Не помогало. Тук — тук. Большая пауза между ударами. Тук. Протяжный удар, похожий на звук отслужившего свой срок механизма. Он повторялся в моём воображении. — Я люблю тебя, Рэн, — сказала она сдавленно, и когда мой взгляд прояснился, я увидел её потухшие глаза. Нет! Тук! Тук! Тук! Ну! Стучи же! Я больше не чувствовал стука её сердца. Вспыхнула молния, ярко осветив красивое лицо Хели, и затем прогремел гром. Нет, Хеля! Этого просто не могло быть, я не мог в это поверить, это всё ложь! Это дурной сон! Обхватил её двумя руками, крепко прижал к себе, и захлебнулся в сдавленном крике, который выпускал сквозь зубы. Хеля! Хеля. Она была единственной, кто поддерживал меня, кроме Рю. Она была единственной, кто с самого начала, не смотря на мои не удачи, подбадривал меня. Из мира воспоминаний раздался её теплый шепот, который она произнесла у меня над ухом: «У тебя получится», «Чего уставился?!» — снова её голос. Глаза начали гореть, душу разрывало от набросившейся на меня тоски и горя. Я вообразил, как Хеля касалась моих плеч, помогая мне расслабить их после тренировки. Тяжесть осознания того, что этой любви, этой ласки, этой заботы и этих наигранных недовольств больше не будет, заставила меня закричать ещё сильнее. «Мой отец говорил, что неважно, кто смотрит на тебя со стороны, и кто что говорит. Важен только ты, и твоя цель. Я говорю тебе то же самое, Рэн» — говорила она мне, в особенно тяжелые моменты. Слов поддержки, теплых взглядов, её горячего, заставляющего душу трепетать, дыхания — всего этого больше не будет. В её душе зло, Рэн. Ей нельзя жить. Эти слова теперь заели в голове, как старая пластина. Мне стало ясно, какими бессердечными могут быть родственники, как бы они тебя не любили. Чтобы тебе не говорили, всегда суди по действиям, а не по словам. Теперь, после поступка Рю, это станет моим кредо. — Её можно было просто лишить сознания, но не убивать же! Ты настолько любишь своих повелителей, что готов отдать за неё жизнь собственной внучки?! — Да! Так поступит каждый уважающий себя самурай! Жизнь, кровь, всё за господина! Ты — ронин! — Рю говорил злобно, сквозь зубы. — Тебе этого не понять! Разрушая завал, Хеля подвергла опасности всех жителей, и проявила неуважение к Всесильным! Я и не хотел этого понимать. Этого слепого подчинения, этого пропитанного гипнотическими догмами кодекса чести, этого Бусидо, делающего из воина послушного болванчика, которого в случае проявления им собственной воли можно убрать, как испортившуюся пишущую машинку, решившую писать письма по-своему. Самураи — роботы, которые должны только убивать. Самураи — роботы, не имеющие личности, и тем более, им даже запрещено её иметь. Всё ради клана, и всё ради господина! Но на самом деле я понял, зачем так поступает каждый уважающий себя самурай. Зачем эта слепая преданность, зачем каноны кодекса чести, которые позволяют легко тобой управлять и казнить, сделай ты что-то, не понравившееся господину. Все эти кодексы, все эти ранги, все эти каноны — наделяют тебя правами убивать людей, которые неудобны твоему господину. Они наделяют правами твоих господ убрать тебя, если ты вдруг осмелишься думать своей головой, и хоть в какой-то форме не подчинишься своим владыкам. Кодекс нужен для того, что бы сделать тебя управляемым, он нужен для того, что бы ты внушил себе ряд ограничителей, которые сделают из тебя идеального подчиненного, готового даже наложить на себя руки. Подобные кодексы есть и в других районах, только выглядят и работают они по-другому. Суть одна — сделать тебя как можно менее личностью и как можно более послушным. И если ты не хочешь быть частью этого, если хочешь сохранить независимость суждений, собственное мнение, свободу действий и воли, то система быстро сделает из тебя презираемое посмешище. Порицания со стороны общества заставят тебя испытывать стресс, заставят тебя хотеть туда, где тебя признают, но для того, что бы туда попасть — надо быть послушной собачкой, как остальные, иначе никак. Со временем я понял, что презрение со стороны общества вызывается не только канонами кодекса и социальным статусом. Презрение ещё и провоцируется завистью, потому что ронин свободен в действиях, в перемещении, и в выборе. У него нет обязанностей перед хозяином, ронин может делать что хочет, и когда хочет. Ронин будет делать что-то только тогда, когда сочтёт это удобным и уместным, а не потому, что так делают все и так надо. Мне стало казаться, что любой самурай мечтает стать ронином, но не делает это из-за страха потерять уважение большинства, и из-за страха не получать жалованье, ведь ронина кормит только меч. Мне не нравится такое общество. Мне не нравятся законы, следуя которым, дед готов проткнуть живот собственной внучке. Это нужно прекратить. Но в первую очередь нужно прекратить того, кто посмел убить родного человека, когда мог поступить иначе. Я люблю тебя, Хеля. — Рэн, не делай глупостей, — угрожающе произнес Рю. У горла и у сердца вспыхнули огни, и Рю положил ладонь на рукоятку. — Обнажишь меч — умрешь. Семь вспышек в семи точках моего тела возникли одновременно. Ичинару, побледнев от удивления, тут же умчался прочь. У меня возникло ощущение, будто бы я наполняюсь чем-то безграничным и необъятным. Прилив сил позволил мне почувствовать, что сейчас я с лёгкостью смогу освободить запечатанный меч. Он лишь безмолвно был при мне десять лет, и теперь настала пора ему заговорить. «Говори» — обратился я к мечу. Свет. Ветер. Огонь. Вода. Эфир. Земля. Пустота. Материя. Вдруг во мне пробудилась ещё одна чакра, восьмая. Потянув ладонь к рукояти, я схватил её, и вынул клинок из ножен с потрясающей легкостью. Веревки порвались со звоном, будто бы на треснула цепь. «Так вот он какой» — я равнодушно оглядел меч. Он был соткан из тьмы, подобно тени, и над тупой стороной клинка увеличивался энергетический сгусток. Рю выхватил клинок, но я среагировал раньше. Мир стал для меня словно замедленным. В воздухе застыли тяжелые капли дождя, медленно разбивающиеся о наши силуэты. Рю уже вихрем мчался ко мне, держа клинок, и я встретил его ударом. Я разбил меч Рю, парировав его ответным ударом, и клинок мастера распался на тысячи кусочков. Рю явно удивил такой поворот событий, и он даже приоткрыл рот от неожиданности, занося для удара уже не меч, а его обрубок. Рю снова обратился ветром, и я ударил ещё раз, надеясь успеть поразить его, но промазал. Мир перестал быть замедленным. Новой силой я, очевидно, овладеть ещё не успел. Я взмахнул клинком в сторону Рю. Он исчез из поля зрения, превратившись в облако ветра, и, оставив меня наедине с мертвым телом Хели, умчался вниз, с крыши. Я ощутил, что мах клинком породил невидимую, но могущественную силу. В крыше передо мной появился четкий треугольный рез, который заставил огромный кусок здания отколоться от основной конструкции, подобно отрезанному кусочку пирога, и начать сползать вниз. Звук гремящих камней смешивался со скрежетом металла, превращаясь в нечеловеческий, страшный рёв, разносившийся по всему району. Здание под ногами задрожало, пробуждая во мне понимание, что с крыши лучше уйти. Схватив тело Хели, я обратился ветром, и покинул крышу. Приземлившись на асфальт, аккуратно положил Хелю, и обернулся. Здание обрушилось, и перед ним была огромная борозда, словно невиданных размеров чудовище черкануло когтем. Всюду валялись искореженные машины, остовы которых были придавлены вывернутым наизнанку асфальтом. Из куч каменной крошки торчали толстые куски труб, через которые сочилась вода. Где Рю? Я огляделся. Чакры продолжали наполнять меня силой, и она требовала выхода. Запомнив место, где оставил Хелю, я дал себе команду любой ценой сохранить его целым. Обратившись ветром, я стал прыгать по зданиям, осматривая улицы. После третьего прыжка Рю попался в переулке. Его силы были более ограниченны, чем мои, и для повторного прыжка ему требовалось время перезарядиться. Это было мне на руку. Хеля была мертва, я был готов убить учителя, и, кажется, начинал получать удовольствие от силы, которую имею. Сам Рю, мастер стиля Шести Клинков, был обращен мной в бегство. Мне было очень любопытно, что он сделает, если я не убью его. Выпустит себе кишки, как все опозоренные поражением самураи? Да даже если по собственной воле Рю не вскроет живот, то заставит Сору, ведь вряд ли господин останется доволен бегством своего самурая и его проигрышем. Не убежишь, Рю. Вид города сверху сменился узким каналом переулка. Обратившись ветром, я вихрем возник перед Рю, и направил потоки воздуха на него, вышвырнув Рю на большой проспект со всем, что попалось мне под руку. Меня охватывала злость, слепая и беспощадная, такая злость, которая не видит жертву. Я бы прикончил Рю, кем бы он ни был. Стариком, ребенком, женщиной, мужчиной — в любом из этих обличий его ждала бы смерть. Я улыбался. Широко, злобно, и с оскалом. В груди будто запылало пламя, обжигая все внутренние органы, и вокруг меня, словно в ответ на внутреннее возгорание, вспыхнул черный огонь. Он стал будто моей аурой, щитом, который одновременно защищал меня, и мог сжигать моих врагов дотла. Теперь меня питали не только злость и горе, к ним примешалось неожиданное появившееся чувство драйва. Я чувствовал превосходство. Раньше, не смотря на то, что я стал сильнейшим мечником под Куполом, у меня никогда не возникало чувства превосходства. Мне и думать не хотелось о полученной силе, о могуществе, которое стало моим спутником благодаря долгим, изнурительным тренировкам. Ты умрешь, Рю. Взмах. Взмах. Взмах. Быстрыми ударами я отправил три веера, уничтожающие всё на своём пути и будто перемещающие то, чего касаются, в другое измерение. Рю обратился ветром, чудом успев уйти в сторону. Дождь на миг раздвинулся, словно штора, дернутая рукой, и снова сомкнулся. Дома, стоявшие вдоль дороги, повалились как карточные домики. Волны оставили после себя обрамленные черным огнем огромные рубцы. Не уйдешь, Рю. Оттолкнувшись от асфальта, я взмыл над зданиями словно перо, и этого мне было достаточно, что бы увидеть Рю. Меня окружил пар, испускаемой водой, которая касалась горящего вокруг меня пламени. Три волны, отправленные мной в Рю, принесли больше разрушений, чем мне показалось сначала. Они отпечатались на городе тройной рваной раной, и будто кровоточили черным огнём, дотягиваясь почти до стены купола. Поймав себя на мысли, что мне этот вид даже понравился, я ещё раз взмахнул мечом. Людей, кроме мечников, в городе не было, но их судьбы меня сейчас не волновали. Я был готов на всё, что бы отомстить за Хелю, и если злость нужна, что бы поддерживать вспыхнувшую во мне силу, то я буду злиться, пока не умру. Тебе конец, Рю. Взмах. Веер был пущен горизонтально, и едва не коснулся бегущего Рю, но ему опять повезло. «Хочу с ним поиграть» — подумал я. Мне было ясно, что это неправильно, но исступление решало за меня. Это был радостный и неконтролируемый гнев, вызванный гибелью Хели. Веер подбросил здания, заставив их волнообразно подскочить, будто под ними взорвали много тротила, и сравнятся с землёй. Рю бежал к Восточному тоннелю. Моя мощь возрастала, я чувствовал её прилив, чувствовал, как вокруг сильнее разгорается черное пламя, и эта сила начинала подчинять меня своим хаотическим законам. Это заряжало, ведь раньше мне по силам было только проломить стену, и я никак не мог превратить в пепел полгорода пятью взмахами меча. Хотелось разделаться с ним, глядя в глаза. Повысив плотность воздуха у себя под ногами, я оттолкнулся от него, как от твердой поверхности, и полетел в сторону Рю. Я чувствовал, что могу контролировать все стихии, я чувствовал, как во мне энергией были наполнены все семь чакр, которые оказывали на тело приятное давление. У меня была возможность сжечь город, лишить его материального состояния, сделать под ним громадный разлом, провалив сквозь землю и затем, затопить его. Поймал себя на мысли, что ещё чуть-чуть бы, и веер, посланный мной, мог бы повредить Купол. «В следующий раз буду бить осторожнее» — решил я. Не хватало, что бы на меня повесили вторжение теней в Купол через Западный район. Хотя, впрочем, на пару пожизненных я дел уже наделал. От Рю стал исходить неизвестный мне энергетически сигнал. Чего он этим пытался добиться, я не понял, да это было и неважно. Моя цель была передо мной, и нужно было достичь её. Дистанция между мной и Рю сократилась быстро. Я преградил ему путь, и он остановился, стараясь смотреть на меня, сохраняя спокойствие. Но чувства от меня теперь скрыть сложно, и мне было ясно, что Рю изрядно нервничает. — Тебя казнят, Рэн, — сказал Рю. — Остановись сейчас, и казнь будет гуманной. Тебе позволят сделать сэппуку. Я усмехнулся, и затем, вспомнив искаженное от боли лицо Европы, нахмурил брови. — Вы ещё видите в этом что-то, способное сохранить честь, Мастер Рю? Это же не сохранение чести, это просто показательная порка, что бы люди знали, что их ждёт в случае неподчинения. — Если ты умираешь позорной смертью, то позором будет заклеймён весь твой род! — возразил Рю. — Если ты сохраняешь жизнь тому, кто совершил большое преступление, то это такой же позор, как и отказаться от сэппуку! Я не мог не убить её! — Вы убили её из-за установок, которые дал вам кодекс чести? Это же придумано людьми! Людьми! Кодекс чести выдуман чиновниками, которые заставляют подчиненных с детства его читать, что бы их было легче контролировать! В какое сравнение выдумки чиновников идут с жизнью внучки?! — С напором крика возрастал напор пламени, горящего кругом, и Рю даже пришлось отступить назад, чтобы не обжечься. — Вы, самураи, инструмент в чиновничьих руках! Инструмент чьей-то выгоды! Как до вас это не доходит?! — Твоей душой завладела тьма! Тьма, желающая свергнуть Всесильных, и посеять хаос под Куполом! Они борются за процветание своего народа! В груди защемило. Такое ощущение, что передо мной стоял не мастер меча, не мастер рассуждений и мудрый старик. Передо мной стояла марионетка, которая была в нужный момент пропитана нужной информацией. Её вынашивали, произвели на свет, и сразу стали выжимать на мозг строчки из кодекса чести, что бы к совершеннолетию приготовить идеальный инструмент исполнения. — Да?! И чем же им помешал Редклиф?! За что они заставили его вскрыть себе живот на глазах у всего Купола?! — За нарушение приказа! У тебя, как и у Редклифа, есть шанс умереть с честью, Рэн! Опусти меч! — Да-а-а! — протянул я. — Ослушался Нагихато, и вместо того, чтобы доставить сраный коньяк, решил спасти жизнь товарищу! Вот это нарушение, угрожающее жителям Купола! Идите вы в задницу с такой честью. Если под Куполом честью считается убийство собственной внучки, я под ним жить не хочу. Перед мысленным взором вспыхнуло заплаканное лицо Хели. Это так разозлило меня, что я сжал рукоятку меча до боли. — Остановись! — Не… — начал я, но понял, что попросту позволил себя заговорить. В следующий момент я оказался в каменной сфере, которая, мигом появившись из земли, сковала меня. Стихией земли Рю не владел, а значит, к нему пришла помощь. Вот зачем он устроил все эти речи о смерти с честью, о кодексе, и о Всесильных. Просто хотел отвлечь моё внимание. Гадать смысла не было. Надо было выбираться.