К отчету была приложена семейная фотография. Жена — миниатюрная брюнетка, ухоженная и хорошенькая. Очень хорошенькая, с большими глазами и такая беспомощная и трогательная с виду, что блевать хотелось. А вот и Ашлин — со слишком туго заплетенными косичками и широкой улыбкой, уютно устроившаяся в отцовских объятиях. — Знаешь, кого он мне напоминает? — произнес Стив. — Нашего Рори. Я вгляделась в фото. Он прав. Они не то чтобы похожи, но типаж один. — Иисус, — простонала я. — Убожество какое! Эта глупая овца совсем собой не владела? — Она пыталась. Хоть в этом отдай ей должное. Тучи начали заволакивать небо, свет за окнами неровно пульсировал. Оперативная вдруг сделалась местом ненадежным и зыбким, как судно в беспокойном море или дом на острове, на который надвигается буря. Был ли виной тому этот колеблющийся свет или слова Стива, но меня вдруг одолела необъяснимая печаль. Мне не хотелось ни в чем отдавать Ашлин должное, вообще не хотелось думать о ней вне профессиональных рамок, но в ту минуту все, что было связано с этой девушкой, будто наполнилось печалью, сдавило меня тисками. — Неважно, что я о ней думаю. Пятого февраля около трех пополудни Десмонд отправился на своем такси по обычному маршруту четверга: забрал девятилетнюю Ашлин из школы, отвез ее домой, а потом поехал в Дублин, к часу пик. Ашлин он забрал и отвез домой точно по плану. Больше домашние его не видели. Около четырех утра его жена Эвелин проснулась, обнаружила, что мужа нет, и встревожилась. У Десмонда имелся мобильный телефон, редкость по тем временам, но на звонки он не отвечал. В шесть она позвонила в таксомоторную компанию, на которую он работал, однако он не отозвался и на радиопозывные. В десять утра Эвелин позвонила в местный участок. В начальном отчете указывалось, что «лицо, подавшее заявление, было взволновано» — официальный код для «напрочь слетела с катушек». Местные полицейские проверили больницы и полицейские участки, никого не нашли и сказали Эвелин, что мужу, вероятно, захотелось побыть одному и он наверняка объявится к вечеру. Когда он не объявился, то лицо, подавшее заявление, было взволновано настолько, что доктору пришлось выписать седативные препараты. После чего лицо обратилось в отдел пропавших без вести. — Все в точности как рассказала Люси, — заметил Стив. Он вытащил из коробки стопку пыльных бумаг и положил перед собой, коробку толкнул в мою сторону. — Поехали, — сказала я. — Но помни: быстро. Стив стартовал без задержки. Я же закинула ноги на стол и незаметно оглядела комнату, никто из практикантов не обращал на нас внимания. Несмотря на внезапно наступивший полумрак, все были заняты работой, как послушные ученики. В заявлении Эвелин клялась, что их брак был идеален, что они еще в детстве отдали друг другу сердца, что поклялись быть вместе всегда, по бумагам так и растекалась сладкая карамель: каждый божий день он дарил ей алые розы, каждый день говорил, что она — свет его жизни. Для меня это звучало лживой мутью, но показания соседей все подтверждали. Никто не слышал, чтобы они ссорились, ничего такого. Финансы тоже были в порядке: Десмонда и Эвелин богачами не назовешь, но они точно не нищенствовали, родители оставили им достаточно денег, чтобы оплатить ипотеку и лицензию таксиста, — всего около сотни тысяч. Долгов у них не было. На текущих счетах ни подозрительно больших вкладов, ни странных снятий больших сумм, указывающих на то, что кто-то балуется кокаином или посещает игорные заведения. У Десмонда не было истории психических заболеваний, как и криминального прошлого, лишь несколько штрафов за превышение скорости и за парковку в неположенном месте — обычное дело для таксиста. Друзья утверждали, что он был доволен жизнью, и хотя уставал, но работу свою любил, врагов у него не было, да он и не из тех, у кого они могут появиться. Но вот их версия семейной жизни Десмонда отличалась от версии Эвелин. По утверждению корешей, Эвелин держала Деса на коротком поводке, сама выходить куда-нибудь не любила, а если он собирался встретиться с друзьями, неизменно закатывала истерику; бесилась, если он не отвечал на звонок мгновенно. Но никто из них никогда не слышал от Деса, что тот собирается уйти от жены, хотя большинство считало, что его удерживает только дочка и в тот день, когда она покинет дом, он тут же сбежит. Эта история не выглядела ящиком Пандоры. — Показания Ашлин, — сказал Стив. — Посмотри. Показания были написаны круглым детским почерком. В день исчезновения отец с Ашлин почти не разговаривали по дороге из школы, ей задали домашнее задание, которого она не понимала, потому очень волновалась, что не справится, и думала только об этом. В отце она не заметила ничего странного, но, похоже, она вообще мало на него в тот день обращала внимание. Необычным было лишь прощание, когда он остановился у дома и она собралась вылезти из машины. Как всегда, он сказал, что любит ее и чтобы она была хорошей девочкой, а потом вдруг притянул к себе и обнял, хотя никогда так не делал, а затем велел присматривать за мамой. Он подождал, пока она зайдет в дом, и все еще махал ей рукой, когда Ашлин закрывала дверь. — Вот тебе и ответ, — сказал Стив. — Парень подался в бега. — Очевидно. А о чем же тогда вся эта мутотень? — Я кивнула на стопку бумаг. На мой взгляд, на этом дело следовало закрыть. Взрослый человек, никаких причин для самоубийства, без психических расстройств, без врагов, совершенно ясно, что он прощается с дочерью. Можно было выпустить пресс-релиз для газетчиков с сообщением, что исчезнувший, скорее всего, исчез по собственному желанию. Но отдел пропавших этого не сделал. Там прочесали звонки на мобильный Десмонда, что заняло несколько недель. Мобильные телефоны были тогда далеко не у всех, у детективов не было связей в телефонных компаниях, поэтому приходилось пользоваться официальными каналами, но они отследили всех, с кем Десмонд общался в последние месяцы. Большинство звонков было или от его приятелей, или от постоянных клиентов, которые звонили напрямую, а не через диспетчера; все они смогли отчитаться в своем местоположении во время исчезновения. Вопрос в том, зачем их вообще об этом спрашивали. В Пропавших вечно не хватает людей, как и во всех прочих отделах. Обычно все силы бросают на дело, если речь идет о пропавшем ребенке, сбежавшем из-под опеки, или заплутавшем старике с Альцгеймером. Кризисами среднего возраста полицейские не занимаются. — Тебе не кажется странной эта тщательность? Стив кивнул: — Да уж, тщательны они были охеренно. — Алиби клиентов? Словно речь об убийстве. — Если бы Дес Мюррей хоть разок засветился в связи с бандами, тогда бы это дело раскручивали до конца. На случай, если он задолжал кому-то и его увезли в горы, где и проделали пару лишних дырок в голове. — Но я не вижу ничего, что бы указывало на банды. А ты? Стив покачал головой. — Тоже. С другой стороны, они могли не занести это в дело. Вполне возможно. Если Финнею не хотелось передавать это дело в отдел Организованной преступности, он мог попридержать догадки — как и мы сейчас. — Ладно, читаем дальше. Такси Деса Мюррея обнаружили в Дун-Лэаре, это подняло версию самоубийства на несколько пунктов. В Дун-Лэаре очень длинные причалы. Но в такси не нашли никакой записки, как и следов борьбы или ограбления. В машине, в отсеке рядом с ручкой переключения скоростей, лежало тридцать четыре фунта, что соответствовало показаниям счетчика. Если Дес и сбежал, все до последнего пенни он оставил жене и дочери. Зазвонил телефон горячей линии. Стив поднял трубку и объяснил, что Ашлин Мюррей вчера вечером вряд ли заказывала водку с диетической колой в ночном клубе Уотерфорда, по причине ее смерти днем ранее, но спасибо за звонок. Парочка практикантов фыркнула, но глаз никто не поднял. — Опа, — спокойно сказал Стив, однако что-то в его голосе привлекло мое внимание. — Вот это уже интересно. Я убрала ноги со стола и развернулась вместе со стулом: — Дай посмотрю. Это был отчет об одном из контактов, которые Десмонд Мюррей удалил со своего телефона. Номер мобильного зарегистрирован на Ванессу О’Шоннеси, но у детективов ушло несколько недель, чтобы выйти на нее. Причина была в том, что она покинула страну — шестого февраля морем отбыла в Англию. — О да, — сказала я. — Готова поспорить, что это привлекло внимание. Мое, во всяком случае, привлекло. Паром до Англии отправляется как раз из Дун-Лэаре. Стив пролистал несколько следующих страниц. Отчет о Ванессе О’Шоннеси. Мы начали быстро читать. Двадцать девять лет, ассистентка дантиста, снимает квартиру в Дублине еще с несколькими женщинами; с фотографии смотрело рыжее создание с озорной и очень живой улыбкой. Она и близко не была такой хорошенькой, как Эвелин, но я не сомневалась, что на такую легко запасть. За два года до исчезновения она начала звонить и отправлять сообщения Десмонду Мюррею каждую субботу. Согласно показаниям ее соседок, он возил ее к матери, страдавшей Паркинсоном, которая жила в доме престарелых на окраине Дублина, куда не ходили автобусы. Они договорились, что он будет ее постоянным водителем. Восстановленные сообщения это подтверждали. Привет Дес. Сможешь забрать меня в три часа?… Привет Ванесса, да, я приеду. До встречи. Спустя несколько месяцев телефонные звонки и сообщения участились: дважды в неделю, трижды, каждый день. Соседки говорили, что матери Ванессы становилось все хуже, поэтому приходилось все чаще навещать ее. Однако в сообщениях не сквозило ничего подозрительного. Привет, наша договоренность на завтра в 7 в силе?… Да, конечно, в семь я буду. И смайлик. Ничего более интимного. — Только бизнес, — сказал Стив. — А как же иначе? Жена знала, что у него есть мобильник. И, судя по всему, она из тех, кто проверяет мобильники. Второго января, за пять недель до исчезновения Десмонда, умерла мать Ванессы. После похорон Ванесса сообщила соседкам и начальнику, что уходит с работы и перебирается в Англию, чтобы начать все заново. Шестого февраля она уехала, а накануне исчез Дес. Из отчета из дома престарелых следовало, что мать Ванессы умерла внезапно, никакого ухудшения здоровья у нее не наблюдалось и что Ванесса никогда не приезжала к ней чаще двух раз в неделю. Отдел Пропавших обратился за помощью к одному знакомому полицейскому в Англии, и тот выяснил, что Десмонд Мюррей подал запрос на получение лицензии водителя такси в Ливерпуле. Тогда они попросили уже в Ливерпуле об одолжении, человек наведался по новому адресу Десмонда Мюррея и подтвердил, что тот жив-здоров и живет с Ванессой О’Шоннеси. На этом делу конец. — Сюрприз, сюрприз, — сказала я. — Чуваку надоела его жена, он сменил ее на подругу новой модели. Никаких банд. И ничего общего с нашим делом, насколько вижу. — Но почему Пропавшие не известили семью? Ашлин понятия не имела обо всем этом. Почему они не сообщили Эвелин Мюррей? Если ты отследил пропавшего без вести, но он не хочет, чтобы ты об этом сообщал, — а многие не хотят, — то ты должен держать рот на замке. Обычно, правда, ты делаешь так, чтобы передать все в общих чертах, — хотя бы потому, что никому не надо отягощать совесть смертью от передозировки валиума матери, решившей, что ее сынок стал жертвой серийного маньяка, тогда как чадо делает карьеру мальчика по вызову. А это именно такой случай, тут следовало осторожно намекнуть, что-то вроде: конечно, мы не можем сообщать подробности, миссис Мюррей, но я уверен, что у нас нет причин вызывать вас на опознание тела. По какой-то причине Финней и его ребята этого не сделали. — Или, — сказал Стив, — там была какая-то скользкая история, и детективы хотели защитить семью. — Или жене они все рассказали, но она не поделилась с дочерью. — За все пятнадцать лет? Даже когда та выросла? Когда отчаянно хотела узнать, что стало с ее папой? — Люди бывают странными. Ты слышал Люси. Мать стыдилась того, что ее бросил муж. Может, до того стыдилась, что ничего не рассказала дочери. Стив лизнул палец и быстро пролистал оставшиеся страницы, выдергивая из стопки то одну, то две и откладывая в сторону. — Не-а. Вспомни записку своего приятеля, его слова о водителе на пассажирском сиденье. Именно это он имел в виду: детективы ничего не сказали семье, и если ты думаешь, что им следовало это сделать, то придержи комментарии. — Я думаю, детективы могли сообщить семье. Это сэкономило бы нам херову тучу времени и сил. — Они должны были сообщить семье, вот в чем дело. Даже если там была какая-то скользкая история, они должны были намекнуть, что он жив. — Стив смотрел в папку. — Возможно. — Я начала складывать мою половину бумаг, чтобы отправить обратно в коробку. — Позвоню Гэри и спрошу его, что там за история. — Ты не согласна с тем, что они обязаны были сообщить? — Не знаю. Я что, похожа на папу римского? Сложные моральные вопросы не по моей части. — А что бы ты сделала, если бы это было твое дело? Промолчала бы? Честно? — Я бы перешла в отдел убийств. Там такое дерьмо не всплывает. — А я бы сообщил, — произнес Стив. Я собралась сунуть бумаги в коробку, он отобрал их у меня, добавил к своим и продолжил листать. — Точно. Это отец Ашлин? Это муж ее матери? Значит, они имели право знать. Если бы они знали, может, их жизнь не пошла бы под откос. По крайней мере, не так радикально. Я было вытащила свой телефон, но последнее замечание заставило меня повернуть голову. — Да? С чего бы? Они что, не могли выйти из квартиры и перестать рыдать, пока не узнают, где их папочка? Без этого они не могли просто жить себе дальше? Это вырвалось с бо2льшим раздражением, чем я ожидала от себя. Стив прекратил ковыряться в бумагах. — Да ладно тебе. Я не это имел в виду. Просто… Если они провели половину жизни в ожидании, что папа объявится в дверях, а другую половину — представляя, как его пристрелили в горах, то да, они вполне могли умом тронуться. Я позвонила Гэри, поглядывая на дверь, чтобы не пропустить появления Бреслина. — Вот и нечего было время на ветер пускать. Детективы точно их к этому не принуждали. Завели бы себе хобби. Макраме там. — Я не думаю, что это… Я предупреждающе подняла палец и снова набрала тот же номер. И снова попала на голосовую почту. Беспокоиться из-за того, что Гэри меня игнорирует, я не собиралась. Привет, Гэри, это Антуанетта. Мы получили материалы. Спасибо. Уже проглядели. Твой парень может забрать их назад в любое время. Я не хочу отдавать коробку нашим практикантам. И позвони мне, когда сможешь, хорошо? У меня есть пара вопросов, и я бы хотела задать их тебе, а не кому-то еще. Созвонимся. — Если он не хочет, чтобы я начала разыскивать детектива, который вел это дело, он не пропустит мой звонок. И если там было что-то скользкое, даст мне знать, чтобы я не начала копать.