И как бы там ни было, вид кухни после нашего визита изменился разительно, а рюкзаки наши распухли не меньше, чем у Гриши. Уже на лестнице Гриша толкнул меня в бок: – Держи! Батончик. Обычный шоколадный батончик с арахисом. И я так ярко представил его вкус, что рот поневоле наполнился слюной. Это надо же было за те несколько дней, которые здесь провел, настолько соскучиться по сладостям! Откусил я совсем немного, рассчитывая, что таким образом батончика хватит надолго. Возможно, даже до вечера, если хорошенько растянуть. – Пиво будешь? – Гриша попытался вручить мне уже початую бутылку. – Нет, спасибо. Не настолько я его и люблю, чтобы сразу после шоколада. Это даже не персики после соленых огурцов. – Ну как знаешь! – И он одним махом вылил содержимое бутылки в рот. Остальные, в том числе Грек, тоже что-то жевали. У Гудрона в руке была зажата бутылка с пивом, из которой он экономно отхлебывал. Возможно, та самая, от которой мне пришлось отказаться на кухне, предпочтя ей печенье. «Гудрон, наверное, тоже до вечера пытается пиво растянуть», – невольно улыбнулся я, одновременно откусывая от батончика. Самую малость, буквально чуть-чуть. Растянуть до вечера не получилось ни у меня, ни у Гудрона. Если бы он действительно поставил себе такую цель. Едва мы спустились на пролет ниже, как снизу послышался шум шагов. Сначала мне пришла мысль сунуть батончик в карман. Затем, передумав, отправил его в рот полностью. Неизвестно, чем все закончится. Возможно, стрельбой, возможно, меня убьют, и не будет ли последней мыслью: ну и какого черта я его не съел?! Глава четырнадцатая Вот чему мне удалось научиться действительно быстро и еще в самом начале того, как попал к Греку, – это понимать язык жестов. А он скомандовал: рассредоточиться по двое и занять позиции в квартирах, определив место каждой двойке. Торопливо дожевывая шоколадку, я вслед за Гудроном юркнул в ту из них, чья входная дверь оказалась ближе всего к лестничному пролету. Моя задача была проста и оговорена давным-давно: не высовываться без команды и при нужде подстраховать своего напарника в случае перезарядки, клина оружия и так далее. Убедившись, что запасные магазины под рукой, заодно переложил поближе револьвер. По сравнению с ФН ФАЛом – пукалка, но ситуации бывают всякие, и не пришлось бы лихорадочно его разыскивать в то время, когда каждая секунда промедления будет стоить жизни мне самому или тому же Гудрону. Шаги меж тем приближались. Определить количество идущих, нисколько не сомневаюсь, не получилось даже у Грека. Но их несколько, и явно люди опытные – стараются не шуметь, до сих пор не произнесли ни слова. Когда мне уже казалось, что незваные гости вот-вот покажутся сами, раздался Гришин голос: – Стоять! – И столько в нем было требовательности и неумолимости, что, будь я сам на месте этих людей, застыл бы как вкопанный. Голос у Гриши действительно хорош. Мощный такой, в отличие от него самого, довольно плюгавого и не по годам морщинистого. Судя по тишине, те действительно застыли на месте. На какое-то время. Затем послышались шорохи, которые, несомненно, указывали на то, что они, подобно нам, укрылись в одной из квартир этажом ниже. Или в нескольких, тоже разбившись на части. Никто внизу затворами лязгать не стал. Этим людям незачем ими лязгать. Потому что у каждого патрон в патроннике, а снять предохранитель при должном навыке можно и совершенно беззвучно. Гриша, который находился в паре с Греком, больше голоса не подавал, снизу молчали тоже. Наконец наш вероятный противник не выдержал первым: – Эй! Может, разойдемся миром? – Не исключено, – ответил Гриша. Он явно озвучивал Грека, а не проявлял собственную инициативу. – Тем более воевать тут не из-за чего. – Что, и наверху такая же история? – Да. За исключением одной квартиры. Но и там не разживетесь. – Особенно после нас, – хмыкнул Гудрон, и я молча с ним согласился. Хотя с какой стороны посмотреть. Все-таки на кухне осталось много такого, что является ценностью для этого мира. – Ну так что, расходимся? – снова донеслось снизу. – А вы чьи будете? – поинтересовался Гриша. Вопрос вполне резонный: возможно, там находятся хорошие знакомые. Или наоборот – враги. Должны же быть у Грека враги? Недаром он молчит до сих пор, чтобы до поры до времени не дать понять, кто мы именно. Сноудену ответил совсем другой голос: – Я – Рыбак. Егор Рыбаков. – Не слышал о таком, – снова прокомментировал Гудрон. – Какие-то залетные. – С кем имею?.. – поинтересовался тот, который назвал себя Рыбаковым. – Вениамин Громов, – представился Грек, и я наконец-то узнал его имя и фамилию. – Тот самый Грек из Фартового? – Именно. – Ну тогда нам точно делить нечего. – Напряжения в голосе говорившего стало значительно меньше. – Расходимся? – Давно пора. Грек, повесив карабин на плечо, начался спускаться вниз, а за ним и остальные. Когда мы проходили мимо, эти люди держали руки подальше от оружия. Их было семеро, но толковое снаряжение имелось только у четверых. Гудрон демонстративно подкидывал на руке гранату. Судя по округлой рубчатой форме, «лимонку», я такие только в кино и видел. И даже не подозревал, что она у него имеется вообще. Уже поравнявшись с людьми Рыбака, Гудрон сунул гранату в карман разгрузки. Затем произошло неожиданное. Вытащив из другого кармана пустую бутылку из-под пива, он вручил ее одному из них, присовокупив: – На, хоть понюхаешь. Взяв ее машинально, мужик недоуменно на него посмотрел. Но сам Гудрон уже находился к нему спиной. Шли молча, и только в рюкзаках нет-нет да и позвякивали наспех уложенные туда трофеи. Вскоре Греку это надоело, и он объявил привал. Тогда-то он и задал вопрос Гудрону, который поначалу тот даже не понял. – Борис, ну и зачем ты это сделал? – Что именно? – Пустую бутылку в руки ему сунул? – Гражданин начальник, а как ты умудрился увидеть? Ты же спиной к нам в тот момент был. – Вероятно, Гудрон решил на время вспомнить о своем тюремном прошлом, поскольку говорил нарочито в нос, еще и растягивая слова. – Не важно, как именно. Ты мне поясни, в чем заключался смысл. – О-о-о! Смысла в моем жесте великодушия хватало! – Вот даже как? Я уже было думал, что ты его провоцируешь, а ты великодушие решил показать. Так и в чем же оно заключалось, твое великодушие? – В том, что пива на кухне не осталось. А от нас им пахло. Я и подумал, что, если не судьба ему выпить, так пусть хоть понюхает. Ну не самому же мне было оставаться? Практичней бутылку отдать. – Борис! – Грек слегка повысил голос. – Хватит сказки рассказывать! Давай колись. – В общем, знаю я его. Давняя история! Шерше ля фам называется. Короче, бабу он у меня из-под носа увел. Так что это маленькая ему, но мстя. – Еще с Земли знаешь? – не на шутку удивился Слава. – Нет, не с Земли. Уже отсюда. А давняя она, потому что произошла еще в самом начале, как только я сюда попал. Так что месть у меня получилась достаточно холодной. Безмерное удивление Славы по поводу знакомого Гудрона еще с Земли было хорошо понятно. Судя по рассказам, встретить знакомого из прежней жизни здесь нелегко, если даже вообще возможно. Казалось бы, народу хватает. Как и земляков. В одном городе люди жили. Или даже на соседней улице. А то и вообще в одном доме. Но ни разу не было так, чтобы кто-то кого-то признал. Даже общих знакомых не находится. Вот взять хотя бы Грека с Гудроном. Воевали практически в одних и тех же местах, но даже слышать друг о друге не слышали. Хотя оба были офицерами. Не так давно, когда мы пережидали дождь в недостроенном доме, в разговоре об этом Гриша выдвинул теорию о множестве подобных нашему параллельных миров, откуда все мы сюда и угодили, каждый из своего. – Проф, что скажешь? – обратился к тому Гудрон. – Теория как теория, – пожал плечами Слава. – Хотя мне больше по душе та, в которой мы пациенты психушки. Возможно, даже соседи по палате. – По его лицу было совсем непонятно, шутит он или говорит серьезно. От нечего делать мы принялись вспоминать всяческие факты из земной жизни, чтобы убедиться, что они действительно совпадают. Исторические даты, по крайней мере те, что удалось вспомнить, сошлись точно. И еще совпадали личности, которые оставили в истории Земли след. От Чингисхана и до современности. Совпадало практически все, но кое-что вызвало споры. Что, по уверению Сноудена, еще раз говорит в пользу его теории. Тогда-то Слава и прочитал коротенькую лекцию в очередной раз. – Все дело в особенностях нашей долговременной памяти, – рассказывал он. – В мозге нет особенных шкафчиков или файликов, в которых хранятся наши воспоминания. О детстве, вкусе пищи, которую мы ели давным-давно, или поездке на море много лет назад, или о чем-то еще. Нет, позволю себе так выразиться – все перезаписывается. Между отвечающими за долговременную память нейронами образуются новые связи. Старые, кстати, разрушаются. И так происходит практически ежедневно. Вернее, каждую ночь, пока мы спим. Поскольку человек постоянно видит, слышит, чувствует, узнает что-то новое, в эти образуемые межнейронные связи добавляется информация. И потому если мы абсолютно уверены, будто помним что-то до последней мелочи, на самом деле далеко не всегда так. – Все это очень хорошо, – кивнул Сноуден. – Но почему до сих никто своего знакомого не встретил?! – Вот этого я точно не знаю, – развел руками Слава. – Гудрон, да ты чертов гений! Нет, это надо же было так изощренно с бутылкой пива придумать?! В следующий раз, когда мне придется кому-нибудь мстить, я на коленях к тебе приползу: Боренька, умоляю тебя – придумай что-нибудь! – Издевки в Гришином голосе хватало с избытком. – Теперь этот тип волосы рвать на себе будет, что когда-то дорогу тебе перебежал! Баба-то хоть красивая была? Ради какой-нибудь замухрышки я бы не стал так издеваться над человеком!