Закончив завтрак, Уинтер вышел покурить. Когда он вернулся, Андертон была в кабинете. Увидев, что он вошел, она снова осмотрела его с ног до головы. – Признаюсь, не вижу никаких изменений к лучшему. – Спасибо. Увидев у стены складной стул, которым, по всей видимости, давно никто не пользовался, Уинтер подвинул его к столу и сел. Взгляд его скользил по карте и фотографиям. – Считается, что через сны подсознание общается с сознанием. Андертон откинулась на спинку стула и стала подчеркнуто внимательно слушать Уинтера. – Я так понимаю, вы это к чему-то сказали? – Ночью мне снилась Мэрилин Монро. Она появлялась из огромного торта и пела «Happy Birthday, Mr President». – Это все снова про 5 августа? Уинтер кивнул. – Хорошо, значит, ваше подсознание пытается этим сном что-то сообщить. Что именно? – Думаю, оно мне говорит, чтобы я не усложнял. Во сне все было каким-то гипертрофированным. Ведь в реальности Мэрилин никогда не выпрыгивала из торта, она просто стояла на сцене в свете софитов и пела эту песню. Кроме того, в моем сне было все в ярких цветах. А существующая в реальности съемка – черно-белая. Это заставило меня задуматься. Иногда день рождения – это просто день рождения. Ничего такого. То же самое касается смерти. Это лишь часть жизни, как и много чего еще. А мы слишком фокусируемся на событии, которое спровоцировало убийцу, на его важности. А вдруг оно и не было таким уж важным? Может, просто у убийцы мама умерла? Мне нужны имена всех женщин, которые умерли в городе 5 августа. И неважно, каким образом они умерли. Даже наоборот, чем более незаметной была смерть, тем лучше. – Мы уже поднимали эту информацию. – Да, но вы поднимали только последние пятнадцать лет. Предположим, Коуди – это убийца в детстве, а Майра – его мама. Коуди десять лет, Майре – тридцать три. Это значит, мама убийцы умерла двадцать три года назад. Вот в то время нам нужно смотреть. У вас есть кто-нибудь в органах регистрации? – Можно и так сказать… Андертон сознательно дала уклончивый ответ. Не успел Уинтер затребовать объяснений, как у нее зазвонил телефон. Она посмотрела на экран и ухмыльнулась. – Это мой человек из полиции. Разговор занял менее тридцати секунд. Этого времени хватило ровно на то, чтобы звонивший передал необходимую информацию. Скорее всего, ему пришлось пройтись по коридорам в штабе и найти место, где никто не услышит. Довольная ухмылка не сходила с лица Андертон даже после окончания разговора. – Хорошие новости? – спросил Уинтер. – На компьютере Дэвида Хэмонда был обнаружен троян удаленного доступа. На лэптопе Коуди Хупера тоже. – Значит, сейчас осталось понять, что же убийца видит, когда наблюдает за ними. – Легко сказать… – За это нам и платят деньги, Андертон. Во сколько открывается отдел регистрации? Андертон взглянула на часы. – Пять минут назад. – Тогда поспешим. 42 Складывалось ощущение, что знакомый Андертон работал тут веки вечные. Ему было хорошо за шестьдесят, возможно даже семьдесят. Под пиджаком у него был пестрый жилет и ярко-красный галстук-бабочка. Густые усы с загнутыми вверх кончиками были уложены воском. Он страдал ожирением, но лишние килограммы ему шли. Звали его Алан Смит, что было большим разочарованием. Что-то было в нем диккенсовское, что должно было отразиться и в имени. Его кабинет был маленьким, но чистым. И темным. Вид из окна загораживало соседнее здание, блокировавшее солнечный свет. Судя по тому, что места в кабинете было совсем мало, два стула, расположенные перед его столом, принесли специально для предстоящей встречи. Перед каждым стулом стояла чашка кофе. С молоком – для Андертон, черный – для Уинтера. Они сели, и Смит устроился на своем стуле с другой стороны стола. – Рада видеть вас, дядя Алан. – И я всегда рад, дорогая. Кстати, позвони матери. Мы обедали вместе на прошлой неделе, и она жаловалась, что ты никогда ей не звонишь. – Вчера вечером с ней говорила. Смит повел бровью, подозревая ложь. – Ладно, ладно, сегодня ей позвоню. Уинтер изо всех сил старался справиться с лицом. Его родительская семья была наглядным пособием по дисфункциональным семьям, но он знал, как работает и нормальная семейная система. У каждого члена семьи – свое место в иерархии. Неважно, сколько тебе лет, это место – незыблемо. Только что он стал свидетелем тому, как можно общаться с 53-летней женщиной, как с ребенком. – По телефону ты сказала, что вам нужна помощь в деле Августовского Взрывателя. – Да, все так. У нас появились новые данные, которые, как нам кажется, могут пролить свет на выбор даты убийств – 5 августа. – Я готов помочь всем, чем смогу. Андертон показала на Уинтера, дав понять, что пришла его очередь выступать. – Нам нужен список всех женщин, которые умерли в городе 5 августа 1992 года, с указанием возраста. – Нет проблем. Единственное – вам придется подождать. Смит подвинул к себе клавиатуру и принялся за работу. Через несколько минут он уже распечатал нужную информацию и передал листок Андертон. – Спасибо. Можно ручку, пожалуйста? Смит достал из ящика пару ручек и передал их. Андертон положила распечатку на стол, и Уинтер подвинулся поближе. В списке было семь имен. Возраст матери убийцы на момент рождения должен быть в диапазоне от четырнадцати до сорока пяти лет. Если исходить из того, что ему было столько же лет, сколько Коуди, когда умерла его мать, нужно исключить женщин моложе 24 и старше 55. Оставалось всего одно имя. Глаза Андертон горели надеждой, губы были плотно сжаты. Затаив дыхание, она не говорила ни слова. Уинтер прекрасно понимал, что она чувствует, потому что он чувствовал то же самое. Так же, как и Смит. Он подкатил свой стул так близко к столу, насколько позволял ему живот, чтобы максимально участвовать в происходящем. – Третье имя в списке. Катриона МакДональд. У нее были дети? Смит запустил поиск. По его лицу было понятно, что ответ не обнадеживал. Плечи опустились, и он стал похож на человека, у которого украли десерт. – Нет, – сказал он. – Давайте попробуем еще кого-нибудь, – предложила Андертон. – Например, Джулию Мейси. Пятое имя в списке. Она могла родить в сорок восемь. Конечно, это поздно, но не невозможно. – У нее две дочери, – сказал Смит после проверки. – Обеим было за тридцать, когда она умерла. – Значит, это не Джулия Мейси. – Все не безнадежно, – заметил Уинтер. – Не забывайте, мы исходим из того, что Майре тридцать три года, а Коуди – десять. Убийца и его мать могли быть немного старше. – Или младше, – вставила Андертон. – Дядя Алан, можете сделать поиск по 1991 и 1993 годам? – Конечно. Смит принялся кликать мышью и что-то нажимать на клавиатуре своими толстыми пальцами. Наконец, эффектно нажав на «ввод», он пошел к принтеру. На этот раз листочков было два, один на каждый год. Восемь имен на первом и шесть на втором. Андертон первой схватила ручку. После всех вычеркиваний осталось всего два имени – оба из 1991 года. Она передала Смиту листок, и он запустил поиск в регистре рождений. Никто ничего не говорил, потому что в этом не было необходимости. Роли каждого были понятны. Смит закончил поиск и немного выпрямился. – У каждой было по одному сыну. Ребенку Эзме Браун на момент ее смерти было четырнадцать. Сыну Джеммы Вуд – десять. – Сыну Джеммы было столько же, сколько Коуди, поэтому давайте начнем с нее. Как она умерла? – Здесь сказано, что у нее было кровоизлияние в мозг. – Слишком рано для инсульта. Она была замужем? Смит сделал еще один поиск. – Да. Муж – Натаниэль Вуд. – Посмотрите, жив ли он. Если да, нам нужно будет с ним поговорить. В маленьком кабинете стало очень тихо. Уинтер и Андертон напряженно смотрели на Смита. Он нажал «ввод», на этот раз безо всяких театральных жестов. Он понял, насколько все серьезно, и интуитивно отказался от любимых спецэффектов. Через несколько секунд результаты появились на экране, и его глаза расширились от удивления. – Натаниэль Вуд умер 21 апреля 1991 года. Ему было тридцать пять. Причина смерти – внутреннее кровотечение. – То есть на три с небольшим месяца раньше жены, – подытожила Андертон. – Да. И будь они в преклонном возрасте, у меня не было бы никаких подозрений в связи с такими близкими датами смерти, – заметил Уинтер. – Такое бывает. Два человека, которые всю жизнь прожили вместе, которые так любят друг друга, что не могут вынести жизнь друг без друга. Когда один умирает, второй просто гаснет. – Но Джемме было всего тридцать лет. – Вот именно. А Натаниэлю всего тридцать пять. Они совершенно не в том возрасте, когда такое бывает.