Не слышала, как на рассвете с площадки в дверь легонько постучали. Не слышала, как мгновенно чутко встрепенулась Полина, словно совсем не спала, как вскочила с кровати и открыла входную дверь. Вошла Римма. Одна. Полина выглянула за дверь, надеясь увидеть Вовика, и вопросительно воззрилась на Дригорович. Та негромко сказала: — Его не будет. Забудь о нем. Пожав плечами — мол, забыть так забыть, — Полина безразлично закрыла дверь. Римма распорядилась: — Соберись и быстро избавься от машины! Послушно кивнув, Полина кинулась за одеждой. Проснувшись от шума, Ольга прислушалась к голосам за дверью, смекнула, что вернулась Римма. Из доносившихся из-за двери отдельных отрывистых слов ничего нельзя было понять. Но голоса были только женскими, и Ольга сообразила, что Вовика в прихожей нет. Потом хлопнула входная дверь и наступила тишина. Ольга догадалась, что кто-то вышел. Хотелось посмотреть, что происходило за дверью, но вряд ли стоило сейчас высовывать свой нос. В прихожей кто-то оставался — она чувствовала это, хотя и не слышала шума. Постепенно снова заснула. Опять проснулась при новом хлопке входной двери. Из прихожей донеслись оживление и женские голоса. А за окном отчетливо проклевывалось солнце. И вновь за дверью комнаты установилась полная тишина, как на необитаемом острове. Сон больше не шел. Жена Глеба поднялась, оделась, украдкой выглянула за дверь. Осторожно пошла в ванную. Умылась и снова вернулась в комнату. Собрала диван и больше не ложилась. На душе было тревожно. Одно несколько гасило тревогу — что не было Вовика, поскольку его отсутствие, как представлялось Ольге, уменьшало опасность для нее. Она, разумеется, заблуждалась, но это заблуждение добавляло ей сил. Прошло около часа, прежде чем дверь в комнату растворилась и вошла Римма. Ее глаза были холодными и неприветливыми. Вероятно, подумалось Ольге, сейчас она видела перед собой настоящее лицо Риммы. Жена Глеба выдержала ее взгляд и попыталась завести разговор: — Римма, но почему так и зачем это? Вопрос был сразу обо всем. Дригорович поняла его и ответила легко и обыкновенно: — Потому что это моя жизнь. До того, как вошла Римма, Ольга неспокойно кружилась по комнате, не находя себе места. Остановилась как вкопанная, когда распахнулась дверь. Ответ Дригорович обескуражил ее, поверг в уныние. Что можно было сказать на это? Слов не было. Все мгновенно определилось, расставились все точки. Насмешка чиркнула по губам Риммы. Она подошла к окну, отодвинула штору, посмотрела на улицу. В глаза ударило солнце. Сказала уверенным жестким тоном: — Мы не выбираем, какими нам быть! Жизнь все выбирает за нас! Она дается такой, какая есть и какую человек изменить не в состоянии. Не верь болтовне о том, что мы сами делаем свою жизнь. Это придумка для дураков. Пускай думают, что если постараются, то смогут из дураков стать гениями. Но увы! Как бы ни старался дурак, но если он родился дураком, он дураком и умрет! Помнишь классика? «Рожденный ползать летать не может!» Рожденный в обличье волка козленочком не станет! Главное для человека — понять, кем он пришел на этот свет. Вороном или попугаем. И кто раньше это поймет, тот будет держать в руках удачу! — Показала через окно на улицу. — Вот они там внизу ходят, и никто из них не знает, кому и где завтра на голову упадет кирпич, кого и где завтра зарежут, а кто сам из них возьмет в руки кирпич или нож. Быть может, сегодня он не думает о ноже, а завтра, пролив кровь, не сможет без нее обходиться, потому что ему понравится это делать. Шагнув к стене в серых обоях, Ольга прижалась к ней плечом и изумленно внимала Дригорович. Убийственная философия. Какие силы движут этой женщиной? Что за логика в ее поступках? И есть ли вообще какая-то логика? Зачем так жить? Зачем? Ольга была озадачена. Как будто услышав ее невысказанные вопросы, Римма сказала: — Мне нравится так жить. После этих слов жена Глеба сжалась, словно острый нож прошелся по ее телу и вонзился глубоко в сердце. Она не представляла себе, что может нравиться в такой жизни. Яркое солнце лучами стегало по глазам Дригорович, но она даже не прищуривалась, смотрела сквозь стекла широко открытыми глазами, вбирая лучи в себя, словно затягивая в глубокую черную пропасть, где свет их гас и умирал. Голос Риммы по-прежнему был уверенным и категоричным: — Для тебя, может быть, все это ужасно, а для меня — нет! — Убивать людей не ужасно? — ошеломленно воскликнула Ольга, и ее возглас забился в воздухе, как раненая птица. — Нет! — спокойно сказала Дригорович. — Они этого заслуживают! — Она резко развернулась лицом к жене Глеба. — Это невероятно! — У Ольги перехватило дыхание. — Мои мужья тоже заслуживали этого! — убежденно выплеснула Римма. — Иначе они бы оставались живыми! — В ее голосе полыхнуло даже не раздражение, а лютая злость. Вздрогнув, Ольга спросила: — Что тебе нужно от меня? Глаза у Риммы сделались бездонными и мутными, она скрестила на груди руки и опять отвернулась к окну. — Не бойся, я не собираюсь тебя убивать, — сказала сухо, — если, конечно, ты будешь правильно себя вести! — Голос хоть и оставался холодным, но нотки злости исчезли. — Вот это номер! — выдохнула Ольга. — Что значит «правильно» в твоем понимании? Переведя взгляд на шторы, Дригорович чуть отступила от окна, задернула их, отсекая лучи солнца, и не оборачиваясь выговорила: — Ты обязана делать все, что я потребую. Я, конечно, могла бы с помощью гипноза заставить тебя делать это, но я хочу, чтобы ты поступала осознанно. Ты должна понимать, что делаешь. Все для того, чтобы ты увидала, как безнадежно плохи твои представления о жизни. Ты не так давно спасла мне жизнь, и я благодарна тебе за это. Но я не уверена, что ты спасала бы меня, если бы тогда уже знала меня настоящую. Поэтому сейчас перед тобой будет выбор. И ты должна поступать правильно. Вот Дарья вела себя неправильно. А ведь могла бы еще долго жить. Мне будет ее не хватать! — На лице появилась маска сожаления. Между тем Ольге эта маска говорила, что Римма не сожалела о содеянном. И вообще, вряд ли была способна на это. Печально. Все было печально, но, очевидно, уже непоправимо. Корозова вздохнула. И точно в подтверждение ее мыслям, Дригорович брезгливой гримасой искривила красивое лицо, провела руками по красивым бедрам, и ее отчетливый сухой голос, как стук деревяшки, хлестнул по ушным перепонкам Ольги: — Я никогда ни о чем не сожалею. Расходовать себя на сожаления лишено всякого смысла! Нет, я не болею подобными слабостями. Чем больше Ольга постигала Римму, тем большая тяжесть ложилась ей на сердце и тем больше ей становилось страшно за себя. Ведь уверения Дригорович могли в любую секунду лопнуть, как мыльные пузыри. Ибо ее требования могли быть неприемлемыми. Прежде чем продолжить разговор, Римма некоторое время помолчала, потом прошла по комнате и подступила к жене Глеба близко — так, что та уловила ее дыхание, и это дыхание обдало ледяным холодом: — Ты должна понять сама, зачем ты мне нужна, — ты же не глупая. С тобой я хочу поступить так же, как хотела поступить Дарья: продать тебя Корозову. Он у тебя романтик, готов выложить за тебя большую сумму. А никакая женщина не стоит того, чтобы за нее платили деньги. Что, например, в тебе есть такого, за что надо платить большие деньги? Или что, например, во мне есть, что стоило бы каких-то денег? А мужики выкладывают всё. И надо это брать, пока есть молодость. Сегодня за тебя еще заплатят деньги, а завтра никто и ломаного гроша не даст. Осознавая свое бессилие перед Риммой, Ольга молчала. Да, при помощи гипноза та могла управлять ее волей, но добровольно соглашаться с Дригорович Ольга не считала для себя допустимым. — Нельзя же, в конце концов, все мерить на деньги, — возразила она. — Ты заблуждаешься, Ольга, — усмехнулась Римма. — Деньги — это мерило человеческих ценностей. Сегодня без денег нет жизни. Что за жизнь без денег? А что за жизнь без риска, без крови, без смерти? Такая жизнь не для меня! Пытаясь вызвать страх за ее собственную жизнь, Ольга напомнила: — Тебя тоже могут убить. В ответ прозвучал равнодушный голос: — Значит, не хватило ума, чтобы выжить. Новый Ольгин вопрос Дригорович не захотела слушать, поднесла ладонь к ее губам и сухо отрезала: — Все. Хватит вопросов. Поговорили. Я твою жажду утолила. Теперь ты знаешь очень много. Теперь приготовься поработать на меня. А сейчас иди позавтракай. Полина сказала, что вчера продержала тебя голодной за то, что ты себя неправильно вела. Не пытайся отсюда убежать. С Полиной тебе никогда не справиться. Я думаю, ты это уже сама поняла. Ну а против меня ты абсолютно беспомощна. Мне даже Дарья не смогла ничего противопоставить. Тебе придется пожить здесь несколько дней, а потом Корозов получит тебя, если очень захочет. Ну а если не захочет, тогда не обессудь. И что означало ее «не обессудь», поставило Ольгу в тупик. Она могла только догадываться. И эти догадки ничего хорошего ей не сулили. Впрочем, не было особой веры и в то, что при выполнении Глебом условий Риммы все закончится хорошо. Выражение глаз Дригорович этого не подтверждало. С этой минуты Ольга видела в ее глазах только пустоту и безучастие. — Это твоя благодарность за то, что я спасла тебе жизнь? — Можешь думать и так, если это тебя утешит. 17 Прошло несколько дней, в течение которых ничего не происходило. Из квартиры никто не выходил и с Ольгой разговоров не вел. И хотя в пределах комнаты никто ее ни в чем не ограничивал, все сильнее давило состояние обреченности и какого-то мертвого холода. Она словно сидела в одиночной камере и была приговорена к высшей мере наказания. Римма больше не замечала ее и пресекала попытки завести разговор. А Полина, когда звала в кухню поесть, смотрела, как на нечто никому не нужное. Кормили ее отдельно, и это еще больше тяготило. Быстро поев, она опять скрывалась в комнате. От всего этого можно было волком завыть. После нескольких дней сидения на месте Римма, позавтракав с Полиной, наконец, произнесла: — Пора, Полина. Паузу мы выдержали. Надеюсь, довели Корозова до точки кипения. Думаю, нервы у него на пределе. Теперь он должен согласиться на все. Сегодня во второй половине дня выйдешь в город и позвонишь ему, сообщишь мои условия. — Помолчала немного. — Хотя условия придумала Дарья. Иногда и она была кое на что способна. Пускай теперь после смерти поработает на меня, коль не захотела работать живой. Они сидели за кухонным столом, на котором лежали остатки немудреной еды, приготовленной Полиной. Дригорович, закончив говорить, допила чай и поднялась со стула. Полина с завистью окинула ее красивую фигуру и опустила глаза: зависть никогда никого ни к чему хорошему не приводила. Не дай бог, чтобы Римма увидала эту зависть в ее глазах! Страх перед Дригорович сковывал ее. Римма своим гипнозом способна превратить ее в безвольное существо. Впрочем, она не только Римме завидовала, но также завидовала всем красавицам и красавцам, какие встречались на ее пути. И на Ольгу смотрела с завистью, одновременно испытывая огромное удовольствие от того, что имеет возможность унижать своей неожиданной властью над нею. Но в этой своей зависти к красавицам сумела избрать для себя единственный утешающий ее способ поведения — это презрительный взгляд на них. Однако смотреть презрительно на Римму не позволяла себе. Боялась. Постоянно внушала себе, как высоко ценит и превозносит Дригорович за ее талант и красоту. Ибо в ином случае под гипнозом легко могла выложить все тайные мысли. И знала, что прощения от Риммы в этом случае не дождалась бы. Поднялась из-за стола следом за Дригорович, мигом сгребла посуду и положила в раковину. Проследив за ее поспешными суетливыми действиями, Римма спросила: — Ты поняла? Покорно кивнув, Полина порывисто повернулась к столу: — А чего тянуть, я могу прямо сейчас позвонить. — Показала глазами на телефон, лежавший на столешнице. Но, коснувшись ее запястья, Римма остановила этот порыв: — Не торопись. Не надо обнаруживать свой номер телефона. Выйдешь в город и позвонишь с любого другого. — Вдруг, вспомнив, приподняла кверху палец. — Погоди, погоди, у меня же сохранился сотовый телефон Дарьи. Пусть Дарья еще раз, мертвая, сослужит мне службу! — Развернулась и вышла из кухни. Прошла по прихожей в спальню, затем быстро вернулась с телефоном. — Вот он. Очень хорошо, что я не выбросила его. А ведь запросто могла бы. Знала бы только Дарья, что даже после смерти она будет помогать мне! А ведь она ненавидела меня! — Протянула телефон Полине. — Сейчас он выключен. Включишь его где-нибудь подальше отсюда. Взяв телефон, Полина глуховато спросила, выдавив на лице нечто, похожее на вялую улыбку: — Почему ты никогда не показывала мне Дарью? Ответила Дригорович не сразу — сначала немного раздумывала, стоило ли отвечать на вопрос, когда ответ на него понятен без слов. Но затем все-таки решила сказать, пристально посмотрев на Полину: — Потому что ты не смогла бы устоять перед ее гипнозом. И потом, ты всегда была нужна мне для дел, о которых Дарье знать не полагалось. — Я бы никому не проболталась, — заявила Полина. — Не говори «гоп»! — усмехнулась Римма. Уверения Полины показались ей смешными. — С Дарьей у тебя не получилось бы. И хватит молоть воду в ступе, Дарьи больше нет. Запомни номер телефона Корозова! — Она дважды произнесла его. Повторив номер следом за Риммой, Полина положила телефон на стол: — Я как раз собиралась сегодня в магазин. У нас продукты кончаются. Заодно и прикуплю. — Вот и хорошо. Одновременно сделаешь два полезных дела. Запоминай теперь, что скажешь ему. Слово в слово. — И она проговорила фразу, которую заставила заучить наизусть. — А дальше по обстоятельствам, но в том же ключе. Впрочем, ты не глупа. Я полагаюсь на тебя! Во второй половине дня Полина собралась и поехала в город. Уехала в другой конец. Сначала прошлась по магазинам и накупила продуктов, а потом, положив их в машину, достала из сумочки телефон, включила и набрала номер. Ничего нового у Акламина на Дарью и Муху не появилось. Оперативники продолжали работать по их трупам, но город хранил молчание. Это с каждым разом все больше убеждало Аристарха, что они были залетными и действовали в городе крайне осторожно. В подъезде не только семья с кошечками, но и другие жители подтвердили, что иногда мимолетно видели Дарью, но ничего более сказать о ней не могли. Говорили, что изредка в подъезде мелькал еще кто-то, но все бегом, и из этой ли квартиры — кто их знает. Хозяйка, которая сдавала квартиру, тоже ничего толком не знала, только ужасалась, когда ее нашли и привезли. Даже не могла толком объяснить, почему сдала квартиру внаем, ибо, как сама уверяла, никогда не собиралась этого делать. И вдруг ни с того ни с сего решила пожить у сына, а квартиру сдать на некоторое время. Удивлялась всему. Но как раз именно это было лучше всего понятно Акламину. Налицо воздействие гипноза. Хозяйка твердила лишь одно: — Хорошие ребята, вежливые были, вперед заплатили. — Почему ребята, а не девушка? — переспросил Аристарх. — Потому что брат с сестрой, — ответила хозяйка, но, глянув на Муху, отрицательно покрутила головой. — Это не брат. Не знаю, кто это. Буква С и две цифры номера машины, на которой, предположительно, увезли Ольгу, тоже пока ничего не давали. По картотеке ГИБДД отследили целый ряд машин, но все было глухо. В общем, поиски буксовали. И в это время поступила новая информация, что в одной из квартир также обнаружены трупы. Группа во главе с Аристархом выехала на место. Первое, что бросилось Акламину в глаза, когда он вышел из машины, — это толпа жителей около подъезда, которые обсуждали между собой происшествие. Оперативники поднялись наверх, их у квартиры встретили полицейский и две настороженные девушки. — Чья квартира? — спросил Акламин.