– Начал чувствовать себя так, как будто превратился в пятилетнего малявку, который один посреди ночного леса. Такая жуть вдруг меня обуяла! Вокруг все по-прежнему: солнечный день, цветы, кузнечики. Ты – всякое видавший в жизни, обвешанный оружием мужик, которому сам черт не брат. Но стоишь, боишься шаг ступить, и колотит тебя от страха так, что зубы клацают. Причем не только у меня – так было у всех. – И как в таких случаях спасаться? – Жадром, им родимым, чем же еще? – взлез в разговор Гриша. – Вспомни каньон. Если он даже там помог, то в других местах и подавно. – Откуда бы он у меня там взялся? – Постой… так ты что, каньон без жадра прошел?! – изумился он. Кто бы мне его подарил? Или позаимствовал на время. Купить его мне пока не на что. – Борис, – голос Грека прозвучал укоризненно, – тебе человека доверили, и что в итоге? Почему не проследил? – Да мне даже в голову не пришло, что у него нет! – торопливо начал оправдываться тот. – У всех ведь есть. Полный до краев или с зарядом на самом донышке, но у всех. У некоторых даже несколько. Да и как без него здесь выжить? – Сколько он тут пробыл? Понятно, что не успел обзавестись. Хотя и моя вина присутствует: мог бы и сам проверить. Но на тебя понадеялся. – А я ведь знал, что у Игоря жадра нет! – Слава выглядел виноватее других, вероятно вспомнив, как он сам мне его и показывал, а заодно объяснил его свойства. И произошло все это еще до того, как мы попали в каньон. – Знал, но потом из памяти как-то выпало. – Только не надо сейчас объяснять, как это происходит на уровне физиологии головного мозга. – Гудрон и тут не смог удержаться от своих обычных шпилек. Слава от него лишь отмахнулся. – Игорь, как ты там без него выдержал?! Признаться, мне и жадр едва помог. – Сам не знаю, – честно ответил я, подумав, что слова Грека о какой-то то там схеме и подразумевали использовать жадр. Но как же мне хотелось в каньоне вонзить нож Славе в спину! Или даже выстрелить в голову. Казалось, он так противно пыхтит! А это пятно на верхнем клапане его рюкзака? Уже потом я специально рассматривал рюкзак и все не мог понять: почему оно вызывало такую ненависть к Славе?! Обычное пятно от сажи. На моем рюкзаке таких пятен еще больше. – Ладно, как бы там ни было, хорошо все то, что хорошо кончается, – примирительно сказал Янис. – Держи, Теоретик! – Он протянул мне на открытой ладони жадр. – Только пользуйся экономно, в нем не так много осталось. Но на пару раз точно хватит, а там, глядишь, и до места доберемся. И вот еще что. Держи его всегда под рукой: в любой момент может понадобиться. Как аптечка. И даже с большой долей вероятности. – Я однажды подобное место бухой в хлам проходил, – окунулся в воспоминания Гриша. – Жадр, зараза, при переправе через речку выпал, запасного ни у кого не нашлось, а пройти нам ну в край надо было! – Он чиркнул по горлу ногтем большого пальца. – В общем, влили в меня две фляжки спиртного и практически все время на руках несли. Честно, толком ничего не помню. Гудрон не утерпел и тут: – Поди, специально его выкинул. Чтобы в тебя две фляжки влили. – Что я, дурак?! Там, можно сказать, вопрос жизни и смерти решался! Причем не нашей собственной. – Гриша сделал вид, что серьезно обиделся. А может, его обида была вовсе не наигранной. – Ну и чем бы ты смог помочь, если, по твоему собственному выражению, в хламину был? – не унимался Гудрон. Гриша не нашелся что ответить. Я же принял к сведению, что помимо жадра есть и еще одно средство. Но оно на самый крайний случай. Вспоминая этот разговор, я посмотрел на остальных: они ничего не чувствуют? А может, и за жадры уже схватились, чтобы отогнать то самое чувство, от которого самому мне так неуютно здесь? Но нет, такого не случилось. Не стал трогать свой жадр и я. Янис предупредил, что в нем осталось не так много, и потому следовало приберечь для куда более подходящего случая. «Наверное, дело во мне самом. Все-таки у них к таким вещам, как, например, перенесшийся с Земли дом, уже привычка, и им не становится от этого не по себе. Привыкну и я». – Как будто бы чисто. Потопали. – Грек поднялся в полный рост. И мы потопали. Но не беспорядочной гурьбой, весело обсуждая, что ценного можем обнаружить в доме, а так же, как шли и в любом другом месте: цепочкой, след в след, разбив окружность на сектора, держа оружие наготове и стараясь издавать при ходьбе как можно меньше шума. Грек выбрал к дому такой подход, когда местное светило оказалось за нашими спинами. Ничтожное, но преимущество. Наверное. Шли, ожидая, что в любой момент брызнет осколками стекло в одном или даже в нескольких окнах и вслед за этим раздадутся выстрелы. Кто-то их сможет услышать, а для кого-то последним, что он увидит и почувствует, будет вспышка в глубине одной из комнат, затем придет острая боль, которая долго не продлится. Хотя кто его знает, успевает ли человек перед смертью почувствовать боль от рокового выстрела. С того света, чтобы рассказать, еще никто не возвращался. Было жутковато. И я клял последними словами дом за то, что он не догадался возникнуть где-нибудь в более подходящем месте. Посреди леса, например, который подходил бы к нему вплотную. Нет, угораздило же его оказаться там, где незаметно к нему не подобраться! Непреодолимо тянуло посмотреть на дом, чтобы заглянуть в окна. Вдруг смогу разглядеть смутное движение притаившегося врага, блеск линзы прицела, что-то еще, что должно предупредить об опасности. Но нельзя. У меня своя зона ответственности, и опасность может нагрянуть именно оттуда. За домом следят Грек с Янисом. И я держался. «Представляю, каково сейчас Янису! Он ведь идет первым, – размышлял я. – Возможно, первый выстрел именно ему и достанется. Или Греку. Тот следует вторым, но опытный глаз сразу определит в нем командира, от которого следует избавиться в первую очередь. Остальным хоть чуточку, но легче: стоит только появиться хотя бы намеку на опасность, как все бросятся на землю, чтобы уменьшить себя как цель. Те, кто успеет». Глупо, наверное, выглядело со стороны, когда шестеро вооруженных мужиков и с рюкзаками на спине по команде Грека вдруг бросались на землю, ощетинившись стволами в ту сторону, откуда приходила гипотетическая опасность. Но ведь никто не отлынивал. В том числе и сам Грек, хотя все эти учения были затеяны только ради меня. Но теперь я точно знал, куда и как мне броситься, как за какие-то доли мгновения освободиться от рюкзака и что делать дальше. И еще я вспоминал рассказ Гудрона о том, как высоко в горах их разведгруппа нарвалась на минное поле: – Часа полтора у нас ушло на то, чтобы двести метров преодолеть, и оказаться на каменной россыпи. Как я мечтал стать птичкой, кто бы только знал! Вокруг из-за этой проклятой «зеленки» ни черта не видно, а где-то поблизости должна быть база, которую мы и разыскивали. Начнут стрелять – и все, каюк! Сильно не дернешься: смерть где-то тут, под ногами. Мы буквально по сантиметру передвигались. Двести метров за полтора часа! «Да уж, с такой закалкой многие из местных опасностей ему вообще нипочем. А иные и вовсе ничего, кроме усмешки, не вызывают». Я мельком взглянул на непроницаемое лицо Гудрона. Наконец мы приблизились к самому дому. От него пахло так, как будто он по-прежнему стоял там, где ему и положено. На проспекте каких-нибудь Энтузиастов или улице Ленина. Нагревшимся под жаркими лучами бетоном, едва уловимо битумом и еще чем-то непонятным, но таким родным. Если закрыть глаза, сразу же очутишься на Земле. Разве что не будет хватать уличного шума: гудения моторов проезжающих мимо автомобилей, детского смеха и разговора бабушек на лавочке у подъезда. Ну и доносящегося из открытого окна переполненного через край уверенностью голоса из телевизора: как у нас все замечательно, а вскоре будет еще лучше. Или наоборот: как отвратительно плохо, и полного звиздеца ждать осталось совсем недолго. Тут уж все зависит от предпочтений конкретного слушателя. – Заходим. Первым войду я, затем Гудрон, Янис, следом остальные, – знаками объяснил Грек. Через каких-то полминуты мы полностью разочаровались в своей находке. И чем выше мы поднимались, тем сильнее становилось наше разочарование. Пролет за пролетом, и повсюду одна и та же картина – дом, который снаружи производил впечатление, как будто все жильцы покинули его буквально пять минут назад, изнутри выглядел совсем по-иному. Абсолютно голые стены, на которых не осталось ни клочка обоев, ни панелей, ничего. Такая же картина с полом и потолком. И совершенно пустые комнаты. То же и на балконах, где люди зачастую хранят всяческий хлам, выбросить который не поднимается рука. Или устраивают пусть крохотную, но жилую комнатку, кабинет, мастерскую, и в этом случае там можно обнаружить все что угодно. Мы неслись вверх, и надежда найти хоть что-нибудь ценное таяла с каждым новым этажом. Все, последний, девятый этаж. Тогда-то Грек и скомандовал жестом: стоп! Судя по тому, что его указательный палец не лег на спусковой крючок, а по-прежнему находился сразу за ним, немедленно опасность нам не угрожала. Тогда что? Это интересовало не только меня. – Грек, что там? – Сам не пойму. Еще несколько ступенек, и стало понятно недоумение Грека. Три из четырех входных дверей на лестничной площадке отсутствовали, как и везде. Четвертая была на месте. Но не полностью. От добротной стальной двери оставалась ровно половина. – Впервые такое вижу, – признался Гудрон. – И я, – кивнул Янис. – Ну что, входим? – А нас не того? – Сноуден не договорил, но и без того было понятно, что он имеет в виду. То, что нас тоже сможет разрезать так же, как оказалась разрезанной наискосок многослойная стальная дверь вместе с системой запирания, ригелями и прочим. Причем настолько ровно, что на месте разреза не осталось ни наплывов, ни заусенцев. Как будто по листу обычной бумаги полоснули опасной бритвой. Даже цвет не изменился. На месте разреза металл начинает играть цветами радуги, но сейчас был не тот случай. – Боря, сунь палец, – попросил Гриша. – А то как-то боязно туда лезть. – Я сейчас твою голову туда суну! – пригрозил Гудрон, отлично понимая, что Гришей движет не страх, а желание подковырнуть. – Ладно, входим, – принял решение Грек и сделал шаг. Он не выглядел напряженным, и все же, случайно или намеренно, первым в проеме оказался ствол его карабина. С другой стороны, входить в квартиру, закинув перед этим оружие за спину, было бы верхом легкомыслия. Вслед за Греком в квартире оказались и остальные, чтобы поочередно чертыхнуться от сожаления. Та неведомая сила, которая удалила входную дверь по диагонали, похозяйничала и внутри. Точно таким же образом – пройдя наискосок по всей квартире. Большая ее часть выглядела так же, как и все другие квартиры этого дома. Нетронутой осталась только кухня и одна из стен коридора, на которой только и имелось, что зеркало во весь рост. Мы столпились в кухне. Гриша хозяйничал в шкафчиках, один за другим вытягивая ящики и бегло их осматривая. Гудрон полез в холодильник и извлек из него несколько бутылок пива. – Даже нагреться не успели, – сообщил он. – Будет кто-нибудь? – Нет, сам все выпьешь, – хмыкнул Сноуден, бесцеремонно забирая у него из рук сразу парочку. Открыл одну об другую и ту, что осталась с пробкой, передал Янису. К своей он надолго припал. – Чего торопишься? Когда еще такая возможность подвернется? – Гудрон, в руках которого бутылок осталось три, две из них поставил на стол, а из той, что у него осталась, неторопливо отхлебывал. – Проф, Теоретик, угощайтесь. Грек на пиво даже внимания не обратил, встав сбоку от окна и наблюдая за видимым из него пространством. – Да уж, тут мы точно не озолотимся, – некоторое время спустя заявил Гудрон. – Как будто бы и обстановка не из дешевых, но никакого даже самого завалящего девайса нет. – А это тебе что? – не согласился с ним Янис, указывая пальцем на индукционную печь. – Такую же домой себе хотел. А это, это, это? – по очереди тыкал он в микроволновку, тостер, посудомоечную машину, кофейный автомат. – Посудомойку в рюкзак себе положишь? А Грише холодильник к спине прикрепим. Я о нормальных девайсах. Которые и весят мало, и стоят достаточно дорого. Ноуты, планшеты, телефоны – вот что я хотел бы увидеть вместо всего этого! Ложки с кастрюлями – на них много не заработаешь. Янис на его слова внимания не обратил. – Командир, как поступим? Со всех этих агрегатов можно снять электронику. В любом поселении у местных умельцев пойдет на ура. Сам знаешь, они из кофемолки и фотоаппарата такие вещи умудряются сотворить! Озолотиться тут действительно не получится, но кое-что и с этого хлама можно поиметь. Правда, время понадобится, чтобы снять нужное и аккуратно упаковать. Гриша меж тем, недовольно бурча что-то под нос, развел бурную деятельность. Все, что удалось обнаружить из съестного, исчезало в чреве его рюкзака, который раздувался прямо на глазах. Туда последовали чай, кофе, сахар, макароны, крупы, россыпь всевозможных конфет, консервы в металлической упаковке, что-то еще… Всего было понемногу – хозяева не делали больших припасов, но ближайшие несколько трапез обещали порадовать нас давно уже подзабытыми разносолами. Банку с консервированными огурцами он попытался засунуть в рюкзак Славе. Тот отбрыкнулся, заявив, что стеклянная тара при нашем образе жизни долго не продержится. Кончилось тем, что, открыв банку, мы по очереди начали нырять в нее ножами, громко хрумкая и щурясь от удовольствия. Следом настала очередь персикового компота, который исчез так же быстро. – Никогда бы не подумал, что закусывать соленые огурцы сладкими персиками – это так вкусно! – заметил Гудрон. Все дружно с ним согласились. Лишь Янис добавил: – Изжоги бы не случилось. Хотя и черт бы с ней. Ну так что решим, начальник? У Грека было время подумать, и потому он ответил сразу: – Оставим все как есть. Возни много. – Оставим так оставим, – легко согласился с ним Янис. – И что тогда время терять? Тем более кое-каким барахлом мы все же разжились. Тут он был прав. Чего только стоило одно полотенце, которое с молчаливого одобрения остальных я сунул к себе в рюкзак. Новехонькое, махровое и размером почти с банное. Казалось бы, какая мелочь! Когда она есть. У меня не было, и потому приходилось вытираться куском давно выцветшей ткани, которую дал мне еще на базе Сан Саныч.