него есть деньги, не так ли? Удивленно расширив глаза, девушка решила, что ослышалась: — Но ты же говорила иное. — Я уже забыла, что говорила! — сухо сказала Римма, как будто одним ударом снесла чужую голову. Что можно было сказать в ответ? Рот Насти только беззвучно зевнул, слова как будто провалились в бездонную пропасть, из которой немыслимо было вытащить их. А когда некоторые из них вытягивались наружу, то осмысленное предложение никак не составлялось. Неподвижно, словно парализованная, девушка сидела на диване и не чувствовала, как вспотела под мышками, как бедра под халатом покрылись потом, как даже трусики стали влажными. Ее насквозь пронизывал ужас, он овладел ее мыслями. Равнодушно глянув на распростертые у ног тела, Римма наклонилась над телом Софьи, взяла ее пистолет. Выпрямилась и направила на Настю. Вовик, молчавший все это время, вдруг замычал и подал голос, чем, кажется, удивил Дригорович. Она вскинула голову и повернула к нему лицо. Услыхала: — Погоди, Римма, ты же обещала отдать ее мне. Чуть поразмышляв, Дригорович спросила: — Зачем она тебе, Вовик, разве я хуже? Казалось бы, после такого вопроса у парня должны были иссякнуть все попытки напоминать Римме о ее обещании. Разумеется, она была чертовски красива и хороша в постели. Возбуждала его с пол-оборота. И если бы надо было выбирать, он бы не задумываясь выбрал Римму. Но Дригорович не всегда была доступна, а здесь поймать кайф он намеревался сразу же. К тому же в таком деле не принимал обмана. Проговорил: — Ты лучше всех, но ты обещала, Римма. Слово надо держать. Когда, наконец, Настя отошла от шока и сметила, о ком шла речь, что появилась возможность остаться в живых, у нее затеплилась надежда на спасение. Она заметалась взглядом по парню: — Спаси меня, Вовик, я сделаю для тебя все, что ты захочешь! Глянув на Настю, тот затоптался перед Риммой: — Сдержи слово, Римма, не лишай удовольствия, а потом я сам разберусь с нею. Обещаю. Разочарованно вздохнув, Дригорович покачала головой, как будто вслух сказала: «Эх, Вовик, Вовик, что же ты натворил, зачем тебе было вклиниваться в разговор со своей глупой настойчивостью? Разве других девок тебе не хватало, разве плохо было со мной? Ты все испортил, Вовик, ты все испортил, ты стал диктовать мне, Вовик, не стоило делать этого. Ты совсем не знаешь меня. Мне нельзя диктовать и уличать во лжи. Никому нельзя». Помолчав, Римма отозвалась: — Ну, раз я обещала, я сдержу свое слово! Она будет твоя, но только на том свете, Вовик! — Голос Риммы прозвучал жестко, как приговор, который уже невозможно было отменить. Неожиданно увидав, как ствол в руке Риммы, направленный на Настю, резко повернулся в его сторону, парень вмиг все понял. Он дернулся, намереваясь направить свой пистолет на Дригорович, но было поздно. Ее ствол фыркнул, как будто чихнул, изрыгая смертельную пулю, которая молниеносно вошла в сердце парню. Воздух застрял в горле у Насти — она сделалась белой, как полотно. Ощутила, как остановилось на мгновение не только дыхание, но даже обезумевшее от страха сердце, а душа вышла из тела. Тело парня рухнуло на трупы Софьи и Олега. Прикусив губы, Настя услыхала, как голова Вовика ударилась о пол. Спокойно хмыкнув, Дригорович повернулась к ней. Было страшно, к горлу подступило удушье, точно Римма протянула к ней свои кровавые руки и сдавила гортань. Настя ясно увидала свой конец. Выхода не было. Но желание жить вырвало из девушки сжимавший в своих звериных лапах ее сердце страх. И Настя с ненавистью выдохнула: — Ты не человек, ты убийца! Такие слова даже не задели Римму, она громко рассмеялась: — Да. Мне нравится убивать дураков! — Мгновенно прекратила смех, и в ее голосе прозвучала досада. — Жаль, что Дарья не раскумекала этого. Осталась бы в живых. И мы вместе с нею продолжали бы наше дело. А теперь мне будет не хватать ее. Не понимая, о ком говорила Дригорович, девушка вжалась в спинку дивана. Равнодушные, чуть отрешенные глаза Риммы смотрели на Настю, как на пустое место, словно ее уже нет в живых. Та кожей ощутила, как жизнь в ней затрепетала. И внутри произошел взрыв. Он подкинул девушку с места и бросил на Дригорович. Движения были стремительны и ловки. Настя сама не понимала, откуда все это вдруг взялось в ней. Почувствовала только, как пальцы ее рук легли на упругое горло Риммы и ногти сильно впились в кожу Дригорович. Сделав движение назад, Римма вытянула шею, пытаясь оторваться от девушки. Но не получилось. Жесткие тонкие пальцы Насти притянулись, словно магнит. Давили все сильнее и все беспощаднее. Дригорович попробовала заглянуть в ее глаза, чтобы воздействовать гипнозом. Но ощутила удушье, и лицо Насти стало расплываться, приобретать бесформенные очертания. Вобрать в себя воздух и сосредоточиться Римма оказалась не в силах, на мгновение испытала ощущение беспомощности. Но, вспомнив о пистолете в руке, захрипела, ткнула ствол в живот Насте. Никто из них не слышал хлопка выстрела. Девушка даже не почувствовала, как пуля вошла ей в живот, не почувствовала боли, не почувствовала, как сознание стало покидать ее. До самой последней секунды ее жгла мысль, что ни в коем случае нельзя выпускать из рук горло Риммы. И она не выпускала. Даже когда ноги стали ватными, а тело ослабло и начало опускаться на пол, руки крепко держали горло Дригорович и тянули вниз за собой. Тяжелеющее тело Насти пригнуло Римму к полу, она с трудом устояла на ногах. Рванулась, отрывая ее руки от горла. Вдохнула густой живительный поток воздуха в себя, как глоток целебной воды. Отступила в сторону. Тело девушки вытянулось на полу. Постояв на месте некоторое время, Римма глубоко дышала, приходя в себя. А потом осмотрелась. Четыре тела лежали перед нею. Целое побоище. Все закончилось. Не совсем так, как хотелось бы, но и такой результат в ее пользу. Она никогда не проигрывала — она не создана, чтобы проигрывать. Она это точно знала. Подняв руку с пистолетом, пошла в кухню. Сунула под струю воды в раковине, затем кухонным полотенцем вытерла, вернулась и вложила в ладонь Зуловской. Пускай в полиции ломают головы, строят версии, скребут затылки, когда обнаружат это побоище. Неспешно тщательно, без суеты перемыла в кухне посуду, к которой прикасалась, вытерла все места в квартире, где могли остаться отпечатки ее пальцев. С самого начала она старалась нигде не оставлять их и запоминала места, где пришлось наследить. Завершив все, вышла на лестничную площадку, захлопнула за собой дверь. На дворе ночь была уже на исходе. Вот-вот должен наступить рассвет. Выглянув из подъезда, Римма пригляделась. Тишина, блеклый свет фонаря и ни души во дворе. Быстро прошла к своей машине, завела и отъехала от дома с погашенными фарами. Выбравшись на проспект, достала из кармана ключ от квартиры Насти и, опустив боковое стекло, выбросила на дорогу. Вспомнила, как недавно поручала Полине заказать специалисту по отмычкам изготовить этот ключ. Подумала, что надо теперь поручить Полине, чтобы подыскала ей другую машину. Очнувшись в квартире, где хозяйничала Полина, Ольга обнаружила, что сидит в кресле, прижавшись затылком к его спинке. В чужой одежде, тесноватой и не в ее вкусе. Комната и обстановка незнакомая. Вокруг никакой захламленности, чистота бросается в глаза, мебели минимум. Из кухни доносились негромкие непонятные звуки. В голове всплыло все, что произошло с Дарьей и Мухой, вспомнились Вовик и Римма. По телу пробежал холодок. В комнату никто не входил, но Ольга и не хотела никого видеть. Предугадывала, что от любого человека, который сейчас вдруг может возникнуть перед нею, ожидать ничего хорошего не приходится. Но и оставаться в неведении долго тоже не могла. Она пошевелилась, сиденье под нею зашуршало, старенькое кресло издало хрипловатый звук. Шумы за дверью тут же прекратились, и в дверном проеме предстало несимпатичное лицо неизвестной высокой сутуловатой девушки. Сверху на крупной голове большой пучок волос, перехваченный синей ленточкой. В цветном домашнем длинном халате и цветном фартуке поверх него. На лице никакой мимики. Лишь чуть-чуть разлепились плотно сжатые губы, выпустив изо рта глуховатый голос: — Привет, кляча, долго спишь. Такое приветствие покоробило Ольгу. С одной стороны, оно прозвучало беззлобно и обыденно, но с другой стороны, клячей она никогда не была, напротив, в ней было много того, что называется легкостью и грацией. Можно было возмутиться, но Ольга никак не отреагировала на ее слова. Единственно спросила: — Где я? Презрительно хмыкнув, Полина изобразила на губах нечто похожее на вялую улыбку: — В гостях у меня! Только имей в виду: сразу предупреждаю, что я хозяйка требовательная, если что не по мне, тут же любой гостье голову открутить могу! — И показала мускулы на руках. — Видишь? Кое-что имеется! Оторвав затылок от спинки кресла, Ольга села, выпрямившись: — В гости приходят, когда гостей приглашают. А ты меня не приглашала, и я к тебе не напрашивалась и не приходила. Ястребиные глаза брезгливо моргнули: — Да нет, кляча, ты притопала своими ногами! Раздражение кольнуло Ольгу после обидного обращения в очередной раз, она поежилась: — Я этого не помню. — Это твои проблемы! Меня они не касаются! — Полина смотрела на нее свысока. — У тебя, вероятно, с головой не все в порядке, поэтому не помнишь! Хамство незнакомой девицы было возмутительным. Ольга могла терпеть до какого-то разумного предела, но когда этот предел начинали переступать, она всегда давала отпор. И на сей раз, осознав, что в квартире, кроме них, никого нет, что у нее свободны руки и ноги, что девушка напротив без оружия, Ольга привстала с места. Почему бы не попробовать вырваться? Конечно, девица по виду крепкая, но попытка не пытка. Не всегда сила берет. Упрямство иногда ломает силу. — Дай мне пройти! — потребовала Ольга, надеясь, что у нее может получиться. Низко нагнув голову вперед, Полина из-под бровей посмотрела враждебно. На категоричное требование Ольги никаким движением не отреагировала, лишь едва уловимая кривизна коснулась губ: — Ишь ты, шустрячка! Я тебе не Дарья — вмиг обломаю, в бараний рог сверну! Ольга решительно шагнула ей навстречу. Но Полина угрожающе предостерегла, не двигаясь с места: — Не шути, кляча, отсюда тебе никуда не уйти, еще раз предупреждаю! Сиди, как мышь в норе, а то заставлю успокоиться! Но, распалив себя, Ольга подступила ближе, норовя оттолкнуть Полину и пробиться к входной двери. Однако та ловко увернулась, перехватила левую руку жены Глеба и заломила за спину. Ольга застонала от боли, выгнулась. Полина свободной рукой схватила ее за волосы и визгливо закричала в ухо бранные слова. Потом безжалостно потянула волосы назад, запрокидывая голову, напоминая, что не пощадит ее. Сжав зубы от боли, Ольга не издала ни звука. Полина развернула ее лицом к креслу, подвела и сильно толкнула вперед, отпуская. Та, падая, уткнулась носом в спинку, сдвигая кресло с места. Потом, поднявшись, снова повернулась к Полине с намерением броситься на нее. Но в этот миг увидала у той в руке пистолет, появившийся непонятно откуда. Ольга остановилась. А Полина навела ствол и спокойно сказала: — Сядь, кляча, а то свяжу! Со мной шутки плохи, не всякий мужик совладает, а куда тебе, курице мокрой! Часто дыша, едва сбивая накал негодования, Ольга хотела возмутиться, но Полина презрительно сморщилась, отчего на ее курносом носу совсем исчезла переносица, а ноздри раскрылись шире. Ольге показалось это смешным, и отпало желание возмущаться. Она села, ладонями поправляя волосы. А Полина, покачивая пистолетом в руке, проговорила: — А ты дура. Самолюбие, разумеется, ущемлялось грубостью девицы, но отвечать тем же было унизительно для Ольги и не в ее правилах. Становиться на одну ступень с малообразованной дерзостью — это уже слишком. Полина вяло растянула губы в нитку, продолжила: — И не вздумай дурить больше, не надейся убежать! Я всегда сумею тебя остановить. А пуля такая же дура, как ты, она не разбирает, кого прошить, ей все равно. И разговаривать со мной не пытайся, не рассчитывай впарить мне свою чушь и давить на жалость. Я благотворительностью не занимаюсь и обиженных судьбой не утешаю. Не люблю слезливых и убогих. Запомни: ты здесь обыкновенная кость для пса! И не задирай нос, а то откушу! А теперь топай в ванную, помойся, там я все для тебя приготовила. А то от тебя несет, как от бомжа. Это замечание задело Ольгу, обидело, ведь не ее вина в том, что несколько дней ей не давали помыться как следует. Тем не менее она точно знала, что нести от нее, как от бомжа, просто не могло: — Не смей так со мной разговаривать! — сказала она. — А кто ты такая, чтобы с тобой мурлыкать? Пошла в ванную, кляча! Вскочив с места, Ольга нахмурилась. Полина в ответ угрожающе сузила глаза и расставила ноги. Раздраженно дыша, Ольга двинулась в ванную комнату. Но, проходя мимо Полины, не сдержалась и вновь накинулась на нее, уповая на фактор неожиданности. Сумела схватить за пучок волос на голове и ударить по руке, выбивая пистолет. Но это было все, что она успела сделать. Ибо в следующее мгновение (она даже не поняла, как это произошло) ощутила, что ноги ее оторвались от пола, высоко взлетев. Комната перед глазами сделала оборот. А тело в воздухе перевернулось и упало на пол. Снова вывернув ей руку, Полина придавила коленом сверху. Колено больно давило прямо между лопатками. Ольга лежала на полу, на животе, щекой на паласе. В голове стоял шум. А руку ломило от боли в плечевом суставе. Полина рычала, как пес, готовый разорвать свою жертву: — Кляча рахитная! Меня надо слушаться, меня надо слушать! Запомнила, запомнила? — Она еще больнее вывернула руку Ольге. — Пусти, — простонала та. Было очевидно, что совладать с Полиной не удастся, посему нападать на нее бессмысленно. Эта определенно натренированная девица не каждому мужику по зубам. А уж ей тягаться просто глупо. Единственное, что Ольга могла сейчас противопоставить Полине, — это свою внутреннюю силу. Отпустив ее, Полина подняла с пола пистолет. Отступила на шаг в сторону, поправляя растрепанные волосы и хищно наблюдая, как Ольга медленно встала на ноги и скрылась в ванной комнате. Ванная комната была небольшая, половину ее площади занимала старая ванна с истертой в трещинах эмалью. Ее вид обескуражил Ольгу, она поежилась. Но другой ванны не было — приходилось довольствоваться тем, что было. Хорошо хоть до этой наконец добралась. Огляделась, ища крючки, куда можно было повесить одежду. Нашла. После этого скинула с себя весь наряд, глянула на синяки и ссадины на теле, а в маленьком квадратном зеркале внимательно рассмотрела царапины на лице и шее. И полезла в ванну. С удовольствием встала под струи душа. В сердце была досада, но она начала уходить, когда тело с удовлетворением приняло живительные струи горячей воды. Лила на себя долго — тело распарилось, стало красным. Затем намыливала и смывала мыло до тех пор, пока чистая кожа не стала скрипеть. После шампунем вымыла волосы и снова облилась водой. Полина не тревожила, как будто забыла о ее существовании, даже не заглядывала в ванную комнату. Наконец, насладившись мытьем, Ольга выключила воду и обтерлась стареньким, но чистым полотенцем. Нехотя натянула на себя чужую одежду и вышла в прихожую. Проходя мимо кухни, где за столом сидела Полина и листала какую-то книжку, делая вид, что читает, Ольга из чувства вежливости поблагодарила за разрешение помыться. Та, не поднимая головы, что-то пробурчала в ответ. Пучок волос на голове был приведен в порядок и снова перевязан ленточкой. Пройдя в комнату, Ольга без особого любопытства осмотрела ее, подошла к окну, раздвинула узкие шторы, выглянула. Ничего интересного. Прошлась по старому, но чистому паласу. Села. Опять встала. Опять прошлась. Опять села. Снова подошла к окну. И так бесконечно. Время тянулось медленно, постепенно доковыляло до вечера, а потом до темноты. Ольге захотелось поесть, но Полина не приглашала, а пленница не напоминала об этом. Чувство собственного достоинства не позволяло унижаться перед Полиной. Та больше не показывалась в комнате, предоставив Ольгу самой себе. Будто выражала полное безразличие к ней и к тому, чем она будет заниматься в этом ограниченном пространстве. Словно давала полную свободу в этих четырех стенах. Хотя каждой из них было ясно, что никакой свободы взаперти быть не может. До глубокой темноты они обе ждали Римму и Вовика. Включили свет. Однако никто не появлялся. Ночь вступала в свои права, и глаза начинали медленно слипаться. Молча выйдя из кухни, Полина проверила замок на входной двери. Вытащила из него ключ и, зажав в кулаке, демонстративно зевнула, давая понять, что пошла спать. И скрылась в другой комнате. После этого Ольга тоже поднялась из кресла, разложила диван, разделась, выключила свет, прикрыла дверь в комнату и легла. Заснула не сразу, но когда заснула, как будто провалилась в пропасть.