— Это его телефон. Где нашли? — положила она вещдок обратно на стол. — В его квартире. Не рядом с телом — нет. А то бы ты и его умыкнула, дай тебе волю, — проворчал Васюков, с благодарностью принимая из ее рук чашку кофе. — Телефон нашли под диваном в гостиной. У самой стены. Кто-то вытащил из него сим-карту. Разбил его, предположительно, каблуком ботинка. И забросил за диван. — Убийца? Даша вытащила с полки пачку давнишних пряников, положила их на стол, медленно села на стул напротив Васюкова. Тот в пряники вцепился, словно век не ел. И даже на упаковку не посмотрел, чтобы сверить дату изготовления с датой сегодняшней. Безалаберный, пригвоздил бы и его Коленька. — Может, убийца. А может и сам твой супруг. Но это… Васюков запихал в рот пряник целиком и теперь старался прожевать просроченную бакалею. Давалось ему это с трудом. Наконец, он справился, проглотил, запил кофе и тут же задался вопросом: чем таким она его угостила. Даша лишь плечами пожала. — Но это — что, майор? — поторопила его она. — Ты сказал, что мог и сам он такое с телефоном сотворить, но это… Что, Васюков? — Маловероятно, — выдохнул он недовольно. — Зачем ему? Он сидел дома, никого не трогал, никого не ждал. Не ждал тебя-то, Панина? — Не начинай! — одернула она его. Заметив, как Васюков снова потянулся к пряникам, отодвинула пакет. — И что дальше? — уставилась она сердито на гостя. — Не за этим же ты ко мне ехал, чтобы показать разбитый телефон, лишенный сим-карты? Нет. Что-то достали из него, да? Что, Васюков? — Многое. Он покосился на пакет с пряниками. На нем лежали ее ладони. Ну не вырывать же у нее угощение. — Многое из того, что снимает с тебя подозрение, — проворчал он и погрозил ей пальцем. — Но подробности после еще одной чашки кофе и бутерброда, Панина. Я из дома выехал, семи не было. Жрать хочу. А пряники твои… Ими запросто можно было тот самый телефон разбить. Как ты это ешь, Панина? Она не стала ему признаваться, что о пряниках этих забыла еще в конце весны. И они благополучно пролежали в шкафу все эти месяцы. Коленьки не стало в доме. Полки инспектировать было некому. Вполне вероятно, что и лежали бы там еще полгода, пока Васюков или кто-то еще не напросился бы на угощение. Поднявшись с тяжелым вздохом из-за стола, Даша полезла в холодильник. Где-то там она сегодня видела печеночный паштет, салат и банку маринованных огурцов. Хлеб, она точно помнила, был. Может, не горячий и даже не вчерашний, но был. А никто не виноват, между прочим, что она провела ночь в камере. Никто, кроме Васюкова. Поэтому бутерброд будет с черствым хлебом. — Хозяйка ты, Панина, так себе, — проворчал Васюков, кусая с хрустом от бутерброда. — Неудивительно, что при такой красоте ты уже третий раз побывала замужем. Кто же с тобой станет жить? Вот засранец! Даша подавила смех. Вроде и комплимент сделал, и опустил одновременно. — Что было в телефоне? Контакты? Сообщения? — подергала Даша Васюкова за короткий рукав белоснежной сорочки. — Что вашему спецу удалось извлечь? — Исповедь, — обронил Васюков, прикрываясь от нее кофейной чашкой и делая шумные глотки. — Наш спец, признаюсь, бился долго. Уж и не надеялись. Может, ты бы и до сих пор в камере была, если бы не он. — Короче, Толя! — повысила голос Даша и шутливо шлепнула его по плечу. — Не делай мне нервы! Что за исповедь? — Коля твой признание тебе записал. Показать, извини, не могу. Пока идет следствие и все такое. Ну, не мне тебе объяснять. — Он снова откусил и захрустел черствым хлебом, и забубнил с набитым ртом, роняя крошки на стол: — В общем, там он рассказывает о событиях памятного вечера, когда убил по неосторожности свою любовницу. — Кириллову?! — ахнула она. — Ее, ее, Панина. Кается он, что тебя подставил. Мол, не хотел. Так вышло. Чуть не со слезой кается, Дашка. И что виноват перед тобой, и что не хотел, да так само собой получилось. И все в таком духе. — Почему они тем вечером оказались возле моего дома? — А Кириллова захотела все тебе рассказать. Что-то у них там не заладилось. То ли в бизнесе, то ли в отношениях. Рванула сюда на такси. Он за ней. Поймал за руку, скандал буквально публичный устроили. Орали так, что на них начали внимание обращать. При этом Кириллова в выражениях не стеснялась. И много чего выкрикивала об их запретном бизнесе. Он не знал, как ей рот закрыть. Тут заметил, что дверь в подвал открылась. Он ее туда увлек. И сразу с порога толкнул со всей силы. Не рассчитал твой Коленька, Панина. Кириллова упала весьма неудачно. При падении сломала себе шею. Он вот прямо едва не плакал, когда об этом рассказывал. — Что еще рассказал? Даша встала у окна спиной к Васюкову. Чтобы он не смог по ее лицу распознать все, что она сейчас чувствовала. Ее душила такая злоба на покойного бывшего мужа, что она готова была рычать в полное горло. Сколько всего ей удалось пережить за эти дни! Из-за этого говнюка! Хорошо, додумался, оставил послание. — Кстати, майор, а чего это он на откровения решился? — резко повернулась она к нему. Васюков как раз доедал ее черствый хлеб с листом салата и печеночным паштетом. А свободной рукой сгребал крошки по столу в одну кучку. — Думается нам, напуган был твой Коленька. Так и сказал: если со мной что случится, это видео из облака, Даша, извлечешь. На видео он также признается, что в тот вечер нарочно выманил тебя из дома эсэмэской. И пока ты ждала его и бегала по площадке, сгонял к тебе домой, выкрутил лампочку с твоими пальцами. Он же знал, какие сам вкручивал, а какие ты уже без него. — Ну да, ну да, никто, кроме него, об этом знать не мог. Даже я забыла. А он был во всем педантом, — покачала она головой. И тут же подумала о своих подозрениях в адрес Кости Волкова. Вот уж кому досталось зря. Вот уж кто точно не мог знать о сгоревшей лампочке в ее настольной лампе. — Как, однако, он быстро сориентировался, — прищелкнула Даша языком. — Просто профи! — Нет. Не быстро. Про лампочку он уже по ходу додумал. А истинной целью его визита в твою квартиру было спрятать пакет. Ты находила его, Панина? Васюков застыл. Ладони его, согнутые ковшиками, зависли над столом в районе кучки хлебных крошек. Взгляд уговаривал быть откровенной. — Конечно, находила. Только не я, а слесарь. Я тебе про него рассказывала. Я этот пакет отдала Палычу. — Подполковнику Лисицыну? — уточнил Васюков. — Да. Он должен был отдать его на экспертизу. — Отдал? — Отдал. Не весь, конечно. Мы вместе с ним этой дряни отсыпали, когда в гараже Палыча пакет припрятать решили. — Вот умники! — ядовито похвалил Васюков. — Изъяли без понятых, припрятали. — Какие понятые, Толя? — возмущенно вскинулась Даша. — Я должна была обыск в своей квартире по всей форме совершить? Самой себе оформить явку с повинной, так? А я ни сном, ни духом. А если бы там была наркота? — А что там было? — хитро прищурился Васюков. — Спортивное питание. Так Палыч сказал. Он экспертам относил. Когда заключение получил, пакет выбросил. — Она подумала и добавила: — Так Палыч мне сказал. Прямо сегодня. Прямо перед твоим приходом. — Это хорошо, что выбросил, — неожиданно похвалил его майор. — А теперь я перехожу к финальной части исповеди твоего бывшего мужа. Ныне покойного. Васюков полез в другой карман и достал свой телефон. Долго тыкал пальцем по экрану. Наконец нашел то, что искал. — Тебе надо на это посмотреть, Панина, — проговорил он как-то нехотя. — Понимаю, что не должен. Что это тайны следствия и все такое. Но в лицах передать уже не могу. С экрана на Дашу смотрело застывшее в тревожной улыбке лицо Коленьки. Она ткнула пальцем в треугольник и запустила видео. — Почему я все это тебе сейчас адресовал, малыш? — спросил Коленька, надо полагать, у нее. — Потому что чувствую, что все пошло как-то не так. Что тучи надо мной сгущаются. И дело даже не в смерти Аси. Там был несчастный случай. Надеюсь, эксперты это установят. Дело в том, что… Что кое-кто решил слиться и теперь может начать зачищаться. И против него у меня нет сил и аргументов. Если со мной что, Дашка, вытащи все из «облака». Знаешь же, что я всю инфу там храню. Даже пустяковую. И мне… Мне дико стыдно перед тобой. И дико страшно. Последовала пауза, в течение которой Даша наблюдала за ногами Коленьки. Он перемещался по своей квартире. Кажется, в прихожую. Да, точно. В дверь настойчиво звонили. Он открыл дверь. Телефон при этом не выключил, держал в руке. — Привет, — поздоровался он напряженным, почти неузнаваемым голосом. — Чего вдруг решил ко мне заехать? — Есть разговор, — ответил Коленьке мужской голос — глухой, едва различимый. Даша его не узнала. — Мы будто все обсудили, — неуверенной нотой взвился голос ее бывшего мужа. — Ты облажался, — упрекнул Коленьку все тот же человек. — За это надо ответить. — Я готов. Но… Но что я могу? Я и так сделал все, что мог! — Считаешь, что, подставив свою бабу под подозрение, ты решил проблему? Идиот! Ты сделал только хуже. Много хуже. Вот тут Коленька, кажется, попытался снять своего гостя на видео. Но телефон был выбит из его рук. Отлетел куда-то. Даша видела теперь только угол какого-то шкафа. — Хорошая попытка, — похвалил гость Коленьку. — Жаль, ты опоздал. — Нет, нет, Санта! Ты чего?! Я не… Больше ее бывший муж ничего сказать не успел. Послышались звуки возни, потом вскрик, хрип, мгновение тишины. И следом над экраном навис чей-то каблук. И все исчезло. — Ты узнала голос, Даша? — спросил Толя Васюков, когда она отдала ему его телефон. Рука ее тряслась, как судорожная. — Нет. Голос я не узнала. Она снова отвернулась от Васюкова к окну. Угасающее лето за стеклом превратилось в грязно-зеленую абстрактную картинку. Все поплыло из-за слез, покатившихся из глаз сразу и сильно. — Ты чего, Панина? Ревешь, что ли? — переполошился Васюков, подскочив к ней, неуклюже косолапя. — Чего ты? Мужика, что ли, жалко? Так уж несколько дней прошло. Ты уж и видела его. И… — При чем тут мой мужик, Толя! — всхлипнула она, сипло выдыхая. — Я не узнала голос. Но я совершенно точно знаю, кто это. Коленька понял, что сейчас умрет, и дал мне знак. Только одного человека он называл так. Только одного…