А страх этот опасен, страх – колыбель всех безумств и гнусных соблазнов, источник отчаяния и крайних поступков. Отцу Ватеку еще не хватало в качестве доказательства только грандиозного бунта, который все активнее грозил стране и уже несколько дней подавал первые тревожные сигналы. Прошлой ночью опять сожгли машины, больше, чем на Святого Сильвестра[57] – все радиостанции об этом говорили. «Предместья», говорили они, охвачены волной недовольства, «молодежь» буянит и устраивает поджоги, что можно рассматривать как акты отчаяния людей, живущих в нужде и безысходности. Отец Ватек с его христианским сознанием рассматривал вандализм как скрытый призыв о помощи, но и сам прекрасно понимал, что большинство его прихожан не разделяют такого милосердного отношения. Он шел, держась ближе к фасадам домов. В его возрасте опасно было приближаться к проезжей части – внезапная слабость, и ты уже под колесами автомобиля. На ходу заглянул в сумку – проверил, на месте ли список покупок. В сквере Андре Ульмана уже начинали собираться неутомимые игроки в шары и, громогласно обмениваясь приветствиями, делились утренним хорошим настроением. Ватек добрался до бульвара Бертье к самому началу часа пик, вместе с толпой и бешеным трафиком. Пешеходов там было не меньше, чем машин, а велосипедисты выстроились целым кавалерийским полком, и нужно было все время держаться настороже, вертеть головой налево-направо, переходя дорогу, ведь теперь никого не волнуют ограничительные линии и установленные пределы скорости. Отец Ватек думал о той белокурой молодой женщине, что явилась к нему в церковь посреди ночи. Офицер полиции. Нет, жандармерии. Очень красивый офицер, надо сказать, – будь Ватеку лет на сорок меньше, он легко мог бы принять ее за искушение, посланное дьяволом. Но Господь позаботился обо всем: с возрастом человеку становится проще противиться искушениям потому, что тело на них уже само не отзывается. Вот оно, убедительное доказательство наличия души как отдельной от тела субстанции. Душа отличает людей от животных и дает им превосходство, душа дарит высокие устремления, тогда как тело есть носитель всего скотского, что есть в человеке. По сути, источник всех несовершенств и слабостей человека – его оболочка. Тело влечет нас к удовольствиям и побуждает поддаваться порокам. А душа выше всего этого. Сейчас, с возрастом, отец Ватек в том не сомневался. Сластолюбие для священника – враг, с которым он ежедневно ведет битву в молодости, но бои становятся все менее ожесточенными год от года, по мере того как тело стареет. То же самое происходит и с большинством смертных грехов. Однако – тут отец Ватек должен был честно признаться в этом самому себе – чревоугодие остается, для него-то уж точно, постоянным искушением. Никуда не денешься. Лейтенант Отдела расследований – вспомнил отец Ватек, но ее имя никак не приходило на ум. Может, она и не представилась? Кажется, нет, но он был не уверен… Ватек надеялся, что эта женщина следит за новостями и тоже понимает, что происходит в мире. Уповал на то, что его речь нашла в ней отклик. Это было важно. Нашла ли она людей, которых разыскивала? Служителей Лукавого… Ватек остановился у пешеходного перехода. Человечек на светофоре был кроваво-красный, и священник задумался, не усмотреть ли в этом знамение. На другой стороне бульвара к переходу странной походкой, выписывая зигзаги, приближался мужчина. «Что-то с ним не так», – подумал священник. Поток автомобилей не прекращался и активно портил воздух. Ватек увидел, как странный человек вдруг развернулся и шагнул на проезжую часть. Интенсивный трафик не позволял автомобилям мчаться на полной скорости, но сбить бедолагу все равно могли в любой момент, поэтому Ватек замахал руками и закричал, пытаясь привлечь его внимание. Но человек на него не смотрел. Не слишком молодой мужчина с рыжеватой, сильно поредевшей шевелюрой, которая курчавилась над ушами, и с недельной щетиной лез прямо под колеса. Одет он был не по-деловому – в шерстяной жилет поверх рубашки, торчавшей из спортивных штанов и в кеды без шнурков. Одна машина затормозила в последний момент, когда нарушитель внезапно возник в поле зрения водительницы, и та принялась яростно сигналить. Человек ошалело уставился на нее, склонив голову набок, будто впервые в своей жизни увидел автомобиль, затем медленно двинулся к дверце. Водительница, похоже, выкрикивала в его адрес оскорбления, но окно опустить не решилась, и человек принялся царапать стекло ногтями, словно хотел проковырять в нем дыру. «Вот это уже совсем странно!» – пришел в изумление отец Ватек. В отсветах светофора он наблюдал за тем, как странный человек ожесточенно скребет пальцами. Было в этом что-то предельно неестественное и внушавшее неприятную тревогу, а воображение тут же дополнило картину омерзительным звуком, который производили корябающие стекло ногти. Рассмотрев красные глаза и выгнутую шею, Ватек подумал, что перед ним наркоман. Наверняка. Водительница, надо полагать, пришла к тому же выводу – она замолчала и попыталась тронуться с места, чтобы поскорее уехать, но на полосу перед ней уже выруливал грузовик, а загоревшийся красный свет стал причиной масштабной «пробки». Человек в жилете продолжал скрести по стеклу – Ватек даже задумался, сумеет ли он проделать дырку, не стерев пальцы в кровь и не порезавшись. В это время мимо машины проезжал на велосипеде парень лет тридцати, в деловом костюме и с сумкой на боку, ремень которой был перекинут у него через плечо поперек торса. Рыжий тип невероятно быстро для наркомана отреагировал – он схватил парня на ходу за плечо и за ремень сумки, дернул и опрокинул на асфальт. Молодой велосипедист от неожиданности даже не вскрикнул, но едва он начал подниматься, как наркоман кинулся на него и ткнул пальцами в глаза. На этот раз парень в костюме заорал – один его глаз поддался с влажным хлюпаньем, и по лицу потекла густая темная кровь. Наркоман, взревев как дикий зверь, затряс жертву так, что голова замоталась из стороны в сторону. В реве смешались ярость и удовлетворение содеянным. Ватек вместе с другими пешеходами у светофора молча стоял, оцепенев от изумления. Наркоман между тем склонился над добычей, которой так и не удалось вырваться из его хватки, и впился зубами в щеку. Отшвырнув жертву, наркоман обернулся – по подбородку стекала кровь, в зубах торчал кусок мяса, черты лица были искажены безумием. Он помедлил, ошалело озираясь, и вдруг бросился под колеса проезжавшего мимо автобуса. Звук удара раскатился по всей улице – глухой хруст ломающихся костей в глубине мышечной ткани и литров пяти-шести жидкости. Ватек невольно попятился. Теперь уже исчезли последние сомнения. Час апокалипсиса пробил. 42 Лучшее оружие против страха – активные действия. Таково было твердое убеждение Лудивины. Она отказалась брать отпуск, чтобы неприкаянно слоняться по квартире – «отдыхать», а на самом деле снова и снова переживать и пережевывать случившееся. Думать о том, с чем ей пришлось столкнуться. Вернее, о том, чему ее подвергли. Вот в этом и заключалось самое ужасное – ее заставили почувствовать себя беспомощной, неспособной к сопротивлению и схватке с противником. И Лудивина знала, что без таблеток, которые оставил доктор Леманн, ей до утра будут сниться кошмары. Но теперь, через пять часов искусственного сна и в присутствии Бенжамена в качестве телохранителя на софе в гостиной, она чувствовала себя немного лучше – не сказать чтобы в отличной форме, но по крайне мере готовой вернуться к работе. Однако перед этим пришлось потратить два с половиной часа на контрольный осмотр в больнице Биша, куда ее отконвоировал тот же Бенжамен по приказу полковника Жиана. Врачи должны были подтвердить, что физически она способна к выполнению служебных обязанностей. Ей измерили давление, провели внешний осмотр, сделали рентген черепа. Вердикт: всё в норме. Проскользнуть мимо журналистов, как всегда толпившихся у ворот жандармерии, оказалось легче, чем отвертеться от повышенного внимания коллег. Новость о ночном нападении на нее уже облетела казармы. Больше всего хлопот возникло с полковником Жианом. Он был одновременно обеспокоен и разгневан из-за того, что кто-то посмел напасть на его подчиненную. Помимо этого, полковник все еще метал громы и молнии, потому что ему не доложили о событии той же ночью, а дождались утра. Лудивина не пожелала временно переехать в казармы, а от охраны, которую Жиан предложил выставить у нее в подъезде, категорически отказалась. В конце концов они пришли к соглашению: Бенжамен временно поживет у нее в гостиной. У остальных членов группы «666» были семьи, которые нельзя было оставить без присмотра после ночного происшествия. Жиан некоторое время рассматривал возможность отказаться от всех текущих расследований, чтобы защитить свою команду, но быстро отмел эту идею. Каждый продолжит заниматься своим делом и будет присматривать за своими близкими и коллегами, а он свяжется с районными полицейскими участками и попросит усилить патрули у домов тех жандармов, кто живет в городе, то есть четверых из группы. Жандармерия не собирается отступать перед первым встречным психопатом, даже если бы он совершил нападение на одного из ее офицеров. Нет – тем более что он это уже совершил. Теперь Жиан хотел, чтобы половина наличного состава Отдела расследований работала в полном объеме на группу «666». Совещание, назначенное на утро, перенесли на следующий день, и Лудивина направилась прямиком в свой кабинет. Дорога заняла у нее минут двадцать – пришлось выслушивать слова поддержки от каждого встречного. Сеньон молча заключил ее в объятия, и Лудивина не пыталась отстраниться – от него она готова была принять любое проявление сочувствия. Больше того – ей сразу стало лучше. Гильем, когда она вошла, вертел в пальцах электронную сигарету, закинув ноги на стол. – Мне кажется, я успел тебя более-менее хорошо узнать, поэтому можешь не сомневаться: мое безучастное поведение – это вовсе не равнодушие к тому, что ты пережила ночью, а прямо-таки наоборот. Но я стану упорно делать вид, будто ничего не случилось, поскольку уверен, что именно такое мое поведение тебя устроит. Угадал? Так что я буду говорить с тобой только о работе. И если у тебя есть что обсудить, я всегда к твоим услугам. О’кей? Лудивина ограничилась одобрительным жестом в виде поднятого большого пальца и рухнула на стул. Полдень еще не наступил, а она уже выдохлась. Но странное дело – чувствовала она себя все же не настолько плохо, как можно было ожидать. Воспоминания о нападении оставались смутными. Конечно, она еще не до конца оправилась, время от времени ее пробирала беспричинная дрожь, вдруг начинало тянуть под ложечкой, но фаза шока и прострации миновала. Одна-единственная сильная эмоция заставила ее быстро взять себя в руки – гнев. Ярость, оттого что он застал меня врасплох и лишил возможности сопротивляться. Эта эмоция заслонила собой все остальные, чтобы не мешали ей перейти к активным действиям. И отомстить. Свести счеты. А что потом? Лудивина предпочитала об этом не думать. Пока она может держать себя в руках и работать, ее не интересует, что с ней будет потом. Она позвонила Себастьену Вассеру в версальское РУСП разузнать о мертвой паре из леса Сен-Жермен-ан-Лэ. – С установлением личностей проблем не возникло, – сообщил полицейский. – Это Фредерик Никло и Альбана Покетон, двадцати девяти и двадцати семи лет. В Институте судебно-медицинской экспертизы в Гарше обыскали их одежду, в карманах у обоих обнаружились документы. – Когда проведут вскрытие? – Судмедэксперты там сейчас загружены по уши, так что, думаю, не раньше понедельника. – Сообщите мне сразу о результатах токсикологического анализа, хорошо? – Вы считаете, причина смерти найдется у них в крови? – Боюсь, что нет. Но если там будет какой-то сюрприз, сразу мне скажите. – Тогда я скрещу пальцы на удачу. Наши влюбленные исчезли пять дней назад – это как минимум. Коллеги из Понтуаза приняли заявление от родителей девушки – они два дня не могли связаться ни с дочерью, ни с ее парнем, при том что их машина стояла на месте возле дома, а собака была заперта на кухне. Родители забеспокоились, потому что вот так пропадать без предупреждения не в их духе, и обратились в полицию. Оказалось, что Фредерик и Альбана начиная с субботы не появлялись и на работе – он в тот день пропустил свою смену в «Декатлоне»[58], а она вечером не явилась в кафе, где работала официанткой. В последний раз их видели друзья, семейная пара, в четверг вечером. На следующий день у обоих пропавших был выходной, так что никто не знает, когда именно их похитили – в пятницу или в субботу. – Какая у них собака? – Не знаю, этого нет в БДРПВ[59]. – Вам известно о них что-нибудь еще? Они занимались спортом или какой-нибудь совместной деятельностью? – Дайте мне немного времени. Пока могу сказать только, что их нет в полицейской базе данных – правонарушений они не совершали. Мои коллеги сейчас едут к родителям сообщить о смерти, а я поеду осмотрюсь у них в доме. Пара жила в Эннери, это глухая деревня в Валь-д’Уазе. Насчет собаки потом вам позвоню. Конечно, если это питбуль, вероятность того, что пару похитили из дома, стремится к нулю. – Я тоже попытаюсь найти информацию о месте проживания – на отшибе или нет, насколько близко от шоссе, есть ли сигнализация… – Не беспокойтесь, я и сам из педантов. Перешлю вам копию всех своих записей. Лудивина поблагодарила полицейского и включила компьютер, скользнув взглядом по списку персонала клиники Святого Мартина Тертрского, который ей удалось добыть у дежурного на выходе из заведения. Список она отдавала Гильему, чтобы занес все фамилии в аналитическую программу, и он уже выполнил свою работу. В электронной почте нашлись письма с новостями по расследованиям стрельбы в поезде и атаки в торговом центре. Все это она тоже переслала Гильему, а себе сделала распечатку и взялась за чтение материалов по любителю серной кислоты. Нужно было побольше о нем узнать и разобраться, есть ли связь между этим и другими преступлениями или речь идет о независимом психопате, то есть о совпадении. За два часа Лудивина прочитала несколько десятков страниц свидетельских показаний, зажав в зубах карандаш, чтобы не кусать губы от нервного напряжения. Она настолько погрузилась в работу, что Сеньону пришлось помахать рукой у нее перед носом, чтобы обратить на себя внимание. Плечом он прижимал к уху трубку телефона. – Профессор Кольсон тебя спрашивает. Ответишь? – Я ждала его звонка! Это начальник Парижской токсикологической лаборатории. Переключи на меня. Из динамика донесся хрипловатый голос, свидетельствующий о почтенном возрасте говорящего: – Мадемуазель Ванкер? Доктор Леманн просил меня с вами связаться. – Спасибо, что позвонили. Он передал вам образец крови? – Карандаш быстро и ритмично закачался в пальцах Лудивины. – Да, час назад. Он попросил о личной услуге, так что анализ я проведу сам и без промедления. – Большое спасибо, профессор. Скажите, можно ли скрыть наличие наркотика в крови, зная, что будет проводиться химический анализ?