– Сестра и отец еще дома или уже ушли? Девочка часто-часто закивала головой. – Еще дома, – наконец проговорила она дрожащим от страха голосом. – Не бойся, мне просто надо с ними поговорить, проводи меня к ним, – проговорил Дарк и проследовал за девочкой. В доме завтракали, собираясь в лавку, и при виде Дарка вскочили. «Да, это точно она», – подумал Дарк при виде девушки: сегодня он смог хорошо ее разглядеть. – Вы кушайте, я выйду и подожду, – сказал Дарк, видя недоумение и испуг на лицах девушек и их отца. – Нет-нет, мы уже покушали, – проговорил мужчина, ровесник Марка. Был он ниже Дарка, и Дарк смог разглядеть небольшую лысину на его седеющих волосах. – Присаживайтесь, ваша милость, – поклонившись, указал он на простой табурет. – Меня зовут Торвин Парман, а это мои дочери, Майла, – показал он на старшую, – и Ровена. Дарк чуть наклонил голову, давая понять, что принял информацию к сведению. – Спасибо за предложение, но я постою. Я только хочу задать пока всего один вопрос вашей старшей дочери. – И увидев, что отец не возражает, спросил: – Скажите, Майла, вы помните дуэль, которая произошла между известным вам Кравом и молодым пареньком недалеко от рыночной площади в городе Михель. – Да, – растерянно проговорила она и стала внимательно разглядывать Дарка, постепенно бледнея. – Скажите, а зачем вам это? Ведь я только и видела, как все началось и как потом парня забрала стража. – Просто я тот парень, – улыбнулся Дарк и, увидев, как смертельно побледнели девушка и ее отец, быстро проговорил, чтобы успокоить всех: – Нет, вы можете не беспокоиться, к вам у меня нет никаких претензий, просто я хотел бы узнать подробней о семье этих купцов. Вы не могли бы мне о них рассказать? – попросил он отца. Дарк заметил, с каким любопытством его разглядывает Майла, после того как напряжение первых минут спало, и внутренне усмехнулся. – Ваша милость, я могу вам о них рассказать, но мне надо открывать лавку. Я бы просто послал Майлу, но в последнее время нас стали одолевать всякие неприятные типы, и я очень боюсь за нее. – Не переживайте вы так, я дам ей сопровождающих, а вы сможете спокойно все рассказать, – проговорил Дарк. – Сержант! – крикнул он в сторону двери, прекрасно зная, что там стоят несколько человек, внимательно ловя каждое слово в доме. – Я слушаю вас, милорд, – проговорил заскочивший в дом сержант (последнее время его дружина так его и называла – или принц, или милорд). – Милорд? – удивился Торвин. Так называли только высшую знать или аристократов первого ряда. Дарк же, не обращая внимания на восклицание собеседника, давал распоряжение сержанту: – Ринк, выдели двух человек, серьезных парней, чтобы проводили девушку, и пусть ее сегодня посторожат – в смысле проследят, чтобы никто ее не обидел. Когда Майла в сопровождении двух молодых дружинников ушла, а младшая занялась делами по хозяйству, изредка косясь на отца и гостя, Торвин принялся рассказывать о Граве и его сыновьях. Разговаривали они долго. Дарк выяснил все, что Торвин знал про семью Грава, в том числе и то, как тот, не брезгуя ничем, зарабатывал деньги. Купцы не ангелы, но этот был самый из них беспринципный: говорят, одно время он даже имел связи с пиратами и скупал у них награбленное, реализуя потом его через свои лавки. Но никто его на этом не поймал, поэтому все и осталось на уровне разговоров. Уже в конце беседы Дарк спросил Торвина, как они оказались здесь. Тот махнул рукой и, горестно вздохнув, принялся рассказывать о своих проблемах и о том, что вынудило его переехать в королевство Кармина. Дарку понравилось то, что Торвин винил во всем только себя, не перекладывая вину на других, как и то, что данное покойной жене слово не стал нарушать. Особенно его заинтересовал участок на реке: в его план он вписывался как нельзя лучше и снимал множество вопросов. «Интересно, а что если его привлечь к моему плану? Он ведь местный, все и всех знает. Надо как следует обдумать эту мысль, – думал Дарк. – Но захочет ли он в этом участвовать?» Когда Торвин закончил свой рассказ, Дарк узнал все, что ему было нужно, и принялся прощаться. – Если вы не против, то я еще загляну к вам уточнить кое-какие детали, – проговорил Дарк, прощаясь. – В любое время, когда вам будет удобно, ваша милость, можете располагать мной, – ответил ему отец Майлы. Он проводил Дарка до калитки, а потом еще долго смотрел вслед удаляющейся в окружении всадников карете. «А парень-то ах как непрост! Не зря он обещал расплатиться за несправедливость. Наверное, все-таки он выполнит свое обещание, а иначе зачем он расспрашивал меня несколько склянок? И, скорей всего, семейство Гравов ждут нелегкие времена», – думал бывший член совета правления города Михель. А Дарк тем временем думал о том, что ему все-таки надо получить консультацию у знающего человека, лучше всего у того, кто этим зарабатывает себе на хлеб. Поэтому от купца он сразу же направился в королевскую канцелярию, надеясь получить там ответы на свои вопросы. После канцелярии он нанес визит еще одному человеку и также долго с ним беседовал, пытаясь запомнить многое из того, что узнал. Домой он попал далеко после обеда, голодный, но обогащенный новыми знаниями и уверенный в том, что у него все должно получиться. Дома он долго что-то обдумывал, потом что-то обсуждал с отцом и снова долго думал. Утром следующего дня Дарк поехал в банк и, попав на прием к управляющему, попросил его продать золотого песка и мелких самородков на десять тысяч золотых. Управляющий, конечно, не мог отказать самому богатому из клиентов банка, поэтому все было тщательно взвешено и упаковано в кожаные мешочки, после чего погружено на несколько телег. Пригнав их в усадьбу, Дарк оставил их под охраной и вошел в дом. «Теперь надо только найти исполнителей», – думал Дарк. – Ну, как твои дела? – поинтересовался Марк дир Мушер, входя в библиотеку, которая служила Дарку и кабинетом. – Да все, как и планировал. Теперь вот думаю пригласить этого Торвина и с ним переговорить, а если он не согласится, то просто предложу ему продать этот участок берега. А действовать буду, как и хотел. Эх, жаль, Ашкена нет, он бы отлично подошел на роль купившего этот участок. * * * Неожиданно для власть имущих города Михель в город вернулся Торвин Парман. Он поселился на постоялом дворе, а через некоторое время на участке берега у реки начались работы. Рабочие прибыли вместе с ним и поселились там же у реки, в шалашах и палатках. Несколько дней они под руководством старшего вымеряли и размечали, потом начали копать и загонять в берег сваи. И вдруг все работы прекратились, рабочих вывели с места работы и почти всех рассчитали, оставив совсем немногих, а территорию огородили. Торвин привез каких-то охранников, которые никого не допускали на место, где ранее проводились работы. Затем из столицы приехал какой-то человек, под руководством которого оставшиеся рабочие принялись зачем-то копать прибрежный песок и мыть его в реке. Работы велись и выше, и ниже участка Торвина. Затем снова все замерло, после чего Торвин поспешил в мэрию и выкупил еще по сто метров берега в одну и другую стороны. Народ в городе недоумевал, что происходит, но информации никакой не было. Рабочих содержали на участке и никуда не выпускали, охранники были словно цепные псы и всех любопытных гнали, не стесняясь в выборе средств. Через несколько дней все прояснилось. В банк города пришел сам Торвин и, высыпав из мешочка горсть золотого песка и несколько золотых самородков, попросил служащих взвесить и оценить. Когда все взвесили и оценили, оказалось, что эта горсточка, намытая за четыре дня, стоит сто двадцать золотых. Народ от такого известия впал в ступор, а потом дружно рванул на реку в поисках золотого песка. Началась, по сути, золотая лихорадка. В городе Михель на какое-то время перестало работать почти все, зато весь берег реки был усыпан народом, пытающимся добыть хоть крупицу золота. Некоторым везло, но таких было мало, и их добыча составляла не более одного или двух золотых, девяносто пять процентов не имели ничего. Постепенно народ успокоился, большинство вернулись домой. Но были и такие, кто остался и с упорством маньяка продолжал перекапывать берег и промывать песок и мелкую гальку. А вот участок Торвина только за месяц принес тысячу золотых. В городе ему завидовали черной завистью, особенно бесился Грав Сикмор, не зная, как подступиться к Торвину. Несколько раз на участок снова приезжал из столицы тот человек, под руководством которого и начинались работы на берегу. Пару раз он заходил в мэрию, и там наконец узнали, что человек этот бывший главный столичный рудознатец, который недавно отошел от дел по старости, но продолжает иногда оказывать услуги. Однажды он вместе с Торвином посетил таверну при постоялом дворе и, чуть подвыпив, начал убеждать Торвина, что тот зря собирается продать участок. – Ты пойми, – говорил он, не заботясь при этом о том, что их могут слушать, – там песка на несколько сотен тысяч золотых, а может, и миллион. Я ведь давно этим занимаюсь и честно скажу: таких богатых россыпей еще не видел. Была бы у меня нужная сумма, я бы выкупил у тебя участок. Эх… – махнул он рукой. – Понимаешь, на реке есть горный участок, который омывает река, он находится на границе со степью, являясь как бы границей между степью и нами. Вот, может, оттуда и вымыло жилу, а тут река делает поворот, и твой участок далеко выходит в реку, вот и получился нанос. – Да ты пойми, там я подрядился на поставки для королевской дружины, а это сам понимаешь, какие деньги. И работа на многие годы, а дочь пока еще не справляется, вот и прислала сообщение, чтобы я возвращался. Они еще долго сидели, спорили и разговаривали. Затем пьяненького рудознатца посадили в карету, и он отправился восвояси. Когда присутствующие на тот момент в зале разнесли разговор, все состоятельные люди города взволновались, в особенности совет провинции, состоящий из местных купцов. Подумав и все обсудив, они решили действовать наверняка и послали к Торвину знакомого ему судебного стряпчего. Это было удобно еще и тем, что при согласии Торвина на продажу участка сразу же можно было обговорить все детали сделки, согласуй их с законами. Но из рассказа стряпчего после встречи его с Торвином поняли, что тот на продажу участка пока не решился. Совет провинции очень боялся, что, если про золото станет известно в столице республики, участок уплывет у них из рук, так как у столичных богатеев было больше и денег, и власти. В общем, в совете все были на нервах. Поступали различные предложения, как подтолкнуть Торвина к тому, чтобы он продал участок, и продал именно им. Кто-то даже предложил отменить договор покупки земли, но договор был заверен в столице, и, чтобы отменить его, надо было подавать в столичный суд, то есть в суд высшей инстанции. Через неделю Торвина снова посетил стряпчий и выложил ему все, что знал и что ему велели говорить в совете, где уже создали консорциум по разработке золотоносного участка, где председателем выступал тот же Грав Сикмор. Услышав о возможности отмены договора на покупку участка берега реки, Торвин заволновался и попросил пару дней на раздумья. Он прекрасно понимал, что в случае подачи заявления в столичный суд местным не видать этого участка как своих ушей. Но сделал вид, что сильно задумался, и через два дня дал свое согласие на продажу участка за сумму в триста тысяч золотых монет. Сумма была просто огромная. Даже если сложить все деньги заинтересованных в покупке лиц, не хватало еще более ста тысяч. Члены консорциума подумали-подумали и решили взять заем в банке, заложив свое имущество. Но прежде чем оформлять кредит, решили еще раз проверить участок на содержание золота и определить, так ли он богат. Карета, управляемая кучером, с сидящим в ней человеком внезапно остановилась: на дороге, ведущей из столицы в город Михель, стояли рогатки и шлагбаум, стражники проверяли селян, направляющихся в город. Впереди кареты стояли еще несколько телег, но очередь двигалась быстро, и, когда карета приблизилась к посту, неизвестно откуда и зачем взявшемуся, в карету, не спрашивая разрешения пассажира, подсел старший поста. О чем он говорил с рудознатцем из столицы, приглашенным на оценку участка, никто не знал, но вышел он из кареты довольный, что было видно по его лицу. Через некоторое время после того как карета проследовала через пост, стражники убрали рогатки и шлагбаум и сами, усевшись на коней, растворились в близлежащем перелеске. Через склянку уже ничто не напоминало о том, что тут было. Карета же через несколько склянок въехала в город и проследовала в ратушу, после чего в сопровождении нескольких человек направилась к участку на реке. Рудознатец походил по берегу и показал места, где надо рыть небольшие шурфы и взять пробы речного грунта. На следующий день рабочие под руководством этого же рудознатца и в присутствии членов консорциума промыли грунт, намыв какое-то количество золота, попалось даже несколько приличных самородков. Рудознатец начал что-то считать и записывать в книгу, которую везде носил с собой. – Результаты будут только завтра, – сказал он всем, кто находился рядом с ним. И все, в том числе и он, отбыли в город. На следующий день рудознатец в присутствии членов консорциума озвучил результаты замеров и сообщил, что запасов золотого песка примерно от восьмисот тысяч до миллиона двести золотых в привычном исчислении. Во время его доклада из мэрии были удалены под тем или иным предлогом все чиновники и работники, чтобы сохранить тайну. Затем рудознатец получил оплату за свою работу и тут же отбыл в столицу. Когда он отъехал от города, карету снова остановили несколько всадников, в которых внимательный человек мог бы узнать стражников, стоящих несколько дней назад на посту. После того как один из всадников побывал в карете, она снова отправилась в сторону столицы. Тем временем все участники концерна закладывали в банке свое имущество и вносили деньги в общий котел, так как продавец участка потребовал деньги только наличными. Деньги сносили в мэрию, уже заполняли вторую комнату. Все городские стражники были брошены на охрану мэрии и непосредственно комнат с деньгами. Городские зеваки целыми днями наблюдали, как подвозят и таскают мешки. Денег набралось на десять телег. Пока оформляли сделку, заверяли договор купли-продажи, человек от Торвина пересчитывал деньги. И только когда он сказал, что все деньги на месте, Торвин подписал договор. Тотчас же продавцу заявили, чтобы он немедленно освободил здание мэрии, так как местным чиновникам негде работать: очень уж покупателям хотелось поставить продавца в неудобное положение. Но в течение одной склянки у мэрии появилось полтора десятка крытых кибиток, в каждую из которых была запряжена пара лошадей, с хмурыми возницами и полусотней охраны. Часть охраны сидела на конях, а часть располагалась в тех же кибитках. Причем, судя по виду, охранники были парнями бывалыми, сплошь молодые здоровяки, увешанные оружием, у многих были арбалеты, в руках либо притороченные к седлам. Грав, увидев охрану обоза, забеспокоился и тут же послал своего управляющего за Тиболом и Кравом, с которыми позавчера, в присутствии старшего среди рабочих, обслуживающих его лавки, долго о чем-то совещался. А утром рабочие погрузились в телеги и, возглавляемые сыновьями Грава, куда-то отправились. Торвин дождался, когда последний мешок с монетами уложат на телегу, сел в карету, и караван из повозок выехал из города. Глава пятнадцатая