И Лерин отец вдруг улыбнулся. – У Санева есть уязвимое место. Это его дочь, – заявил Виктор Павлович. – Чтобы причинить ему самую большую боль, нужно действовать через нее. – Нет! – возразила Лиза. – Это несправедливо! Девушка тут при чем? – Ну, смотря какая девушка. Приходите завтра, я дам вам материалы о ней, – ответил Лерин отец. На том и договорились. По пути домой Дмитрий пытался убедить Лизу не вмешиваться. – Это сумасшествие! – твердил он. – Да, мы любили Леру, но местью ее не воскресишь. – Мы перед ней виноваты. И виноваты перед Виктором Павловичем, – упрямо возражала Лиза. Она ничего не желала слушать. На следующий день, просмотрев материалы, она снова первой сказала «да». Дима тоже видел эту папку. Дочь Санева, конечно, достойна своего отца. Большую часть времени она проживала в Лондоне, но успела напортачить и там. Наркотики, пьяные скандалы. Совсем недавно она в каком-то клубе порезала лицо незнакомой девушке только за то, что та случайно облила ей платье. Скандал замяли, но вежливо попросили Саневу отбыть на историческую родину. Нет, Дима вовсе не собирался защищать эту полоумную красотку, но рисковать не имело смысла, вот только Лиза сказала: «Или ты с нами, или, извини, мы больше не друзья». И он окончательно сдался. Первый удар нанесла Лиза. Она поехала в Лондон, чтобы не дать дочери Санева прибыть на родину под защиту отца, но там что-то сорвалось. Лиза говорила, что пыталась толкнуть девушку в метро, но какой-то парень в последний момент подхватил ее и спас от поезда. А Дмитрий отправил Саневу письмо, сообщая, что его дочь будет убита. Он и сам не знал, какого эффекта хочет добиться – напугать противника или… Если операция станет невозможной, они же не виноваты, они попытаются сделать все, что от них зависит, но они – не всемогущи! – Она возвращается, – сообщил однажды Виктор Павлович. – Ее рейс прибывает в 23:40. Вот номер и цвет автомобиля. Есть один участок. Там можно стрелять по колесам, и больше ничего от вас не потребуется. Охотничье ружье, как вы знаете, у меня есть. Детали обговорим. И вот Дмитрий лежит в этой чертовой «Газели», чувствуя, как затекли у него руки. Пиликнул телефон, сообщая о приходе смс с одним только словом: ОК. Это означало, что машина проехала мимо Лериного отца. Теперь он ненадолго задержит другие автомобили, следующие в этом направлении, а с противоположной стороны кратковременное перекрытие движения обеспечит их неизвестный влиятельный друг. Теперь их цель – уже в минуте от них, и каждая секунда отсчитывается громким стуком сердца. Машина дочери Санева окажется на этом промежутке трассы одна, нужно сделать все быстро и верно. Сделать – и забыть навсегда. – Ты готов? – спросила Лиза, сидящая на водительском месте, и Диме показалось, что она говорит как-то слишком нервно. Неужели она дала слабину? В любом случае, основная тяжесть – на нем. Ей-то хорошо… Хотя, если их поймают, мало никому не покажется. Даже думать об этом не хотелось. Вся жизнь может пойти кувырком из-за дурацкой девчонки. Из-за двух глупых девчонок, если быть честным. – Типа того, – буркнул он. На дороге показалось световое пятно фар. Автомобиль приближался очень быстро, явно превышая скорость на пустой трассе. Тем лучше, будет вернее. Нужно закончить все сейчас – и они свободны. Дима попытался расслабиться, вспоминая уроки Виктора Павловича. Но одно дело – стрелять на безопасном полигоне, другое – когда перед тобой настоящая летящая на скорости машина, в которой, между прочим, сидит живой человек. – Думают, что этим гадам все дозволено, – пробормотал Дмитрий себе под нос. – Нашлись хозяева жизни! Он нажал на курок. Первая пуля ушла мимо цели, зато следующие две попали ровно в колеса. Машину занесло, а потом она, проломив ограждение, покатилась под откос. Лучше бы, если б вслед за этим раздался взрыв, но взрыва не последовало. Высунувшись, Дмитрий увидел, что автомобиль лежит на крыше. Невозможно было оценить его повреждения с дороги, но и спускаться в овраг времени не оставалось. – Едем, – сказал он Лизе, складывая карабин и протирая дуло, приклад и лицо влажными салфетками. Перчатки он пока не снимал, но тоже протер сверху от пороха. Благодаря гильзоулавливателю не требовалось искать гильзы по всему салону. Это уже плюс. «Газель» рванула с места так резко, что Дима чуть не упал. – Ты спятила? – крикнул он Лизе. – Сам спятил, – отозвалась она напряженным голосом. На повороте машину занесло, и они сами едва не вылетели в кювет. – Осторожнее! Ты что, хочешь, чтоб нас за нарушение скорости тормознули! – Дмитрий откровенно злился. Нашла время психовать! Будто не он сейчас занимался самой сложной частью, будто не она вопила о мщении во весь голос. – Женщина за рулем – это обезьяна с гранатой. К счастью, Дима уже успел перебраться на переднее сиденье и пристегнуться, иначе его, вероятно, бултыхало бы по всему кузову. – Не надо мне указывать! – Лизины плечи были враждебно напряжены. – Тебе правила почитать не мешает. Здесь потише… Но Лиза словно не слышала. Машина набирала скорость. Впереди показалась старенькая «Лада» – то ли двигавшаяся слишком медленно и отставшая от проехавшего потока, то ли выехавшая на трассу с проселочной дороги. Лиза пошла на обгон, и тут их ослепил свет встречных фар. «Газель» вильнула, врезалась в заграждение и замерла. Удар оказался ощутимый. Что-то грохнуло. Все произошло так быстро, что Дима сперва даже не понял, почему они остановились, а вылетевшая подушка безопасности давила на грудь, мешая дышать. Он посмотрел на подругу. Она сидела, уткнувшись лицом в руль. – Эй, – он потряс ее за плечо и почувствовал на пальцах что-то липкое. Кровь! Лиза не подавала признаков жизни и, очевидно, была мертва. Это катастрофа! Дмитрий грязно выругался. На принятие решения оставались секунды. Подхватив сумку с оружием и телефоном, молодой человек выскользнул из машины и скатился в овражек. – Кто-нибудь живой? Там девушка! Вызовите «Скорую»! – донеслось сверху. Стараясь двигаться бесшумно, Дима пополз, радуясь, что на нем черная куртка и темные джинсы. Никогда в жизни ему еще не было так страшно. Каждую секунду казалось, что сейчас, как в темном зрительном зале, вспыхнет свет, и все увидят его, ползущего – жалкого, беззащитного. Руки скользили по грязи, его подташнивало. – Господи, если Ты есть, пожалуйста, помоги! Я больше никогда не стану поступать плохо! Пожалуйста, только спаси! Спаси и сохрани. Иже еси на небесах… Да святится имя Твое… Слаб я, Господи! Но не виноват, меня просто сбили с пути. Обещаю Тебе, что больше не буду… Да приидет царствие Твое… – Бормотал Дмитрий, пробираясь все дальше и дальше. – Мамочка, помоги мне! Пожалуйста, помоги! Когда он отполз достаточно далеко, чтобы его не заметили с дороги, то поднялся на ноги и, шатаясь, побежал прямо через какое-то поле. Сердце по-прежнему колотилось в горле, а сумка казалась тяжелой, как земной шар. Пискнул телефон. Дмитрий остановился, негнущимися пальцами вытащил симку, приобретенную с рук специально для этого случая, разломал и втоптал в грязь. А затем снова побежал, то и дело оглядываясь. Он чувствовал себя зайцем, на которого открыта охота, и служебные собаки вот-вот покажутся за его спиной – смертельно-грациозные, безжалостные. Зачем он вообще во все это ввязался?! А Лиза? Если бы не ее упрямство, она бы сейчас была жива. Как хорошо было бы открыть глаза и убедиться, что все это – кошмар, а на самом деле Дима задремал на диване в своей небольшой, но довольно уютной квартирке, а Лиза готовит на кухне ужин, пахнет жареным мясом и овощами, исходит ароматным паром большая кружка с имбирным чаем… Но проснуться не удавалось, и он бежал и бежал по темному полю, чувствуя в боку острую боль. Зацепившись ногой за кочку, Дима упал и со всего маху ткнулся лицом в землю. Внутри словно оборвалась натянутая струна, и он заплакал, размазывая по щекам, носу, подбородку грязь и слезы. Он сам не знал, сколько пролежал так, но холод и сырость привели его в чувство. Дмитрий заворочался, потом встал на колени и с трудом поднялся. Он по-прежнему оставался один. Погони не было. Отдышавшись, он растер немеющие в тонких перчатках руки и понял, что нужно делать. Достаточно всего лишь спрятать «Тигр», а потом поспешить домой и затаиться. Если выяснят, что Лиза связана с убийством дочери Санева, он должен придумать себе алиби и будет отрицать, что хоть как-то причастен к этому. Лучше даже завтра же взять какой-нибудь горящий тур и уехать в Турцию. Успокоиться, переждать. Есть надежда, что Лизу не заподозрят – следов пороха в машине быть не должно. Оружия там нет. Он сам делал все в перчатках, поэтому его отпечатков не останется. Возможно, расклад не так уж плох. Лиза… Сердце кольнуло. Как он мог оставить ее там? Вдруг она еще жива? – Я спасал ее! – проговорил Дмитрий вслух. – Если бы я там остался, нам пришлось бы хуже обоим. Теперь ее не заподозрят. Просто девушка не справилась с управлением, такое каждый день случается. Я поступил очень правильно. И все равно, несмотря на эти разумные доводы, ему было по-прежнему очень не по себе. Красноярск, сентябрь, 1913 год Дмитрий залпом выпил стопку водки, поморщился и поспешно захрустел малосольным огурцом. Водка была, наверняка, балованной, неприлично разбавленной. Да и трактир, в котором он сидел, не блистал ни местоположением, ни обстановкой, ни кухней. Стекла грязные, засиженные мухами, на столе – разводы от пролитых напитков. Зато и цена не то, чтобы страшная, – 12 копеек за стопку вместе с нехитрой закуской. На его средства не разгуляешься. Матушка, вдова, и так копейки выскребает, чтобы ему и себя прокормить, и книги купить. Студенческая тужурка, доставшаяся Дмитрию, грела тело не одному его предшественнику, поэтому существенно пообтрепалась, особенно по рукавам. Мать старательно подлатала ее, чтобы можно было без стыда показаться на людях, но Дмитрий все равно чувствовал ущербность, хотя умом понимал, что на свете полным-полно всяких лощеных франтов, чье благородство начиналось и заканчивалось новенькой формой и изящно подстриженными усиками. Дед Дмитрия получил дворянство за воинские заслуги, как говорили тогда «за орден», и с гордостью передал его потомкам. И отец Дмитрия избрал для себя воинскую службу, хоть и не добился дедова положения, а последние годы, после ранения, пустился во все тяжкие и быстро сгорел, оставив семью без средств. О чем Дмитрий, признаться, не очень сожалел – единственная уцелевшая рука у отца была на редкость тяжелая, и, озверевший после пьянки, он часто лупцевал сына почем зря. Дмитрий был маменькиным любимцем и пошел в ее породу – тонкокостный, впечатлительный, с мягкими светлыми кудрями, благодаря чему как нельзя лучше походил на херувима, изображаемого на церковных вратах. Ребенком он рыдал над мертвой бабочкой и постоянно болел. «Негодный», – говорил про него отец прямо в глаза, а мать украдкой плакала и целовала своего мальчика. Разумеется, ни о каком продолжении славной воинской династии речь и не шла, и Дмитрий поступил на юридический, не испытывая особого тяготения к государственной службе. По правде сказать, он и сам не представлял, чем можно заниматься. Обстановка в университете была неспокойная. Несколько лет назад со своего поста, возмущенный нарушением полицией прав студентов, ушел первый из избранных ректоров, однако его до сих пор поминали добрым словом: «Знал, как за нашего брата постоять», – говорили о нем. Дмитрию, попавшему в бурлящий котел студенчества, более всего хотелось совершить что-то эдакое, что сразу бы доказало всем, что он – годный, самой первой пробы годный. Поэтому он не жлобился, охотно делился с товарищами последней копейкой, иногда за раз спуская все, что давала маменька, а потом перебивался бесплатным хлебом.