– Если мы потеряем Ивановича, то никогда не выйдем на Кайруса. – Мила разыграла карту Господина доброй ночи, будучи уверена, что Клаус Борис уже в курсе дела, включая тот факт, что двадцать лет назад дело «неспящих» было спущено на тормозах при пособничестве Судьи. Инспектор молчал, не зная, на что решиться. Мила не отставала: – Новость распространится рано или поздно. У Шаттон только один шанс спасти свою модельную задницу. Этот шанс – в руках Майкла Ивановича. Если бы нам удалось заставить его признаться, что кто-то ему отдает приказы… – Никто не обязан свидетельствовать о существовании псевдомонстра, которого даже полиция некогда сбросила со счетов. Кайрус не убийца, он никого не убивал. И не похититель, ведь пропавшие без вести возвращаются, напомнила себе Мила. Господин доброй ночи для закона не существует. Тут Майкл повернулся в их сторону. Он не мог видеть их через стекло, но его взгляд все равно встретился со взглядом Милы. – Его скоро заберут для обследования, – огорчился Борис. – Чтобы расколоть его, нужна сложная стратегия, заранее подготовленная мизансцена, расписанные роли. Или нужно оказать на него психологическое давление… Когда я еще был специалистом по допросам, до того как пошел на повышение, я умел это делать, поэтому знаю, о чем говорю. Но у нас нет времени. Агент Васкес повернулась к другу: – Сколько еще осталось? – Может, пара часов. А что? – Ты ведь знаешь, что больше нам не представится такого преимущества перед Кайрусом. – Мы не сможем его использовать: смирись. Мила помолчала, зная, что предложение, которое она собирается сделать, рискованное. – Надо дать ему попробовать. Борис не понял: – О ком ты говоришь? – О том, кто в настоящее время лучший в Управлении специалист по допросам. Инспектор вскочил со стула: – Даже думать забудь. – Мы у него в долгу. – О чем ты? – О том, что нужно предоставить ему возможность обелить свое имя. Да ведь Бериш лучше всего подходит, и ты сам это знаешь. Инспектор продолжал противиться, но Мила поведала ему то, что услышала от спецагента относительно Теории зла и того, как действуют проповедники. Внушают идею. Агент Васкес подошла к старому другу: – Мне тоже противно, что этот ублюдок может выкрутиться, когда один из наших ранен, а другой погиб понапрасну. – Она положила руку Борису на плечо. Тот просто остолбенел, ведь Мила терпеть не могла к кому-либо прикасаться. – Хорошо. Но сразу предупреждаю: убедить Судью будет непросто. 53 – Его нет в природе! Вопли Судьи доносились из-за закрытой двери кабинета, в котором проходило совещание с Клаусом Борисом. – Я не позволю выставлять Управление на посмешище! – Но в конце концов, что мы теряем? – Не важно. Мила стояла в коридоре, потупив взгляд, чтобы не смущать человека, который одним своим присутствием вызвал такую бурю. Зато Саймон Бериш невозмутимо прислонился к стене, скрестив руки. Его, казалось, ничто не трогает. Такой выдержке можно позавидовать. – Надо дать ему попробовать, – убеждал Борис. – Все мы знаем, что за эти годы он стал классным дознавателем. – Я не стану терять драгоценное время, позволив дилетанту проводить на Майкле Ивановиче эксперименты по антропологии. Какие еще есть идеи? Может быть, друг-инспектор намекнет на возможную продажность Гуревича, чтобы убедить Шаттон. Миле очень бы этого хотелось. Однако, учитывая инсинуации, доносившиеся из-за двери, спокойствие Бериша казалось подозрительным. Мила подошла к нему: – Как ты можешь все это терпеть? Спецагент пожал плечами: – Со временем это входит в привычку. Агент Васкес набралась храбрости: – Давно хотела тебя спросить: ты взял те деньги или Гуревич? – Откуда мне знать, что сделал или не сделал кто-то другой? – обдал ее холодом Бериш. – Невероятно, ты еще его и защищаешь. – Я не стану обелять себя, перекладывая вину на мертвого. Мила не знала, назвать ли поведение спецагента мужественным или просто глупым. – Я рискую ради тебя своей задницей. – Тебя никто не просил. – Можешь, по крайней мере, изложить факты? Бериш заговорил с явной неохотой: – Мне поручили присматривать за преступником, который решился предать своих сообщников. Мы обеспечили ему защиту, снабдили вымышленным именем, но не должны были спускать с него глаз. Этим занимались я и Гуревич. – Тогда почему, когда он сбежал, только тебя заподозрили? – Потому что я был с подопечным в ту ночь, когда у его сына случился приступ аппендицита. Он хотел навестить сына в больнице и умолял проводить его туда. Не могу сказать, чтобы за дни, когда мы вынуждены были жить под одной крышей, мы особенно подружились, мы даже не очень-то сблизились, хотя я ценил его готовность сотрудничать. Уж если человек избрал какой-то путь – добрый или дурной, – ему нелегко свернуть с него, рискуя жизнью. – И как ты поступил? – Нарушил регламент и отвез его в больницу. И когда он потом сбежал, мне припомнили тот эпизод как доказательство, что мы были в сговоре. Обвинение сняли, потому что денег так и не нашли, но слава осталась… ее не изживешь так просто. – Не понимаю, – продолжала Мила. – Не имея доказательств, коллеги были не вправе тебя осудить. – Зачем полицейским докапываться до правды, когда коллегу можно приговорить и без суда. Миле был уже нестерпим этот его сарказм. – Не могу понять, как ты можешь защищать память Гуревича. Ты ни в чем не виноват, но не хочешь, чтобы люди узнали, как на самом деле обстояли дела. – Мертвые не могут ответить на обвинения. – Ты не потому молчишь. Просто ты – как сам говоришь – «привык» так жить. Тебе даже нравится. У тебя совсем нет самолюбия? Унижения, которые ты терпишь, ты сам и используешь, чтобы изводить себя. Так ты сам себя обманываешь и считаешь себя лучше других только потому, что безропотно принимаешь насмешки и тычки. Спецагент молчал. – Все мы творим безобразия, Бериш. Но из-за этого не позволяем людям издеваться над собой по твоему примеру. – Верно. Вот почему все стараются показать себя с лучшей стороны, выстроить положительный образ, даже в ущерб истине. И признают свою вину только перед таким, как я. – Он подошел ближе. – Знаешь, почему я стал лучшим в Управлении специалистом по допросам? Преступники незнакомы со мной, не знают, кто я такой, но, едва взглянув на меня, понимают, что я ничем от них не отличаюсь и мне тоже есть что скрывать. – Бериш наставил на нее указательный палец. – Виноват я или нет, но в этом моя сила. – И ты гордишься ею? – Мила переняла у Бериша его насмешливый тон.