Густые лохматые брови Горелина взлетели вверх: — Как — не ее? — Константин Павлович, Куприянова последние несколько дней проживала у своей подруги, Колобовой Полины Тимофеевны, в квартире которой и произошло покушение. Этой самой Колобовой с недавних пор стали приходить странные письма, в которых некто угрожал ей расправой. Полина испугалась и попросила Куприянову пожить некоторое время вместе с ней. Но об этом, по словам Колобовой, никто не знал. — Тоже мне, защитницу нашла! — пробормотал в усы Горелин. — Почему в полицию не обратились? Макс глубоко вздохнул, но тут вылез Егоров: — На каком основании, товарищ полковник? Вы же сами знаете, что в районном отделении их никто бы и слушать не стал! Мало ли, кому какие письма приходят! Дураков-то полно! — А ты, Егоров, помолчи, пока тебя не спрашивают! — загремел Горелин. Максу было очевидно — полковник понимает, что Егоров на сто процентов прав, поэтому-то и вышел из себя. Королев едва заметно кивнул Ромке — мол, не тушуйся, все нормально, и продолжал: — Эта самая Куприянова обратилась ко мне. Как она меня нашла, я вам позже объясню. Мы вчера вечером должны были увидеться, но на встречу она не приехала. Я думаю, что убийца принял ее за Колобову, так как стрелял в спину и, соответственно, лица жертвы видеть не мог. — Так я и знал, что это именно ты, Королев, мать твою, это дело нам приволок! — заорал Горелин в полный голос и тут же закашлялся. Емельяненко тихонько прыснул в кулак и сделал Максу большие страшные глаза. — Нам своих «висяков», что ли, не хватает?! Ладно, хрен с тобой, горбатого могила исправит! — он немного помолчал, шумно сопя своим большим сизым носом-картошкой, а потом продолжал: — Так, если я тебя правильно понял, ты думаешь, что покушались на Колобову, а по ошибке подстрелили эту самую бизнесвумен? — Так точно, товарищ полковник. — Как, кстати, она себя чувствует? — Я был в больнице. Ее прооперировали. Сейчас она в реанимации, но прогнозы хорошие. — Так надо бы с ней поговорить, может она сама чего видела-слышала. — Согласен, однако тут есть одна проблема: лечащий врач стоит насмерть, никого не пускает. — Подумаешь, сторож нашелся! Ладно, позвоню сам, — Горелин сделал пометку у себя в бумагах. — Что по свидетелям? Емельяненко покашлял и открыл свои записи: — Вчера вечером поквартирный обход результатов не дал. Никто ничего не слышал. Есть одна соседка с третьего этажа, которая утверждает, что видела незнакомого молодого мужчину, входящего в подъезд в районе семи часов. Одет был в черную куртку, джинсы и спортивную шапочку, надвинутую на глаза. Лица она не рассмотрела. Рост выше среднего. — Да, по таким приметам нам пол-Москвы надо в камеру сажать, — усмехнулся Палыч. — Всех опросили? — Нет. Я записал номера квартир, в которых никто не открыл. Можно попробовать еще раз туда съездить. — Вот и съездишь. — Слушаюсь, товарищ полковник. — Мне Колобова дала адреса и телефоны своих знакомых и коллег. Хочу с ними пообщаться, — добавил Королев. — Это понятно. А сама эта Колобова что из себя представляет? — Обычная, ничем не примечательная медсестра одной из городских больниц. Живет одна. Мать умерла, а отец бросил семью, когда ей было всего шесть лет. С тех пор они не общаются. — Интересно, интересно, — протянул Горелин. — И что, она тоже не имеет понятия, кто мог выстрелить в ее подружку? — Именно. Все ее богатство — двухкомнатная малогабаритка в Ясенево и двести евро, спрятанные в шкафу под бельем. Кстати, деньги не тронуты. — Что у экспертов? Есть зацепки? — Ждем результатов, Погодин обещал сразу же сообщить, если что-нибудь найдет. — Следователем Машков подряжается? — полуутвердительно спросил Горелин. Макс молча кивнул. Горелин просунул толстые короткие, как сардельки, пальцы под тесный воротничок рубашки, расстегнул верхнюю пуговицу, ослабил галстук и потянул шею. — Резюмирую: глухо, как в танке! Королев, учти, ты в это дерьмо нас втащил, тебе нас из него и вытаскивать! С этого дня докладывать мне лично, как идет расследование. Рой землю, ищи и тряси свидетелей, но найди, кто это сделал. Егоров и Емельяненко работают с тобой, но и о других делах забывать не следует. Все понятно? — Так точно, товарищ полковник, разрешите идти? — Идите. Все трое тенью выскользнули в коридор. — Боюсь я его, аж до трясучки, особенно, когда он начинает своими усами дергать! — признался Егоров, когда они расселись за столом у Макса в кабинете. — Это потому, что ты у нас еще зеленый и неопытный, Ромка, — засмеялся Емельяненко. — Я прав, Макс? Королев сегодня совершенно не разделял бодрого и веселого настроения Вовки. Досадно, что Березина еще целую неделю не будет, вот бы с кем посоветоваться! Уже вчера вечером, обнаружив Елену, он сразу понял, что это не просто очередное «дело». Сердце тревожно щемило, и тугой ком ворочался в горле, каждый раз, когда он вспоминал ее растрепанные рыжие волосы и тонкую беззащитную шею. Он виноват. Он должен найти и обязательно найдет того, кто так хладнокровно выстрелил в спину этой женщине и бросил ее умирать одну в маленьком темном коридоре. От этой мысли кулаки сами собой сжались так, что хрустнули пальцы. Макс отошел от окна и сказал: — Егоров, сбегай-ка к соседям, попроси у них кофе, а то я утром не успел купить. — Почему я? — возмутился Ромка, но встретив тяжелый взгляд Королева, без дальнейших возражений вышел за дверь. — Слышь, Макс, ты чего такой тухлый-то? Подумаешь, Палыч наехал! В первый раз, что ли? Не парься, поворчит и остынет. — А ты очень уж бодрый, как я посмотрю, — усмехнулся Королев. В этот момент вернулся Егоров, и судя по довольной улыбке, не с пустыми руками. — Во, смотрите! — поставил он на стол почти полную банку «Нескафе». — Сказали, что завтра надо будет две таких отдать. — Ни хрена себе расценки! — присвистнул Вовка. — Вот ты, малый, и купишь две таких. Ясно? — Ясно, — понурился Егоров. Королев не принимал участия в разговоре, а молча налил в белесый от накипи чайник воды из-под крана и расставил разнокалиберные кружки. Потом вытащил из ящика коробку с волглыми баранками и водрузил ее в центр стола. — Значит так. Я беру на себя коллег Колобовой и ее сердечного друга, — он заглянул в свои записи, — Кравцова Дениса Павловича. Ты, Вовка, отрабатываешь по соседям. Пройдись по квартирам еще раз, особенно по тем, где в прошлый раз никто не открыл. Понял? — Угу, — промычал Емельяненко, сосредоточенно дуя в кружку, от которой поднимался ароматный пар, и осторожно хлебнул. — С родителями Куприяновой поговоришь? — Поговорю, — мрачно отозвался Макс. * * * Он не сказал, что сегодня утром, еще до оперативки, побывал у матери Елены. Он долго стоял возле двери, не решаясь позвонить и собираясь с духом. Слезы, отчаяние, обвинения — он был готов к этому, но Маргарита Георгиевна, худенькая маленькая женщина с такими же, как у Елены, рыжими, но коротко остриженными волосами, оказалась женщиной сильной, не склонной к истерикам и скандалам. Известие о том, что дочь в больнице, она приняла с видимым спокойствием, но мертвенная бледность и задрожавшие руки красноречивее всяких слов свидетельствовали о том, каким внезапным и жестоким оказался этот удар. — А я вас помню, Максим, — сказала она, слабо улыбаясь. — Вы были совсем маленьким мальчиком, когда я приезжала в гости к Нине. Как она? — Спасибо, хорошо. Внука воспитывает. — У вас есть сын? — удивилась она. — Нет, я не женат. Я имею в виду своего племянника. — Ах, ну конечно! У вас же есть сестра, Инночка, кажется? Чудесная девочка. Передавайте им привет от меня. — Спасибо, непременно передам. Скажите, Маргарита Георгиевна, а Елена объяснила вам зачем ей вдруг понадобился мой телефон? Она пожала узкими сгорбленными плечами и покачала головой: — Леночка сказала что-то вроде того, что какому-то ее знакомому нужна консультация специалиста. Я не вникала в подробности. Мне и в голову не могло прийти, что это как-то связано с Полиной. — А почему Елена жила у нее? — Знаете, Максим, у Леночки есть дом в Подмосковье, но оттуда до клиники добираться довольно долго. Она сказала, что у нее сейчас очень много работы и чтобы не мотаться каждый день туда-сюда, она пару-тройку дней поживет у Поли. Они сидели в большой просторной, но очень уютной комнате. При свете дня Макс смог разглядеть черты ее лица: карие глаза, тонкий правильный нос, подвижный рот и высокий чистый лоб. Она была бледна, но говорила ровным, спокойным голосом. И только тонкие пальцы рук беспрестанно теребили бахрому пушистого клетчатого пледа, накинутого на диван. — Максим, вы говорили, что Леночку прооперировали и оставили в реанимации. Что именно сказал врач?