– Нет, априори это невозможно. – А замаскировать его какими-то другими веществами? – Нет, конечно, это так не работает. – А отрицательный результат анализа может быть ошибочным? – Только не в тесте на наркотики. – Вы уверены? – Послушайте, я этим ремеслом сорок лет занимаюсь, так что знаю, о чем говорю. Лудивина от разочарования швырнула карандаш в стену. Кольсон только что разбил все ее надежды. – Значит, если в образце есть постороннее вещество, вы его обнаружите? Это точно? – Погодите, все не так просто. Анализ на какие вещества вам нужен? – На все. Я хочу, чтобы вы изучили эту кровь и перечислили мне то, что она содержит. Из динамика телефона донесся какой-то свист, и Лудивина не сразу поняла, что профессор Кольсон смеется. – Я сказала что-то смешное? – удивилась она. – Вы когда-нибудь бывали в лаборатории? – Нет. А что? – Заходите в гости. Так – из любопытства и для общего развития. Знаете, как мы работаем? – Профессор, я знаю, что оборудование у вас старое, не хватает ни людей, ни материалов, ни времени и так далее – мне все это давно известно, подобные жалобы я слышу чуть ли не каждый день от всех без исключения экспертных служб, с которыми мы работаем, но… – Нет-нет, я вовсе не об этом, мадемуазель. Вы знаете, в чем заключается токсикологический анализ? – Просветите меня. – В общих чертах: мы смешиваем образцы крови с различными реактивами и в зависимости от реакции подтверждаем или опровергаем присутствие в крови тех или иных веществ. – То есть вы используете несколько реактивов по очереди? – В общем, да. Поэтому мне нужны более подробные сведения о том, что именно вы хотите найти. – Подождите… Такой метод позволяет получить отрицательный результат, даже если в крови присутствует постороннее агрессивное вещество? – Я понимаю, что вы имеете в виду. Скажем, если вы не знаете точно, что искать, и проведете всего один тест, тогда да, позволяет. Например, потому, что у постороннего агрессивного вещества краткий период пребывания в крови или его концентрация недостаточна. Также случается, что результаты иммунохимических тестов вызывают сомнения, и тогда адвокаты требуют повторной экспертизы во время суда или после вынесения приговора… Как видите, это не такое быстрое и легкое дело, как показывают в телесериалах. Но в целом нам обычно удается найти то, что нужно. – А у вас нет какого-нибудь специального аппарата, который может выдать список всех без исключения веществ, содержащихся в образце крови? – Есть. Он называется «хроматограф». Существуют газовые и жидкостные модификации, в зависимости от подвижной фазы. Для крови чаще применяют газовый хроматограф, в некоторых случаях – жидкостный. Прибор соединен с масс-спектрометром, который… – Профессор, – не выдержав, перебила Лудивина, – когда вы делаете токсикологический анализ тела после вскрытия, вы всегда используете хроматограф? – В зависимости от обстоятельств. Это дорогостоящая процедура, а бюджет у нас – сами знаете… Лудивина выпрямилась в кресле и опять перебила: – А сейчас, когда Институт судмедэкспертизы переполнен трупами жертв массовых преступлений в поезде, в ресторане и так далее, у вас, вероятно, нет ни времени, ни средств на использование сложной аппаратуры в каждом случае, так? – Увы, да. К чему вы клоните? – Проводя обычные тесты, вы используете все существующие реактивы? Профессор снова засвистел в трубку: – Вы, наверно, догадываетесь, что нет. Их слишком много. Нам бы понадобились десятки пробирок с кровью и уйма времени. – Значит, вы ограничиваетесь… основными? – Можно и так сказать. Мы следуем протоколу. – А возможно ли в таком случае упустить из виду какое-нибудь вещество, присутствующее в крови? – По сути, при токсикологическом анализе можно найти только то, что ищешь. – Значит, если вы не ищете, к примеру, какой-то определенный наркотик, вы можете написать в отчете, что в крови не обнаружено ничего подозрительного? – Да, в таком случае это вполне реально. А теперь поймите меня правильно: если судмедэксперт находит на теле следы инъекций или во время вскрытия обнаруживает нечто, указывающее на присутствие в организме наркотика, мы это, конечно же, проверяем. Так же, как и уровень алкоголя в крови, который определяется в обязательном порядке. – То есть если судмедэксперт не упоминает о следах уколов, о пене на губах или еще о чем-то подобном, вы не проводите систематического анализа крови на наркотики с помощью реактивов? – Совершенно верно. Особенно в те периоды, когда у нас много работы и урезанный бюджет, то есть почти всегда, буду откровенен. – А есть ли другие методы введения наркотиков, кроме инъекции? – Вам они известны не хуже, чем мне: наркотик может попасть в организм через нос, через рот… Некоторые делают уколы в анус для более сильного и быстрого эффекта. Но передозировка имеет очевидные признаки независимо от метода введения наркотика, и судмедэксперт не может их не заметить. Лудивина еще ночью тщательно себя осмотрела и все обдумала. Следов иглы у нее на коже не было, никаких порошков она не вдыхала, а подмешать ей наркотик в еду никто не мог, потому что она купила ужин в китайском ресторане по соседству и не выпускала его из виду ни на секунду, до того как съела. – А распылить наркотик с помощью спрея возможно? – Гм… Вероятно, да. Нужен газовый баллончик, летучее наркотическое вещество… Но кому это может понадобиться? – Профессор, могу я попросить вас сделать анализ переданного доктором Леманном образца крови с помощью хроматографа? Она услышала вздох. – Если бы изначально просьба не исходила от него, я бы предложил вам подождать своей очереди, как ждут все остальные следователи. Но полагаю, это важно. – Жизненно важно. – О, знаете, с опытом я приобрел полную уверенность в том, что в крови мертвецов нет ничего жизненно важного. – Эта кровь принадлежит не мертвецу, профессор. Она моя. И возможно, именно в ней содержится ключ, отделяющий безумие от истины. Лудивина никогда не верила в дьявола. И теперь, встретившись с ним лицом к лицу, своего мнения менять не собиралась. 43 Карты были разложены на кухонном столе; красно-синяя сеть дорог на них походила на замысловатую кровеносную систему. Там были три большие карты «Мишлен», сложенные в несколько раз, одна IGN и штук двадцать распечаток спутниковых видов с Google Maps. Маркеры, понадобившиеся для того, чтобы тщательно обвести красным и синим каждую дорогу, валялись выдохшиеся, обескровленные в центре стола рядом с измерительной лентой. Патрик Маон снял кепку с надписью Coca-Cola и почесал макушку. Перед глазами свесились длинные пряди – он сердито смахнул волосы назад. Дело было сделано, и Патрик чувствовал определенную гордость. Это была нудная, кропотливая работа, потребовавшая много времени на приготовления, осмотр на местности и сверку, и вот теперь он с удовлетворением взирал на результат. У Патрика давно не было повода так собой гордиться. Не было целую вечность. Он самодовольно вздохнул. В ноздри сразу ударила вонь старого линолеума, да так, что Патрик сморщил нос. Этот запах уже невозможно было терпеть. Запах застоявшейся сырости, гнили и плесени, как от шампиньонов или несвежей горчицы. Сейчас Патрик подозревал, что вонь исходит от линолеума, но за десять лет ему так и не удалось установить источник со стопроцентной уверенностью. И не потому, что он плохо искал, – первым делом обследовал холодильник и морозильную камеру, две устаревшие модели с пожелтевшими уплотнителями. От них вполне могло пованивать. Но нет. Nada[60]. После этого он занялся стенными шкафами – их было девять, если не считать еще пять полок у двери в погреб, – даже отодрал покрытие из огнеупорного пластика, но шкафы тоже оказались ни при чем. Следующей на очереди была печь, затем тележка с пластиковыми контейнерами у стены, на которой висела его коллекция собачьих поводков. Патрик подошел к решению задачи ответственно – все контейнеры ощупал пальцами и придирчиво обнюхал, тыкаясь носом, в поисках какой-нибудь подозрительной частицы, комочка, пятнышка, но ничего не нашел. Разумеется, за последние десять лет он не мог посвятить этому занятию все свое время – приходилось делать перерывы на путешествия. Патрик обожал путешествия, совершал их как минимум раз в три года – хотелось бы почаще, но он не мог себе этого позволить, – и все же на разыскные мероприятия было затрачено немало дней и усилий, а под конец Патрик пришел к выводу, что вонь исходит от линолеума – старого, ветхого темно-красного настила на полу, с узором, имитирующим шестигранную терракотовую плитку. Однажды, во время одного особенно долгого путешествия, Патрика одолело другое чудовищное подозрение: он вдруг испугался, что запах гнили может исходить от коллекции поводков. Мысль о том, что придется с ней расстаться, не давала ему спать шесть дней. Даже на часок не заснул, места себе не находил от накатившей тревоги. Не мог перестать думать обо всех поводках, которые он с таким трудом собирал с подросткового возраста, о собаках, которые у него были, о накопленных воспоминаниях… Впрочем, не все воспоминания были приятными – с собаками Патрику никогда не везло. Ни с теми, которых он подбирал случайно, во время своих прогулок, ни с теми, кого целенаправленно искал и забирал. Тем не менее ему достаточно было взглянуть на любой поводок в коллекции, чтобы вспомнить морду полукровки. Да, большинство, конечно, были дворняжками, но среди тех, кого он забирал, чаще попадались чистопородные, надо честно признать. Однако после прошлого путешествия Патрик к собакам больше не приближался. Он понял, что пользы ему это не приносит – наоборот, одни огорчения, по правде говоря. Нет, никаких больше собак. Их смерть никогда не дарила ему облегчения. Удовольствие, которое он испытывал, слушая их визг, никогда не было истинным наслаждением в прямом смысле. А после этого еще и хлопот было по горло. Слишком уж много хлопот. Взамен он все чаще стал предаваться другой своей страсти – вождению. Вождению грузовика. И вот так у него постепенно созрела идея о красных и синих дорогах. Большинство из-за современных технологий были красными, но, к счастью, внимательно изучая всевозможные маршруты, Патрик нашел старые дороги, по которым еще можно было ездить, и выделил их синим. Цветом моря и неба. Цветом свободы.