Хватаю папку и не глядя засовываю ту в сумку. Может, когда-нибудь мне хватит мужества заглянуть внутрь. ГЛАВА 22 Дина – Кто, прости, тебя встретит? – Фед, – повторяю я равнодушно. – Мы решили съехаться. – В смысле? Нет, ты серьезно вообще? – А что? Разве не ты мне говорила, что он красавчик? Авдеева комично шевелит губами, видно, не придумав, что мне возразить. Я утыкаюсь в распахнутую сумку – ничего ли не забыла? – Вот и замути с ним, но зачем сразу тащить в дом этого малолетку? Хороший вопрос. Мне хочется верить, что все дело в доконавшем меня одиночестве. Грех игнорировать настолько шикарный способ с ним завязать. Но в глубине души я понимаю, что это лишь отговорки. Все гораздо сложнее. И вполне возможно, трагичнее. Кошусь на часы, поворачиваюсь к окну, чтобы не показать Светке своего беспокойства. Фед запаздывает, а у меня ведь нет никакой уверенности в том, что он вообще придет. Блуждающий взгляд выхватывает лоскут неба в просвете многоэтажек и соскальзывает вниз, где посреди запорошенного снегом больничного двора стоит припаркованным знакомый Лексус. Сердце ошпаривает кипятком… «Твоя взяла… Я готов стать твоей комнатной собачкой, если ты мне поможешь». Глупый! Глупый, он, кажется, действительно не понимал, что от него не требовалось никаких жертв. Что я бы в жизни не унизилась до того, чтобы предложить ему что-то подобное. И уж, конечно, не унизила бы его. Я бы помогла ему, просто озвучь он мне свою просьбу, но… Фед решил по-другому. Понятно, что обо мне подумав. Непонятно, чем думала я, когда вцепилась в это унизительное, вызванное безысходностью и отчаяниям предложение. Где была моя женская гордость? Почему я не подумала о том, во что это все выльется по итогу? И какую боль причинит мне… потом? Мысли об этом приходят чуть позже, ночью. Вгрызаются в меня сорвавшимися с цепи псами, заставляя сожалеть о своем согласии. Я даже беру в руки телефон, чтобы позвонить Федору. Понимая при этом, что стоит мне сказать ему: «Федь, я все решила, как договаривались, но, знаешь, взамен мне от тебя ничего не надо», моя жизнь вернется на круги своя, охватившее меня безумие схлынет, утащив вместе с собой мечты «а вдруг у нас все же получится?», и мне ничего не останется… Ко мне вернется прежняя жизнь. В которой нет ничего кроме одиночества, где все понятно и правильно, где ничего не изменится ни через день, ни через год. В которой, да, нет боли, но и особого счастья нет. Просто потому что одному не бывать без другого. – Привет, – раздается за спиной его глубокий бархатный голос. – Смотрю, ты уже собралась. – Угу. – Прости, я задержался, наверное. Решил сразу погрузить вещи, чтоб за ними не пришлось возвращаться, и не рассчитал время. Выходит, зря я волновалась. Слово для Федора не пустой звук. – Надо было сказать. Я бы кого-нибудь прислала в помощь. – Пустяки. Не так уж много у нас барахла. Ну, что, пойдем? Ты уже оформила выписку? – я киваю, Фед переключается на Авдееву: – Я – Фед, а… – Ты, наверное, помнишь мою подругу Свету. О том, что это благодаря ей мы познакомились, я специально умалчиваю. Не хочу вспоминать, чем он занимался до того как уволился. От этих мыслей во мне рождается незнакомая жгучая ревность. Чтобы хоть как-то ее присмирить, мне каждый раз приходится напоминать себе, что тот этап жизни Федора в прошлом. Что он теперь только мой. Он… мой. – Конечно. Привет. Как дела? – Федор улыбается. Сотрясаемая странной внутренней дрожью, я подхожу к нему. Фед спешно отступает. Возможно, просто желая освободить мне дорогу, да… Но мне почему-то кажется, что он намеренно меня избегает. Мысль об этом пробуждает во мне что-то темное, незнакомое, страшное… Я улыбаюсь сделавшимися вмиг непослушными губами и, не давая себе шанса передумать, подхожу впритык, обхватываю ладонью затылок Феда и с намеком надавливаю. Неприкрытая паника в его стальных глазах – испытание, к которому я не готова. Теперь я это знаю совершенно точно, он меня не хочет. Но ведь у него нет выбора, так? Затапливающая меня вязкая тьма нашептывает: «Проучи, проучи его. Пусть знает свое чертово место!». Я чуть сощуриваюсь. Фед обреченно наклоняется… Глупо думать, что, шагнув в пропасть, можно взлететь. Но я за каким-то чертом в нее шагаю. Меня так безумно, так безудержно к нему тянет, что ничего не страшно. Наши губы соединяются. Фед надсадно дышит, я даю ему время немного ко мне привыкнуть и, уже ни секунды больше не медля, проталкиваю язык в его рот. Он такой вкусный… Будто для меня созданный. Меня ведет, как пьяную, происходящего непростительно мало. Мне так хочется большего, большей вовлеченности… А ее нет. Фед с хрипом отшатывается. Я стискиваю пальцы на его толстовке, цепляясь за него до последнего. Грудь сводит от щемящей собачей тоски. Разве этого я хотела? За спиной хлопает дверь. Я все же его отпускаю и, чтоб не смотреть в глаза, оборачиваюсь. – Доктор… – Дина Владимировна. Федор? Перевожу взгляд с одного мужчины на другого. И все, наконец, становится на свои места. – Привет, пап, – криво улыбается Фед. А ведь они с отцом похожи! И фамилия у них одна. Непонятно, почему я раньше не свела концы с концами. – Мне говорили, что ты приходил, но я… – Алексей Михайлович потрясенно моргает. – А вы… – вконец уж теряется он, явно увидев больше, чем ожидал. Усилием воли я беру себя в руки и поднимаю взгляд на Федора, предоставив ему возможность самому объяснить отцу происходящее. Как бы там ни было, из нас двоих именно он мужчина. – Мы живем вместе. Глаза Вакуленко-старшего потрясенно округляются. Наверное, я мало похожу на девушку его сына. По крайней мере, такой, как он ее представлял. Оно и понятно. Вопрос вызывает другое. Как так вышло, что Фед жил… как жил? Неужели Алексей Михайлович не мог ему как-то помочь? Представить такое странно. Он же не последний человек в нашем городе. Так почему же все зашло так далеко? – Вместе? То есть как это? Я… не знал. – А что ты вообще обо мне знаешь? – Фед пожимает плечами, подхватывает мою сумку и выходит прочь из палаты. Отец растерянно глядит ему вслед. – Похоже, Федя перенервничал, – замечаю с улыбкой, чтобы как-то сгладить неловкость. – Вы на него не обижайтесь. Алексей Михайлович отрывисто кивает. Бросает на меня странный взгляд. Очевидно, гадает, где его сын мог меня подцепить. И что вообще нас, таких разных, связывает. – Переживает за вас? А он… он вообще знает о пересадке? На первый взгляд, вопрос Вакуленко кажется мне странным. Но подумав, я его списываю на банальную, свойственную каждому родителю предвзятость. Ясно, что тетка с покосившимся здоровьем – сомнительная пара для такого парня, как Фед, не только в глазах общества, но и его отца. – Нет. И я бы не хотела распространяться на эту тему. – А почему? О, тут все просто. Я не хочу, чтобы Федор меня жалел. Впрочем, вслух я озвучиваю немного другую версию: – Зачем ему волноваться, правда? – Нет. Я так не считаю, – хмурится Алексей Михайлович. – Это не тот вопрос, где ваше мнение имеет значение, – парирую жестко я и на всякий случай напоминаю: – Врачебную тайну еще никто не отменял. Вакуленко багровеет и выходит прочь из палаты, явно задетый в своих самых лучших чувствах. – Дурдом, – комментирует Светка. – Правильно ли я понимаю, что ты не собираешься рассказывать красавчику о своих проблемах со здоровьем вовсе? – Они его не касаются. – Полагаешь? – Авдеева скептически кривит губы. – У нас не те отношения, чтобы это имело значение. – Интересно. Вы живете вместе, но отношения у вас не те? Кошусь на нее из-под упавших на лицо волос: – Вот именно. – Ну, если ты так говоришь, то ладно, – Светка впивается в мое лицо проницательным взглядом. – Одно непонятно, как ты собираешься скрыть, что принимаешь таблетки? Кроме того у тебя шрам и… – Послушай, я не собираюсь делать из этого какую-то тайну. Узнает, так узнает. Но я не понимаю, зачем мне самой акцентировать на этом внимание, – отмахиваюсь я. – Пойдем, Фед уже, наверное, заждался. Перед тем как сесть в тачку, медлю. Все же последняя моя поездка закончилась довольно плачевно. Фед замечает мою заминку. Отстегивается и выходит навстречу. – Все будет хорошо, – замечает он, верно считывая мою тревогу. Я киваю и даже изображаю что-то вроде улыбки, хотя на самом деле мне хочется плакать. Он ведь… старается. Да. Зря я на него окрысилась. У меня на это нет никаких причин. Я же знала, что он со мной вовсе не по любви. Просто не ожидала, что для него это будет так сложно. Господи, понять бы еще, что теперь делать с этим запоздалым осознанием. Ныряю в салон, а там мальчики. – Привет, Дина! – О, привет. И вы тут? – Ага, – две щербатых улыбки. – Папа сказал, что мы теперь будем жить у тебя. – Временно, – вставляет Фед с переднего сиденья. Наши глаза встречаются. Ну, собственно, а чего я ждала? – Ты не против, если мы займем нашу комнату? В смысле… ту, что раньше. Она нам так понравилась! – Если это неудобно, они могут расположиться где угодно, – опять вставляет свои пять копеек Фед. – Да нет. Все нормально. Я даже рада, что… – не договорив, отворачиваюсь к окну. Я рада, что в этой комнате будут жить дети. В конце концов, изначально она предназначалась именно для этого. От не слишком веселых воспоминаний меня отвлекают мальчишки. Трудно предаваться унынию, даже когда все тело болит, когда эти двое трещат как сороки о том, что с понедельника им предстоит пойти в новую школу, а в пятницу у них матч с заклятыми соперниками их команды, на который меня любезно приглашают прийти. – Ау! Дина только из больницы, – одергивает сыновей Фед. Все так… Все так! Но я же понимаю, что он просто не хочет, чтобы мы с ними еще сильнее сближались. Да я и сама этого боюсь. – Боюсь, мне в любом случае придется поехать на игру. Я почетный член клуба и главный спонсор этого турнира. – Серьезно?! – две пары голубых глаз глядят на меня с восторгом. – Ничего себе. – Тебе бы отлежаться, – хмурится Федор. Знали бы вы, как мне хочется верить в то, что в его словах лишь беспокойство обо мне и ничего больше… Как же дьявольски хочется!