– Никто не расположен признаваться в грехах, не получая ничего взамен, Мила. Даже ты. Она на минуту задумалась. – Помнишь бродягу, который живет рядом с моим домом? – Тот, которому ты носишь еду? – В моих действиях нет ничего от альтруизма, от человеколюбия. Он отирается там уже около года, и я просто пытаюсь завоевать его доверие, выкурить из норы, чтобы посмотреть ему в лицо, даже, может быть, с ним поговорить. Не то чтобы я принимала его судьбу близко к сердцу, дело в том, что я должна уточнить: а вдруг это кто-то из обитателей Лимба. Я знать не хочу, счастлив он или нет. Несчастья людей интересуют нас только тогда, когда отражают наши. – И какой из этого вывод? – Вывод такой, что и я, когда нужно, играю роль, но не расположена из-за этого давать слабину. – И в этом твоя вина? – возмутился Бериш. – Почему ты не расскажешь мне о дочери? Когда Бериш упомянул Алису, Мила едва сдержалась, чтобы не наброситься на него с кулаками. Но тот не дал ей ответить. – Я, по крайней мере, не убегаю. Сам расплачиваюсь за свои ошибки. А что делаешь ты? Кому сбагрила свою дочь, чтобы не принимать на себя ответственность? Ведь ясно, что она не существует для тебя, разве только ты сама распорядишься по-другому. – Что ты об этом знаешь? Их голоса уже почти перекрывали бурную дискуссию за стеной. – Тогда скажи: какой ее любимый цвет? Что ей нравится делать? Есть у нее игрушка, которую она укладывает с собой в постель, когда тебя рядом нет? Последний вопрос задел Милу неожиданно сильно. Какая я была бы мать, если бы не знала, как зовут любимую куклу моей дочери? – Это – кукла с рыжими волосами, ее зовут Мисс! – проорала она прямо в лицо Беришу. – Ах так? И как ты это выяснила? Она сама тебе сказала или ты исподтишка следишь за ней? Мила оцепенела. Бериш догадался, что фраза, брошенная в сердцах, попала в самую точку. – Я должна ее защитить, – оправдывалась Мила. – Защитить от кого? – От меня. Бериш почувствовал себя дураком. Он осознал, что набросился на Милу, чувствуя свою неправоту, а может быть, отягощенный бременем долгих лет, исполненных бесконечных обид. Ведь и он не был с ней до конца откровенным. Так до сих пор и не рассказал о Сильвии. Но сейчас ему хотелось просто попросить прощения. В этот момент и за стеной установилась тишина, и тут же открылась дверь. Первым вышел Борис, не раскрывая рта. Сразу за ним – Судья. Джоанна Шаттон скользнула взглядом по Беришу, будто не узнавая его, и обратилась к Миле: – Ладно, агент Васкес, ваш человек получает разрешение. Новость взволновала обоих, поставив точку в недавнем споре. Шпильки зацокали по коридору: Судья удалялась, оставляя за собой обычный шлейф слишком сладких духов. Мила и Бериш снова были командой. – Ты слышала, а? – Клаус Борис не на шутку на нее взъелся. – Она сказала «ваш человек», чтобы дать тебе ясно понять: ты отвечаешь за все. Если дело не пойдет на лад, вы потонете вместе, и я тут ничем не смогу помочь. Саймон Бериш хотел, чтобы Мила обернулась, а он успокоил бы ее взглядом. Но она не глядела в его сторону. – Знаю, – только и сказала она. Борис встал перед Беришем: – Нам остается около часа. Что нужно тебе для допроса Майкла Ивановича? Спецагент ни секунды не колебался: – Возьмите его из комнаты для допросов и отведите в кабинет. 54 Видеокамера стояла между папок, грудами наваленных в шкафу. Бериш считал, что ее не стоит прятать. Лучше выставить на виду, на штативе. Но Судья не слушала никаких доводов, просто чтобы показать, кто здесь возглавляет расследование. В соседней комнате Джоанна Шаттон встала впереди всех, чтобы насладиться спектаклем, передаваемым на монитор в режиме реального времени. Борис и Мила – на шаг позади. Агент Васкес все еще не могла отойти от ссоры, приключившейся у нее с Беришем в коридоре, но все-таки желала ему успеха и надеялась, что все у него получится. Положи конец этому кошмару, мысленно вдохновляла она коллегу. В данный момент на экране был виден только дознаватель, он, по соображениям безопасности, убирал со стола все, чем Майкл Иванович мог бы причинить вред ему или себе. Бериш разложил кое-какие бумаги, чтобы стол не казался слишком пустым, оставил блокнот и пару карандашей, а также телефон, хотя и на порядочном расстоянии от места, куда посадят заключенного. Он выбрал самый обычный кабинет, чтобы у допрашиваемого не сложилось впечатления, будто его запугивают. Вскоре двое агентов ввели Майкла Ивановича, поддерживая его за локти. Он волочил ноги: кандалы стесняли движения. Агенты усадили заключенного и вышли из комнаты, оставив его наедине с Беришем. – Тебе удобно? – спросил спецагент. Вместо ответа Майкл откинулся на спинку стула и даже, хотя и с трудом, из-за наручников, исхитрился поставить на стол правый локоть. А спецагент за стол садиться не стал, взял стул и расположился лицом к парню. Скрытая камера снимала обоих в профиль. – Ну как дела? Тебе давали поесть-попить? – О да. Вы все очень любезны. – Вот и хорошо. Я – спецагент Бериш. – Он протянул руку заключенному. Иванович в изумлении уставился на нее, а после, не без труда вытянув татуированные скованные кисти, ответил на рукопожатие. – Я ведь могу называть тебя Майкл, правда? – Конечно, это мое имя. – Бьюсь об заклад, что тебя сегодня уже замучили дознанием, но не стану тебя обманывать: это – допрос. Заключенный невозмутимо кивнул: – Я понял. Нас снимают на видеокамеру? – Она там, среди папок, – показал Бериш. Парень помахал рукой в объектив, и Шаттон вспылила: – Ну вот, выставил нас идиотами. – Твой адвокат свое дело знает. – Бериш взглянул на часы. – Через пятьдесят минут тебя увезут отсюда. О чем бы ты хотел за это время поговорить? Ивановича это забавляло, он стал подыгрывать Беришу: – Не знаю, на ваш выбор. Бериш принял задумчивый вид: – В том, чтобы исчезнуть на двадцать лет, есть свои положительные стороны. Можно, к примеру, менять имена, быть кем угодно или никем. В последнем случае и налогов платить не надо. – Бериш подмигнул. – Знаешь ли ты, что в детстве одним из моих заветных желаний было исчезнуть без следа? Ну, скажем так, оно стояло на втором месте, самым заветным было уметь превращаться в невидимку – ты шпионишь за окружающими, а они тебя не видят. Губы Ивановича изогнулись в улыбке. Похоже, он слегка заинтересовался. – Я бы с удовольствием исчез, – продолжал Бериш. – Пропал бы неожиданно, вдруг, не оставив следа, не подавая вести. Бродил бы наугад по лесам – я тогда обожал походы. Потом, через пару недель, я бы вернулся. И конечно, все бы обрадовались, вздохнули с облегчением после стольких тревог. Мать бы пустила слезу, даже отец бы расчувствовался. Бабушка испекла бы мой любимый торт, и мы бы устроили праздник, пригласили родню и соседей. Приехали бы даже кузены, которые живут на Севере и которых я со дня своего рождения видел всего пару раз. Праздник в мою честь. Иванович негромко похлопал в ладоши. Бериш в знак благодарности слегка поклонился.