В отделении было еще совсем тихо. — Валентина Игоревна! — шепотом позвала она начальницу, которая сидела на посту, просматривая какие-то бумаги. — О, проснулась, Полюшка! Привет! — Идите завтракать. У нас еще пятнадцать минут есть. У меня уже все готово. — А я не хотела тебя будить, — сказала Проскурина, заходя в сестринскую. Она сладко зевнула и потянулась. — Ну, как ночь прошла, Валентина Игоревна? — Как сказать? В целом — спокойно, только часа в четыре мальчишку привезли. Семья в аварию попала. Родители испугом отделались, а у него, бедолаги, оскольчатый перелом плеча и сотрясение. Прооперировали срочно и — к нам в отделение. Он пока спит, наркоз еще не отошел. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо! — фальшивым басом пропела она, присаживаясь к столу и на ходу откусывая изрядный кусок от бутерброда с сыром. — А ты как? Поспала немного? — Поспала, — улыбнулась Полина. — Спасибо вам большое, не знаю, что бы я без вас делала! — Ой, не надо мне твоих благодарностей! — отмахнулась Проскурина. — Это ведь ты у нас — палочка-выручалочка. Всегда за всех отдуваешься. Кофейку мне плесни! И не жидкого, как вы пьете, а нормального, чтобы хоть немного проснуться и взбодриться. Проскурина всегда пила очень крепкий и сладкий кофе. «И как у вас давление не зашкаливает после такого?» — искренне удивлялась Полина, на что начальница с достоинством отвечала, что ее давление совершенно не зависит от такой ерунды, как кофе, а вот его отсутствие вполне может сказаться на ее настроении, что гораздо опаснее. Полина щедро насыпала в большую чашку Проскуриной две с горкой ложки кофе. — Сахару сколько? — Четыре, как обычно. Ты что собираешься делать-то, Колобова? Полина неопределенно покачала головой. — Не знаю. Сегодня здесь останусь, а дальше — посмотрим. — Слушай, а может у тебя пропало чего? Может, это грабители? Полина только отмахнулась: — Да какие грабители, Валентина Игоревна, господь с вами! Чего у меня брать-то? — М-да! — протянула Проскурина и старательно подула в чашку. — А полиция что говорит? — Пока ничего. Сказали, будут разбираться. — Разбираться они будут! — фыркнула начальница. — Ну-ну! Некоторое время они молча пили кофе, думая каждая о своем. В приоткрытой форточке стало заметно, как на востоке слабо, едва заметно начинает бледнеть небо. Улицы, все еще не очень оживленные, постепенно наполнялись привычными утренними звуками. Заметно потеплело, и на широкий карниз мерно и с глухим стуком падали капли — это таяла зима. — Понятно, что ничего не понятно, — наконец резюмировала Проскурина и ударила себя ладонями по коленям. — Ладно, Колобова, давай доедай, допивай и пойдем, обход у нас. — Что вы, Валентина Игоревна, вы идите домой — ведь всю ночь на ногах провели. Я сама справлюсь. Проскурина с сомнением посмотрела на Полину, будто прикидывала в уме, в состоянии ли та полноценно работать. И такая она была смешная, кругленькая, и серьезная, что Полина помимо воли рассмеялась. — Я в полном порядке, и даже выспалась! — бодро соврала она. — Уверена? — Клянусь! — отчеканила Полина. — Ну, ладно, тогда я пойду потихоньку. Но ты, если что — звони непременно! — А «если что» — это что? — Откуда мне знать, что ты в этот раз придумаешь! — выразительно пожала плечами Проскурина. — Имей в виду, если тебе вдруг надо будет в полицию там отъехать, или еще что-то срочное, я могу тебя подменить. Полина пообещала, что обязательно позвонит. * * * Первая половина дня прошла незаметно. Часов в десять она наконец-то дозвонилась в больницу, где лежала Ленка. Сухой, равнодушный голос сообщил, что Куприянова Елена Сергеевна в данный момент находится в реанимации. Состояние стабильное, динамика положительная. Температура — тридцать семь и одна. Больше никакой информацией дежурная не располагала. Да это и понятно. Врачи суеверны и не любят давать обещания или делать прогнозы. Но и то, что удалось узнать, было не так уж плохо. Даст Бог, завтра уже переведут в палату, и ее можно будет навестить. Полина оставила телефон в сестринской и вновь с головой погрузилась в работу. Заботы навалились, как снежный ком, заслонив на время тот страх и отчаяние, что прочно поселились в сердце со вчерашнего дня. Она была рада тому, что дел так много, и можно хоть на короткое время забыть о том, что неведомому «кому-то» почему-то очень мешает на этом свете Полина Тимофеевна Колобова. Только в тихий час Полина забежала выпить чаю. Мимоходом взглянув на дисплей мобильного, она с удивлением обнаружила несколько пропущенных вызовов. Звонил Денис. А ведь она совсем забыла и о нем и об их странном разговоре. Да неужели все это было только вчера? Казалось, целая жизнь прошла с момента их последней встречи. Перезванивать не хотелось. Она нерешительно повертела телефон в руках и вдруг он ожил. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Полина нажала зеленую клавишу. — Привет, милая! — Здравствуй, Денис! — с досадой на себя ответила она. — Я соскучился. Ты обещала позвонить, но я так и не дождался. — Прости, как-то из головы вылетело. Столько всего произошло… — Что-то случилось? — встревожился он. Полина помедлила с ответом. А может все-таки рассказать ему обо всем? Ведь ей больше совсем не к кому обратиться, не с кем посоветоваться. И в конце концов, именно с ним до недавнего времени она хотела связать свою жизнь. Просто вчера из-за утреннего звонка она была не в себе, вот ей и почудилось Бог знает что. — Случилось, Денис, Лена в больнице. — Ну, слава Богу, я испугался за тебя! А что с ней? Заболела? — равнодушно спросил он. — Можно и так сказать, — неопределенно ответила она. — Полюшка, — начал он проникновенно, но ей показалось, что в его тоне проскальзывают нотки раздражения. Так терпеливые педагоги разговаривают с нерадивыми учениками: мол, сколько раз можно повторять, что дважды два — четыре, а не пять и даже не три! — Ты слишком много думаешь о других и совершенно забываешь о себе. Я понимаю, Елена — твоя подруга, но ведь это не повод так расстраиваться! Ты сутками горишь на работе, совершенно не отдыхаешь, и к тому же так переживаешь из-за каких-то пустяков. «Хорошенькие пустяки!» — усмехнулась Полина про себя. Но она тоже хороша! Надо было предвидеть, что Денису все равно, что происходит с Куприяновой. Он всегда считал, что Ленка настраивает Полину против него, и по большому счету был прав. Она не уставала твердить, что Кравцов самый настоящий эгоист и не любит никого, кроме себя. Полине все время приходилось метаться между ним и подругой. Хотелось побыстрее свернуть этот неприятный разговор, но Денис продолжал: — Милая, разве то, о чем я тебе говорил, не важно? Мы должны быть вместе, и тогда тебе будет намного легче. Невозможно все всегда делать в одиночку. Хоть в этом ты со мной согласна? — Согласна, Денис, — устало проговорила она. — Но пока я не готова ответить тебе. Он вздохнул. — Когда мы сможем увидеться? — Может быть, завтра. Я тебе позвоню. — Только обязательно! Я буду очень ждать. И помни — я очень, повторяю — очень! — люблю тебя. Так вот что кажется странным и нелепым! Денис все делает «очень» и «чересчур»: слишком волнуется, слишком возмущается, чересчур переживает за нее, слишком любит… Ладно, разберемся, решила Полина, сунула телефон в сумку и, забыв про чай, вышла из сестринской. II — Ну и что у вас? Есть какие-нибудь подвижки? Королев и Емельяненко переглянулись, а потом оба посмотрели на Ромку Егорова. — Вы мне тут в гляделки не играйте! — повысил голос Горелин. — Я жду от вас оперативный план действий, а не перемигиваний, как в первом классе! Что уже сделано? Какие версии? Макс с силой потер красные усталые глаза — поспать сегодня удалось всего два часа. Полковник Горелин Константин Павлович, в просторечии просто Палыч, сидел во главе стола для совещаний. Это был человек лет пятидесяти пяти, с большой головой, округлым брюшком, густыми усами и наметившейся лысиной, похожей на тонзуру. Его тяжелая нижняя челюсть и глубокие складки на лбу говорили о его непростом характере. Тем не менее, приглядевшись, можно было догадаться, что сеточка морщин в уголках глаз свидетельствует о том, что ему не чуждо чувство юмора. Но сейчас начальник был явно не склонен шутить, о чем свидетельствовало грозное выражение лица, а также синхронно подрагивающие кончики усов — верный признак плохого настроения. Перед ним лежали предварительные заключения баллистика и эксперта. Макс уже много лет работал под началом Горелина и хорошо изучил его взрывной характер. Увидев, как Егоров непроизвольно вжал голову в плечи, а Емельяненко преувеличенно заинтересовался изучением пустого блокнота, Макс решил начать сам. — Вчера вечером, предположительно около девятнадцати часов было совершено покушение на Куприянову Елену Сергеевну, тысяча девятьсот восьмидесятого года рождения, владелицу клиники «Медикам». — Королев, давай по сути, эти нюансы — адреса, годы рождения, должности — я могу и сам прочитать, слава Богу, грамоте обучен, — раздраженно перебил его Горелин. — Как думаешь, ее хотели убить как владелицу клиники? Или может быть, имеются личные мотивы? — В том-то и дело, что убить хотели не ее.