— Следы избиений и сломанные кости, которые обнаружит судмедэкспертиза. — Именно. Упасть с верхней палубы финского парома все равно, что вывалиться из лифта Катарина в Сёдере. И вода тверда как камень при падении с такой высоты. Томас кивнул. — И где потом найдут этого человека? — продолжала Маргит. Вопрос был риторический, тем не менее Томас ответил: — У берегов Трувилля, спустя несколько дней. — Именно. — Мы должны поговорить с персоналом терминала возле Стадгордена и посмотреть списки пассажиров, начиная с воскресенья, когда Юнни прибыл в город, и кончая четвергом, когда его нашли мертвым. — Именно. Лицо Маргит торжествующе засияло, после чего она снова погрузилась в теплое сиденье. Томас чувствовал себя провалившим экзамен школьником. Глава 46 Вторник, четвертая неделя Над островом висел туман. Между Телеграфхольменом на севере и Сандёном на юге был пролив — естественный коридор, соединяющий остров с материком. Он был бездонный при каких-нибудь шестидесяти метрах в ширину в самом узком месте. Поток движущих в обоих направлениях судов умещался в нем с трудом. Проснувшись утром, Нора услышала сигнал, доносящийся со стороны маяка Ревенгегрундет, и сразу все поняла. Этот слабый, жалобный звук призывал моряков следовать за собой. Каждый маяк передавал азбукой Морзе первую букву своего названия, — для Альмагрундета это было А, для Ревенгегрундета Р и так далее. Все это делалось для того, чтобы указать потерявшимся судам путь в тумане. Норе и самой пришлось поплутать в море, когда однажды туманным вечером она собралась на лодке до Сканскубба — маленького островка напротив Трувилльского моста, служившего ориентиром во время регат. До него от гавани парусного клуба гоночные яхты добирались за несколько минут. И Нора, знавшая воды вокруг Сандхамна как свои пять пальцев и не один десяток раз бывавшая на Сканскуббе, не узнала острова. Только когда прямо перед ней из тумана выплыл маяк, поняла, что вот-вот схлестнется с кессонным маяком[23] к югу от Кошё. Не будь маяка, точно оказалась бы в Балтийском море. С тех пор Нора не относилась так легкомысленно к навигации в тумане. Она посмотрела на часы. Красные цифры электронного табло показывали шесть пятнадцать — вставать рано, досыпать поздно. Последние несколько ночей Нора плохо спала. Отношения с Хенриком все еще оставались прохладными, хотя и не такими ледяными, как раньше. После долгих размышлений Нора наконец решила съездить в город и встретиться с сотрудником кадрового агентства. Это планировалось на завтра. Нора пришла к выводу, что не стоит в очередной раз поднимать вопрос с Хенриком, не зная подробностей предложения. Она выкатилась из постели, надела джинсы и пуловер. Ноги легко проскользнули в старые морские сапоги, которые Нора носила, еще будучи подростком. Резина потрескалась на голенище, зато нигде не жмет. Нора сняла с вешалки большую куртку, забытую кем-то из гостей в их доме, и взяла яблоко из вазы с фруктами. Снаружи было свежо. Мельчайшие капельки тумана сразу легли на лицо тонкой водяной пленкой. Тишина стояла полная, даже чайки не кричали. Все звуки приглушил этот плотный туман. Когда Нора посмотрела в сторону моря, она ничего не увидела. Даже хорошо знакомые контуры ближайших к Сандхамну островов поглотила серая влага. Вселенная обрывалась в никуда сразу за причальным мостиком, и у этого никуда не было ни конца, ни края. Нора надвинула капюшон на голову, сунула руки в карманы, быстро зашагала по песку и углубилась в лес. Мох и вереск под ногами пружинили, как плотный ворсистый ковер. Только на хвое, сугробами лежавшей под соснами, оставались следы. Нора прикрыла глаза и глубоко вдохнула. Никого вокруг, покой абсолютный. После долгой прогулки по лесу она решила направиться в северно-западную часть острова. Домов там было совсем немного, зато участки большие, поросшие сосняком и черникой. Совсем не то что в поселке, где крохотные дворики почти полностью использовались под цветочные клумбы. В вершинах свистел ветер. И туман здесь был как будто реже, потому что впереди мелькала полоса берега. Нора повернула направо и по узкой тропинке пошла к поселку. На пути было кладбище, огороженное простым белым штакетником. Нора открыла калитку и остановилась. Кладбище на Сандхамне заложили в тридцатые годы девятнадцатого века, во время эпидемии холеры. Здесь было много красивых и дорогих надгробий, даже из гранита и мрамора. Некоторые из них поросли лишайником, и буквы на них совсем стерлись. И все-таки по этим надписям можно было много узнать о том, кто населял остров последние три столетия. На могильных камнях указывались не только имя и фамилия, но и то, чем занимался человек в жизни. Большинство мужчин были лоцманами или служили в таможне. Нередко их хоронили рядом с женами, и в этих случаях на общем могильном камне имя жены всегда стояло ниже имени мужа. Многие фамилии были Норе известны. Потомки этих людей до сих пор жили на Сандхамне. Дома передавались из поколения в поколение, иногда даже перевозились по частям с острова на остров и заново возводились на новом месте. Сосны на участке кладбища сразу за пляжем стояли окруженные песчаными холмиками, а почву покрывал слой хвои и шишек. Корни извивались под ногами, образуя причудливые узоры, расходились и переплетались, подобно косой шахматной доске. Заросли золотого ракитника украшали неприметную могилу старого Авена, бывшего смотрителем маяка на острове Коршё последнее десятилетие девятнадцатого века. О нем говорили как о большом любителе цветов, разбившем на Коршё настоящую оранжерею с пышными розовыми кустами. Нора проходила между могилами. Она любила кладбищенскую тишину. В западном углу была мемориальная роща в память тех, кому не досталось отдельной могилы. Мощная цепь ограничивала это место. Рядом с чугунным якорем в песке стояли свежие цветы и несколько свечей. Нора задалась вопросом, кто все это поставил? Какая-нибудь добрая душа, из тех, кто сейчас оплакивает безвременную кончину Кики Берггрен? Или кто-нибудь из местных решил таким образом почтить память пропавшего без вести родственника? Нора остановилась у ограды семейства Бранд. Здесь лежали все родственники Сигне, ушедшие из жизни с тех пор, как было разбито это кладбище. Последним на большом камне было начертано имя Хельге Бранда — брата Сигне, умершего от рака в начале девяностых. Нора уже плохо его помнила. Хельге оставил дом и много лет провел на чужбине и в странствиях по морям. А когда вернулся домой, болезнь, позже забравшая его жизнь, уже прочно угнездилась в теле. Сигне ухаживала за братом в доме их детства до самого конца. Она говорила, что сумеет позаботиться о Хельге лучше, чем чужие люди из больницы. Нора прислонилась головой к памятнику. Как все-таки изменчива и непредсказуема человеческая жизнь. Сегодня ты в море, а завтра уже болен и приговорен к смерти. Хельге Бранд вернулся на родной остров, когда дни его были сочтены. Кики Берггрен умерла, едва успев ступить на землю Сандхамна, а Кристера Берггрена вынесло здесь на берег уже мертвым. И ни он, ни она не знали, вплоть до последних секунд, как мало им осталось. «А если бы знали? — спросила себя Нора. — Неужели по-другому стали бы ценить жизнь и иначе распорядились бы отпущенным временем?» В этот момент Норе пришло в голову, что она не готова пойти на компромисс с Хенриком только ради того, чтобы его успокоить. Так легко отмахнуться от ее интересов! Несправедливость снова заполыхала внутри, словно костер, после которого не остается ничего, кроме мертвого пепла. Наконец-то Хенрик обнаружил свое истинное к ней отношение — он просто не воспринимает Нору всерьез. Погруженная в свои мысли, Нора споткнулась о торчавший из земли корень и чуть не потеряла равновесие. Туман снова сгустился, и Нора почувствовала привкус мельчайших дождевых капель на языке. В этот момент она решила, что школа плавания сегодня состоится. А ведь мальчики так любят поспать с утра, особенно в такую погоду. Глава 47 Маргит и Томас направились на парковку. Они ехали на Ставнес, чтобы оттуда утренним паромом добраться до Сандхамна. Хотя часы показывали половину десятого, солнце успело превратить салон «Вольво» в подобие финской сауны. Жара волной ударила в лицо, лишь только открыли дверцы. Томас повернул ключ зажигания и завел мотор. Выруливая с парковки, оглянулся на Маргит: — Не помнишь, чем занимаются эти люди на Сандхамне? Я хотел посмотреть, но что-то помешало. — Не помню, но это обязательно нужно выяснить, — ответила Маргит. Томас выехал на шоссе в сторону Ставнеса. На подъезде к Стрёмма-каналу зазвонил мобильник, и Томас включил микрофон. Голос Калле заполнил салон автомобиля. У коллеги была новая информация о крысином яде, которым отравили Кики Берггрен. — Наконец я связался с тем парнем из «Антицимекса», — сказал Калле. — В больнице Худдинге никто так со мной и не поговорил, как я ни приставал. Все ссылались на фармаколога, который в отпуске за границей и, конечно, не отвечает на вызовы. — Что сказал парень из «Антицимекса»? — перебила Маргит. — Он очень сомневается в том, что кто-то мог насмерть отравиться варфарином. Говорит, что человек, наевшийся крысиного яда, должен быть или слепым, или одержимым идеей свести счеты с жизнью. Крысиный яд представляет собой довольно крупные гранулы, окрашенные в предупреждающий об опасности зеленый или синий цвет. Маргит наклонилась к телефону, который стоял в держателе под ветровым стеклом: — Что он еще говорил? — Что чтобы принять смертельную дозу варфарина, нужно хорошо пообедать. То есть это должна быть очень большая доза, — объяснил Калле. — Просто невозможно проглотить столько и ничего не заметить, — пробормотал Томас в сторону телефона. — Именно, — подхватил Калле. — Более того, должно пройти несколько дней, чтобы средство начало действовать. Идея в том, чтобы крысы уходили умирать подальше от дома. Кому приятно собирать в подвале полуистлевшие трупы? Маргит вопросительно смотрела на Томаса и обдумывала только что полученную информацию. — Полагаю, теперь мы можем исключить, что Кики Берггрен пыталась отравиться крысиным ядом по собственной воле, — заключила она. — Если уж человек решился на такое, существует по меньшей мере десяток более быстрых и легких способов. Например, хорошая доза снотворного в сочетании с бутылкой виски — до сих пор это срабатывало. Маргит цинично хихикнула. Полицейские часто прибегают к черному юмору, когда не хотят говорить о чем-то напрямую. Томас решил сменить тему разговора. — Калле, — обратился он в телефон, — можешь посмотреть, чем занимаются те двое на Сандхамне, к которым мы едем? Я забыл в спешке… — Минуту… В динамиках зашелестела бумага, а потом вернулся голос Калле: