Я ставлю в духовку картошку, когда у меня звонит телефон. – Черт… – Что там? – Я обещал найти один конспект… Ладно, отвечу позже. – Сходи, это же недолго. А люди будут ждать. Киваю. И правда. Дело-то выеденного яйца не стоит. Проходя мимо Дины, оглаживаю ее зад ладонью. Она усмехается, игриво шлепает меня в ответ скрученным полотенцем. – О, в ход пошел БДСМ? Не забудь, на чем мы остановились, когда я вернусь. – Иди уже, извращенец! – усмехается Дина. Вверх по лестнице я несусь, улыбаясь, как дурак. Забегаю к себе (черте что! почему я до сих пор ночую отдельно?!), дергаю на себя створки антресоли, нашариваю пакет. Но в спешке тот выпадает из рук, тетрадки, папки, документы рассыпаются по полу. Чертыхаясь, я наклоняюсь, чтобы собрать их. В последнюю очередь берусь за розовую папку с документами из суда. От удара о пол папка открылась… Но бумаги остались внутри. И только один документ… Почему-то один только документ показался краем. Протокол вскрытия. Я не знаю, зачем его взял… ГЛАВА 31 Федор – Федь… Распахиваю глаза. Заталкиваю документы обратно в папку и кладу на стопку с тетрадями. – Да? – Тебя долго не было. Что-то случилось? – Дина смотрит как всегда внимательно. Проникая куда-то вглубь. А я, не желая демонстрировать ей свою нутрянку, отворачиваюсь. – Нет. Просто завис, пересматривая прошлогодние конспекты. Как будто из другой жизни. Комната мне и впрямь досталась небольшая, но только теперь, когда Дина в нее вошла, я понял, какой она может быть тесной. Или тут дело не в комнате… – Думаю, твой кулинарный шедевр готов, – Дина обнимает меня со спины, успокаивающе пробегается ладошками вверх-вниз по моему животу. – Сам посмотришь, или мне глянуть? – Да… Сам. Я спущусь через пару минут. – И все-таки что-то случилось, – замечает Дина тихо. И нет в ее голосе вопроса, только понимание, которое сейчас неоправданно злит. – Ничего не случилось. Я же сказал. Просто дай мне пару минут! Я что, так много прошу? Оборачиваюсь резко, руки сами по себе сжимаются в кулаки. Дина смотрит на это, широко распахнув глаза. А секундой спустя разворачивается и бесшумно уходит, держа спину, как всегда, прямо. Черте что… Она же ни в чем не виновата! Не виновата, что я почти год не трогал этой папки, а тут… Когда, казалось бы, жизнь стала налаживаться… С губ срывается судорожный вздох. Думай, Федя, думай, чтоб тебе пусто было! Я вновь открываю папку, достаю злосчастную бумажку и пробегаюсь по ней снова и снова, вглядываясь в каждую букву до легкой рези в глазах. Не надо быть доктором, чтобы понять сухой язык медицинского протокола... Здесь все доступно расписано. К тому же я еще год назад узнал, что причиной смерти Лизы стал перелом основания черепа. Полнейшим шоком для меня становится другое. То, что у Лизы, оказывается, были изъяты органы. Почки, печень и даже… сердце. Что это означает? Ну, неосведомленные люди чего только не выдумывают на этот счет. Я же все понимаю верно… Лиза стала донором. И вполне возможно, ее сердце бьется. А значит, она не умерла. Она продолжает жить в ком-то. Я задыхаюсь… Я чувствую, как все мое выстраданное и вымученное будущее летит в тартарары, подчиняясь в общем-то безумному желанию… Найти того, тех… похрен, в ком Лиза до сих пор продолжается. Хотя и понимаю, что это уже не она. И, наверное, просто хочу… Смешно то, что я даже не понимаю, чего именно. Обнять этих совершенно мне не знакомых людей? И сказать, пусть шепотом, про себя, все, что ей сказать не успел, всерьез веря, будто впереди у нас с Лизой вечность? Несусь вниз. Мимо удивленно обернувшейся Дины. Хватаю телефон и выбегаю на улицу. А тут настоящий Армагеддон. Ветер сбивает с ног, в лицо острыми льдинками впивается снег. – Папа! – Федор? Хм… У тебя что-то случилось? – Почему ты мне не сказал?! – Ты о чем? – О том, что Лиза стала донором. – Ветер завывает так, что мне приходится орать. – Как ты мог… Папа?! В тот день у тебя была операция! Я это точно помню. – Ты про ту девочку, что ли? Про ту девочку! Да что ж такое-то?! Как можно быть таким равнодушным? Как можно так говорить об этом? О ней говорить… Господи! Я в ярости пинаю свалявшуюся кучу снега. – Про нее! Как ты мог ничего мне не сказать? – Я не понимаю, о чем ты. Она стала донором? Это вполне обычная и, надо заметить, законная процедура. Во-первых, имя донора нигде не указывается. Во-вторых, врачи не обязаны спрашивать разрешения у родственников, и кому как не тебе это знать? Да. Да… Я в курсе, но… – Это же другое, как ты не понимаешь?! – И в чем же разница? – Это моя женщина! Моя женщина, папа… – Ты вообще слышишь себя? Что ты несешь? Она ни за что бы не выжила. Её мозг умер. Ты должен понимать, какое это везенье и… – Везенье?! – Конечно же, да! Для больных, которые ждали свой орган годами, это был шанс на жизнь. Я никогда не думал, что буду вынужден тебе объяснять настолько очевидные вещи! – Почему ты мне ничего не сказал? – хватаю ртом ледяной воздух. – Ты должен был сложить концы с концами! Должен был догадаться! – А что бы это изменило, Федь? Я не знаю. Я не знаю… Не знаю! Может, мне было бы легче все пережить, зная, что смерть Лизы не так фатально необратима. – Я хочу знать, кто эти люди… – слова вырываются из моего пережатого эмоциями горла и улетают, их не остановить, несутся от вышки к вышке. А достигнув ушей отца, возвращаются его переполненным негодованием: – Ты спятил! Это закрытая информация, и я… – Ты мой отец. Я прошу тебя… – Ты спятил, – намного тише повторяет батя. – Пусть так, – с забытой покорностью соглашаюсь я. Если это поможет мне его убедить, я готов умолять, я готов в ногах у него валяться… – Пусть так. Тебе же ничего это не стоит… – Нет. – Я же все равно узнаю. – И что тебе это даст, Фед? Хочешь, я тебе скажу? Разочарование. Даже если ты каким-то чудом вычислишь реципиента, даже если подкараулишь его, наверняка не желающего тебя видеть, у дома или работы, даже если тебе удастся завести с ним разговор и заглянуть в глаза, ты ничего в них не увидишь. – Ты не понимаешь! – О, ну конечно. А твое безумие мне просто чудится. Я ударяю кулаком в стену. Я бьюсь об нее головой… Ловлю себя на том, что с гораздо большей охотой прошелся бы по бате. Врезал бы ему, будь он рядом, просто потому что никак иначе мне до него не достучаться. Сгребаю с подоконника снег, растираю по горящему лицу. Холодные комья падают за шиворот... С трудом разлепляю веки и встречаюсь взглядом со стоящей за стеклом Диной. Как жаль, что я испортил сегодняшний вечер. Другое дело, что я не могу заставить себя вернуться к ней, сделав вид, что ничего не случилось. Я пока в принципе не понимаю, как мне быть. И не думаю, что смогу с этим разобраться прежде, чем узнаю, в чьей груди бьется сердце Лизы. – Я достала противень из духовки. – говорит Дина, когда я возвращаюсь в дом. – Спасибо. – Будем ужинать? – Знаешь, у меня пропал аппетит. Давай без меня, ага? – Ладно. – Прости, что так вышло. – Ничего страшного. И все. Ни слова упрека. Ладно… С этим я разберусь потом. А пока… Я поднимаюсь к себе, открываю поисковик и вбиваю в него нехитрый запрос «как донору органа найти своего реципиента». Тут же вываливается куча ссылок на тематические сообщества в социальных сетях и всевозможные чаты. Оказывается, у нас есть целые сообщества реципиентов. То, что информация о персональных данных донора не подлежит разглашению, равно как и наоборот, факт известный. Но я не теряю надежды… В конце концов, город у нас не такой уж и большой, если подумать. А каждая операция по трансплантации – на счету. Прибавь к этому то, что орган «живет» всего несколько часов, и… круг потенциальных реципиентов невольно сужается. Хотя, конечно, некоторые органы могут быть доставлены в центры трансплантации других городов. Почка, например, «живет» дольше. Ее можно довезти и до столицы… И тогда поиск существенно усложнится. Но сердце… сердце остается пригодным для трансплантации не так много времени. Значит… либо операцию по трансплантации делал отец, либо… Поиск я начинаю с того, что подписываюсь на самое большое сообщество реципиентов в Телеграме. После я выписываю в столбик все клиники, где проводятся или проводились операции по пересадке органов. Их на всю страну несколько десятков… Не так уж много, но как определить, какие из них мне нужны?