Собек снова посмотрел на фотографию Гифорда. Он всматривался в снимок, безуспешно пытаясь вписать это лицо в свое прошлое. – Так и не могу его вспомнить, – сказал он, покачав головой. – А что вы помните про эту фотосъемку? – спросил Уинтер. Собек повернулся к нему и сделал длинный выдох. – Немногое. Ее организовала Элисон Фарнсдейл, моя помощница в то время. В ее обязанности входило поддержание нашего сайта. И фотографии эти нужны были для него. Помню, что съемка проходила в конференц-зале. Также помню, что мое фото сделали первым, чтобы мне не пришлось ждать. И вот в этом и состоит проблема. Все заняло меньше минуты. Я вошел, сел, меня сфотографировали, я ушел и вернулся к работе. Я не помню ничего из нашего взаимодействия с фотографом, хотя, думаю, мы могли обменяться несколькими фразами. – Вероятно, Гифорд присутствовал на похоронах Изабеллы, – заметил Уинтер. – Подумайте об этом. Попробуйте закрыть глаза и вспомнить, как все было. Он мог стоять где-то с краю, и у него была камера. Возможно, он притворялся сотрудником какого-нибудь СМИ. Собек закрыл глаза. Почти минуту он просто стоял с закрытыми глазами. На лице почти не отображалось никаких эмоций. Выражение было непроницаемым. Затем он открыл глаза и покачал головой. – Если честно, мне трудно сказать, кто был на похоронах, а кто не был. И это неудивительно. Я был на автопилоте. Мне хотелось одного – вернуться домой и запереть двери. – Он вернул телефон Андертон. – Что еще вы можете рассказать мне о Гифорде? – Его не оказалось дома. – Вы у него были? – Мы только что оттуда. Сейчас там полиция. Нам удалось осмотреть дом до их прибытия. – Вы что-нибудь нашли? Андертон и Уинтер обменялись взглядами. – Да, можно и так сказать, – ответила Андертон. Пока она рассказывала ему все, что они видели, Уинтер подошел к шкафу, в котором хранилось оружие, и осмотрел его. У Собека было две винтовки и шесть пистолетов. Он испытывал явную симпатию к «Глокам» – у него было два 17-х и один 19-й. Рядом с сейфом были аккуратно сложены стопками коробки с боеприпасами. Их было столько, что Собек мог бы позволить себе начать небольшую войну. На все ли оружие были лицензии? Что из этого он приобрел легально? Сколько стволов имели спиленные номера? Уинтер снова начал прокручивать в голове события дня, желая убедиться, что не пропустил ничего важного: поездка к регистратору, в редакцию газеты, осмотр дома Гифорда, разговор с миссис Франклин. События развивались очень быстро, что полностью его устраивало. При этом дальше действовать нужно было аккуратно и осторожно. Гифорд был умен, находчив и по-прежнему оставался на свободе. Нельзя позволить ему выбраться из расставленных сетей из-за собственного энтузиазма. В голове крутились два вопроса: была ли жива Кейти Гифорд? Где находился сам Уильям Гифорд? На первый вопрос могла ответить полиция. У них были необходимые ресурсы и доступ к документам, в которых содержались нужные сведения. Возможно, она где-то работает, и тогда ее можно будет найти по номеру социального страхования. Или у нее есть родственники, которые знают, где она. Миссис Франклин сказала, что к Кейти Гифорд не приезжали родственники, но это не означает, что их нет в живых. Иногда люди просто не общаются. Уинтер мог бы по пальцам одной руки сосчитать, сколько раз он виделся с матерью в последние годы ее жизни. Но это не означает, что он не знал, где она живет. Открыв глаза, он увидел, что Андертон и Собек стоят и смотрят на него. Он даже не осознавал, что закрыл глаза. Эту привычку он имел с детства. Когда глаза открыты, очень просто отвлечься от важного – слишком много внешних раздражителей, различных визуальных стимулов. А с закрытыми глазами думать и концентрироваться гораздо легче. Собек напряженно изучал Уинтера, словно пытаясь влезть внутрь его головы. Уинтер просто смотрел в ответ, не испытывая под тяжестью его взгляда никаких эмоций. Андертон держала в руке телефон. У Уинтера сложилось впечатление, что она только что поговорила с кем-то и у нее есть новости. – Что? – спросил Уинтер. – Хорошая новость и плохая. Хорошая – Кейти Гифорд жива. Плохая – она отказывается говорить с полицией. Не хочет иметь ничего общего с Гифордом. Говорит, что хочет поскорее забыть об этой части жизни. – Что ж, значит, придется приехать к ней с щипцами для выдирания ногтей. Сразу заговорит. – Это бы сработало. Проблема в том, что она теперь живет не в Ванкувере. И даже не в Канаде. – А где она? – В штате Айдахо. В маленьком городе под названием Нордман. – Тогда чего же мы ждем? – До Айдахо километров восемьсот-девятьсот. – Нам нужно с ней поговорить, Андертон. Она съехала от него прямо перед убийством Изабеллы. Это не простое совпадение. К тому же лучше нее Гифорда не знает никто. Она может сообщить нам бесценную информацию. – Вы меня не слышите. Это не все равно, что до супермаркета доехать. Нам придется ехать туда с утра до вечера. А потом, после разговора, столько же времени ехать обратно. Всю ночь провести в машине. – А кто говорит про машину? – улыбнулся Уинтер. 55 Аэропорт Баундари-Бэй состоял из двух взлетно-посадочных полос и нескольких беспорядочно разбросанных строений. По большей части это были ангары и ремонтные цеха. С юга аэропорт граничил с водами пролива. В здание они вошли все вместе. Впервые Уинтеру не пришлось стоять в очереди на паспортный контроль – не потому, что здесь не соблюдались требования безопасности, а потому что кроме них пассажиров не было. Женщина, которая проверяла его паспорт, была не менее серьезна, чем все остальные сотрудники таможни, с которыми ему приходилось сталкиваться в жизни. Когда-то граница США и Канады считалась самой длинной неохраняемой границей в мире. Все изменилось после теракта 11 сентября. Теперь самолеты были оборудованы разведывательной аппаратурой, работали спутниковые системы наблюдения, а в районах с максимальной угрозой использовались тепловизоры. Принадлежащая Собеку маленькая «Сессна» была заправлена и готова к взлету. Она стояла на площадке перед ангаром, сияя и переливаясь на ярком августовском солнце, и выглядела совершенно новой. Казалось, ее только что выкатили с производства. Уинтер, Андертон и Собек зашли на борт, пристегнулись и надели наушники. Пилота звали Дэн. Он повернулся и пожал всем руки. Ему было за пятьдесят, и он общался со всеми с позиции «плавали-знаем». Проведя все необходимые манипуляции, Дэн вырулил на взлетную полосу, и совсем скоро они приступили к разгону. По сравнению с пассажирским лайнером, они взлетели гораздо быстрее и разгон занял меньшее расстояние. Оказавшись над водой, самолет стал резко набирать высоту, его качало и трясло. На высоте в три тысячи метров они выровнялись и взяли курс на восток. Внизу тянулись бескрайние леса. Насколько хватало взгляда – везде были деревья, от горизонта до горизонта во всех направлениях. – Я тут думал… – начал Уинтер. – О чем? – повернулась к нему Андертон. В наушниках ее голос звучал на тон выше. – О Билли Гифорде. Сейчас мы очень мало что знаем о нем достоверно, но мы можем предполагать. Какой у него уровень дохода, как вам кажется? – От среднего до средне-высокого. У него большой дом в хорошем районе. – Да, и это сразу же наводит на мысли. Каким бы хорошим специалистом он ни был, я сомневаюсь, что он может позволить себе иметь такой дом за деньги, которые он зарабатывает на съемке свадеб. – Он мог получить наследство от родителей, – сказала Андертон, подумав. – Я тоже склоняюсь к этому. Вряд ли он из бедной семьи. Я бы предположил, что он всегда жил примерно в таких условиях и имел средне-высокий доход. Его отец работал хирургом, и в семье даже был небольшой самолет. Далеко не бедная семья. – И о чем это говорит? – Андертон снова задумалась. – Дом – его тыл, островок безопасности, где ему комфортнее всего. В этих стенах он может быть самим собой. Но сейчас он этого лишен. Он не может попасть домой, потому что его арестуют. Это обстоятельство должно выбить почву у него из-под ног. Чем больше неустроенности в его состоянии, тем более непредсказуемым будет его поведение, что не обязательно хорошо. – Все так, но я все же предпочитаю то, как есть сейчас, тому, как оно было. Еще вчера он полностью контролировал ситуацию. Сегодня все изменилось. Мы заставили его пуститься в бега, а это всегда хорошо. В условиях непредсказуемости он будет делать ошибки. – Конечно, но есть и риск сопутствующих жертв, – вздохнула она. – Это минус. Но никакая война невозможна без жертв. Мы можем лишь постараться свести их к минимуму. – Это так. Уинтер снова посмотрел в иллюминатор. По-прежнему не было видно ничего, кроме деревьев. Это была поистине девственная природа. На большую часть территории этих лесов никогда не ступала нога человека. Самолет попал в зону турбулентности и угодил в воздушную яму. – Скоро закончится, – сказал Дэн. Его голос звучал уверенно и ободряюще. Самолет тряхнуло в последний раз, и дальше они уже летели ровно и спокойно. Уинтер посмотрел на Андертон. – Все думаю, что же пережил Гифорд, когда его мать лежала в коме. – Я тоже. Думаю, это было ужасно – похоронить отца, а потом смотреть, как умирает мать, совсем одному. Это такая трагедия. И ведь он был еще ребенком. Это разбило ему сердце. – В этом я сомневаюсь. Как вы думаете, убийцами рождаются или становятся? Андертон задумалась. – Судя по тому, что я видела, я бы сказала, что бывает и так, и так. Некоторые такими рождаются, это точно. Но есть и другие, которые склонны к темным делам. Но по большей части это не черно-белая ситуация. Есть большая серая зона, из которой и выходит большинство убийц. – Я примерно так же думаю, – кивнул Уинтер. – Теперь, если мы применим эту точку зрения к Гифорду, то можно предположить, что у него всегда была склонность к психопатии. Даже в детстве. Не хочется думать о том, что дети могут быть психопатами, но реальность не зависит от того, о чем нам хочется или не хочется думать. Вы сказали, что произошедшее разбило ему сердце. Я бы сказал, что оно лишь создало ему неудобства. Уинтер замолчал и посмотрел на Андертон. Она кивнула, приглашая его продолжить. – Посмотрите на ситуацию глазами десятилетнего Гифорда. Всю его жизнь рядом всегда был кто-то, кто заботился о нем и удовлетворял все его нужды. Родители его кормили, одевали, давали крышу над головой. Они это делали – значит, ему не нужно было заботиться об этих базовых потребностях. И вот однажды он просыпается, а оба родителя мертвы, и всего того, что он принимал как должное, больше нет. Это огромное неудобство. – Вы ведь были примерно в том же возрасте, когда вашего отца арестовали. – И что? – То, что мне слышится, что вы говорите из личного опыта. – Возможно, – признал он. – Хорошо, не будем задерживаться на этом этапе. Гифорд знакомится с Кейти, и они женятся. Какую выгоду он приобретает, женившись? – Секс. Душевная близость. – Секс – да, в том числе. В душевной близости он не нуждается. Он психопат. Ему не нужны такого рода социальные взаимодействия. – Тогда зачем ему это нужно, по-вашему? – Система поддержки. Не забывайте, Гифорд – патологический прагматик. Если бы Кейти не вносила какого-то удобства в его жизнь, он бы не женился на ней. Она вела его бухгалтерию, организовывала встречи. Уже одно это доказывает, что она приносила пользу. Судя по содержимому его холодильника и шкафов на настоящий момент, готовила тоже она. Снова польза. Уверен, и за домом следила тоже она – стирала и убирала. Возможно, в этом заключалась их договоренность: он зарабатывает деньги, она смотрит за домом. – Все как в пятидесятых годах, – заметила Андертон. – Да? Тогда смотрим дальше. В один прекрасный день Кейти просыпается и решает от него уйти. Мы не знаем, что произошло между ними, но мы знаем, что Гифорда это очень разгневало. – Мы это знаем? – Знаем. Вы же видели дом. После ухода Кейти Гифорд уничтожил все следы ее присутствия. Можно сказать, он дезинфицировал весь дом. Он не хотел, чтобы оставалось хоть какое-то напоминание о ней. Он снял все фотографии, нанял людей, чтобы они приехали и забрали все ее вещи.