Вести уголовное расследование – все равно что собирать пазл. Сначала нужно разложить по местам уголки, потом выстроить рамку, чтобы наметить общие границы, а затем уже разделить кусочки пазла на небольшие кучки для всех основных фигур и потихоньку выкладывать эти фигуры, долго воссоздавать их во всех мелочах, находить для каждой место в композиции. Пазл будет выстраиваться фрагмент за фрагментом; сначала картина окажется неточная, дальше главные персонажи начнут вырисовываться все детальнее, после долгих проб и ошибок между ними образуются «мостики», и разрозненные фигуры станут частями единого целого. Во вторник утром, 13 мая, многие кусочки пазла соединились друг с другом, идеально сложились так, чтобы в результате получился портрет свежевателя. Когда Лудивина к десяти утра примчалась в казармы – волосы у нее были влажные после душа, который пришлось принимать в спешке из-за долгого и трудного пробуждения, – Сеньон как раз вытаскивал из принтера еще горячий листок бумаги. – Это отчет от лаборатории, делавшей анализ ДНК из кусков кожи, которые мы конфисковали во время гоу-фаста, – бодро сообщил он. – Кожа принадлежит троим разным людям, как и предполагал судмедэксперт. Но это еще не все! Я получил отчет по мейлу утром, когда пришел в контору, и Гильем уже успел установить личность двоих. Лудивина не разделяла хорошего настроения коллег и не понимала его причину. Им все было как будто все равно, будто ужас последних дней не произвел на них впечатления. При этом она помнила, что Сеньона чуть не вырвало, когда он выходил из автоприцепа. Но он сумел взять себя в руки. В отличие от нее. Потому что Сеньон умеет закрывать за собой дверь, когда выходит из конторы. Потому что не превращает расследование в свое личное дело. Потому что у него есть кое-что поважнее – собственная жизнь и семья. Всегда одно и то же. – Yep![47] – горделиво подтвердил Гильем. – Одна из жертв привлекалась за мошенничество и кражу, некий Эрик Яхъя. У него были такие же татуировки, как на кусках кожи. Это они и есть. Я только что навел справки об этом парне – мелкая шпана, ради легких денег готов был на многое, но не на все, то есть не злодей, по крайней мере, не слишком опасный. Пропал двадцать шестого апреля, после того как ушел с дискотеки. Свидетелей похищения нет. Те, кто его видел последними незадолго до ухода, говорят, что Эрик был «ужратый в хлам». Рядом с этим заведением есть канал, так что многие думают, он мог свалиться в воду и не выплыть из-за алкогольного опьянения. Такие случаи уже бывали. Но тело так и не нашли. – Теперь-то понятно, почему не нашли, – заметил Сеньон. Гильем поморщился от отвращения: – Прикиньте, он ведь мог попасть на тарелку к кому-нибудь из родственников… Вот так вот: твой сын исчезает, а потом ты его ешь на ужин, ничего не подозревая… – А вторая жертва? – спросила Лудивина, бросая куртку на спинку стула. Сеньон взял со стола записную книжку: – Вторая находится в списке шестерых пропавших за последнее время в лилльском регионе. Ее зовут Камилла Виньерон. Исчезла, возвращаясь одним февральским вечером домой с празднования дня рождения у друзей. Нашли только брошенный на улице велосипед, который она взяла напрокат в Лилле. – И что? Ни свидетелей, ни следов? – Ничего. Ее ДНК оказалась в базе САС, потому что родственники дали разрешение взять у нее в квартире образцы для анализа в помощь следствию. Судимостей у нее нет. Исчезновение Камиллы Виньерон было признано подозрительным наряду с еще четырьмя из шести за последний год. – Отличная работа, парни. Гильем, передай мне все материалы по лилльским исчезновениям, а ты, Сеньон, позвони коллегам в Лилль, скажи, что мы опознали две жертвы. Не успела Лудивина договорить, Гильем уже принялся копаться в картонных коробках с документами, расставленных вокруг него на полу. Более наблюдательный Сеньон подошел и присел на край ее стола: – Что, опять дерьмовая ночка была, да? – Я же успела накраситься перед выходом… – Ты, видимо, слишком торопилась – у тебя огромные мешки под глазами. Давай ты сегодня поужинаешь у нас? Можем с тобой уйти пораньше, тогда успеешь поиграть с близнецами. А Лети приготовит нам свою фирменную курицу по-баскски, и ты… – Прости, Сеньон, я очень благодарна за приглашение, но сегодня не в настроении для компании. – Ясно. А как твоя вчерашняя поездка в Биша? Что-нибудь узнала? – Расскажу попозже. Сейчас у нас другие приоритеты. – Но ты встретилась со свидетелем? – Да. – И ничего? – Всему свое время. Сеньон помолчал, кусая губы и пристально глядя на нее. – Ты хоть на дурь не подсела? – наконец решился он спросить. Лудивина не выдержала и рассмеялась под инквизиторским взглядом друга: – Знаешь что? После обеда я предоставлю тебе подробный отчет о своем вчерашнем вечере, ладно? И поверь мне, ты услышишь совсем не то, что ожидаешь. Немного успокоенный, Сеньон вернулся за свой стол, стоявший напротив, и начал звонить в Лилль, то и дело поглядывая на Лудивину, которой такая забота была даже приятна. Ночь у нее действительно выдалась тяжелая, чудовища в темноте не дремали, самой ей удалось совсем мало поспать, но за это время приснился кошмар, населенный полыми лицами и существами без глаз. У них во рту клубился мрак, простертые лапы заканчивались вилами, они выходили на улицы с наступлением ночи и пили человеческие души… Вчерашний вечер не прошел даром для ее нервной системы. Как и все остальное. Но по крайней мере, теперь у нее появилась уверенность, что зацепки надо искать в последних полутора или двух годах жизни Людовика Мерсье, убийцы из ресторана, а также в биографии ГФЛ, то есть Кевена Бланше, и, возможно, других – свежевателя Михала Баленски, подростков из скоростного поезда и человека, разбрызгавшего серную кислоту в торговом центре. Тот, кто притворялся дьяволом, чтобы манипулировать своим войском, вербовал бойцов на протяжении последних двух лет. Но сначала Лудивина хотела полностью собрать тот фрагмент пазла, на котором был свежеватель. Она взяла стопку документов, подготовленных Гильемом, и для экономии времени принялась сразу за протоколы свидетельских показаний, касавшихся двух опознанных жертв. Обстоятельства исчезновения, психологические профили, сведения, полученные у членов семей… Часа через три у нее сложилось более или менее четкое представление о том, кем были Эрик Яхъя и Камилла Виньерон. Первый – задира, не склонный поддаваться чужому влиянию; вторая – скромная и довольно замкнутая девушка. Но первый в момент исчезновения был вдребезги пьян, и это наводило на мысль, что свежеватель старался избегать риска. Он выбирал легкую добычу, и Диана, девушка-подросток на пустынной дороге у окраины села, привлекла его внимание по той же причине. Баленски был опортунистом. Он долго ждал удачного момента, выискивал потенциальную жертву, ловил удачное стечение обстоятельств. Его жертвами становились мужчины и женщины, не имевшие физического сходства. Юная Диана Кодаэр – худенькая блондинка, а Камилла Виньерон – упитанная брюнетка. У свежевателя не было никаких особых предпочтений в плане внешности. Фетишем для него служила только человеческая кожа. Он добывал трофеи, и главным удовольствием для него было отобрать у жертвы жизнь, он испытывал почти божественное наслаждение от своей власти над ней, а наслаждение властью свойственно людям, неудовлетворенным своим существованием. Но дело было не только в этом. Михал Баленски не стал бы раз за разом сдирать с людей кожу целиком, если бы это не доставляло ему удовольствия само по себе. Такое просто невозможно. Лудивина легко могла представить себе тошнотворную картину: долгий процесс свежевания и огромные усилия, которые нужно затрачивать на протяжении нескольких часов. Деньги определенно не могли служить достаточной мотивацией для такой мерзости – человеческая психика этого просто не вынесла бы. Здесь должно быть что-то другое, кроме денег, что-то личное, из разряда фантазий. Так тщательно и методично сдирать кожу с людей Баленски могла заставить только извращенная страсть, поднимавшая его на пик эмоций. Баленски сдирал с людей кожу, потому что ему это нравилось. Он делал это снова и снова ради удовлетворения своей страсти. Для него это была неодолимая потребность, находившаяся за гранью разума, настолько сильная, что она побеждала страх. Тогда почему он продавал кожу? Понятное дело, ради прибыли, но если человеческая кожа была для него источником кайфа, он не мог так легко расставаться с ней. – Он что-то оставлял себе, – пробормотала Лудивина. – Чего? – не расслышал Сеньон с телефонной трубкой, прижатой плечом к уху. – Ничего, это я сама с собой. Вывод был очевиден: Баленски продавал кожу, избавлялся от мяса, но оставлял себе какую-то часть от своих жертв. Лудивина повернулась к Гильему: – Криминалисты нашли у Баленски коллекцию трофеев? – Не знаю. Мы же уехали до того, как закончился обыск территории фермы. И судя по тому бардаку, они провозились все выходные. Теперь Лудивина повернулась к Сеньону: – Ты сейчас на связи с Лилльским ОР? Спроси, что они нашли у свежевателя. Там наверняка был какой-то тайник – погреб с люком, или двойная стенка у шкафа, или… – Это было в стенном шкафу у него в кладовке, – подтвердил Сеньон через некоторое время. – Банки с человеческими глазами. Дюжина, не меньше. Команда судмедэкспертов работает над этим со вчерашнего дня. Лудивина победоносно сжала кулак. Другие на ее месте ужаснулись бы, услышав об этой жуткой подробности, но она ликовала и гордилась тем, что ее психологический портрет убийцы оказался точным – анализ его поведения привел к правильному выводу. Это заставило ее на время забыть о том, что под бронированным панцирем, который служил ей защитой, эмоции снова разбушевались, заставив ее содрогнуться. Составленный профиль также указывал на то, что Михал Баленски определенно действовал в одиночку. Он продавал кожу, но зачем оставлял себе глаза? Потому что глаза – это зеркало души? Ему хотелось снова и снова заглядывать в мертвые зрачки и вспоминать о проделанной работе? Тот, кто владеет глазами, владеет и душой. Если свежеватель тоже был адептом Сатаны в той или иной степени, казалось вполне вероятным, что именно такова его мотивация. Это вполне логично. Как познакомились ГФЛ и свежеватель? Нужно было сопоставить все их перемещения за последние два года. Лудивине хотелось с кем-нибудь посоветоваться о расследовании, но она не решалась. Можно было хоть сегодня отправить все материалы своему наставнику, тому, кто научил ее погружаться в сознание преступников. Но Ришар Микелис откажется ей помочь. Он уже никогда не спустится с гор. Для него с этим покончено. Потому-то он и согласился взять ее в обучение – чтобы оставить вместо себя. После того, что они вместе пережили в разных городах Европы и в Квебеке, Микелис, молодой криминолог, ушедший в отставку, окончательно отвернулся от преступного мира. При мыслях о нем у Лудивины щемило сердце, она думала обо всех проведенных вместе часах у него дома – вернее, чаще всего около дома, потому что он не хотел, чтобы их разговоры слышали жена и дети, – вспоминала о долгих прогулках, когда они спорили и Микелис вдребезги разносил ее доводы, припирал к стенке, добиваясь, чтобы она поняла саму природу насилия. Он намертво вколотил ей в голову простую истину: нельзя выследить и победить зло, не разбудив при этом собственную темную часть души. Невозможно препарировать чужую психику и найти все самое худшее в человеке, не отыскав предварительно самое худшее в себе. Чтобы понять тьму, нужно говорить на ее языке, погрузиться в нее, изучить изнутри. А тот, кто постоянно имеет дело с тьмой, ведет опасную игру – он раздувает огонь собственной склонности к насилию, извращенные фантазии, тлеющие не только в очаге его сознания. В человеке есть второй очаг, заполненный пеплом всех видов животных, предшествовавших ему на пути эволюции, а в самой глубине – атавизмы хищников, которые вознесли его на высший уровень пищевой цепочки. Те прогулки с Микелисом напоминали крестный путь, паломничество в логово собственных демонов, необходимое для того, чтобы встретиться с каждым из них и приручить. Так и становятся профайлерами. После этого, начиная новое расследование, ей всякий раз предстояло использовать способности своих демонов, их чутье, которое должно навести на правильный след. Но если потерять над ними контроль, они приведут ее к бездне… Лудивина тряхнула головой. Обратиться за помощью к Микелису – плохая идея. Его двери всегда открыты для нее как для отчаявшейся женщины, но не как для жандарма со стопкой уголовных дел. Он дал ей все, что мог, и теперь его главной задачей было хранить от бед свою семью, оберегать ее, как пастух стадо, вдали от людей и от волков. На стол вдруг упала чья-то тень, и Лудивина невольно отпрянула. – Я тебя напугал? – забеспокоился Сеньон. – Извини, я просто задумалась. – Пообедаем? Еще немного, и кажется, я соглашусь сожрать что-угодно, хоть из холодильника Баленски! Нормальный жандармский юмор как защита от нервного срыва. Но сейчас, услышав это от Сеньона, Лудивина почувствовала раздражение: – По-моему, не быть тебе юмористом. – А вот это уже расизм! Ты отказываешь черному в праве на черный юмор! – Ты прав, тебе совершенно необходимо немедленно подзаправиться – без еды ты тупеешь. Гильем уже умчался курить электронную сигарету и пировать в своем любимом китайском ресторанчике, так что Лудивина с Сеньоном вдвоем отправились в пивную на противоположной стороне бульвара. Когда они стояли у светофора, Сеньон сообщил ей хорошую новость: – Жан-Луи Эрто из Лилльского отдела расследований пишет, что его люди обнаружили штраф, выписанный на имя Михала Баленски. Дорожная камера засекла превышение скорости на автотрассе А1 во вторник шестого мая, утром. Он ехал в Париж. Лудивина просияла: – Нет, в Ла-Курнев! Собирался избавиться от ГФЛ, но столкнулся с мелким воришкой и, чтобы не оставлять свидетелей, перерезал ему горло.