– Ты не сказала, когда? – Когда, что? – удивляюсь. – Когда тебе сделали операцию? – Десятого октября. – Я трусь носом о его скулу. – А какая разница? – Руки Феда у меня на спине сжимаются. Я словно в тисках. – Эй, Федь… Ты делаешь мне больно. – Прости! – отшатывается, ловит мой взгляд и дрожащей рукой проходится по моей щеке. – Я не хотел. Я киваю и отвлекаюсь на телефон. – Охрана. Наверное, родители с детьми приехали. Да? – переключаюсь на разговор с охранником, которого забыла предупредить о визите гостей. Впрочем, Фед не дает мне сосредоточиться. Он обнимает меня со спины и целует в шею, в макушку, проходится руками по телу… – Эй, мы не можем сейчас… Там твои родители. – Да. Мы не можем, – кивает он и смотрит, смотрит, как будто в первый раз видит. И заправляет за ухо пряди. Отросшие в прошедшие несколько месяцев даже больше, чем за весь последний год. ГЛАВА 33 Федор Последние сутки выдаются просто ужасными. Мне бы побыть наедине с мыслями. Прижаться к Дине и просто помолчать. Но приезжают родители, привозят малых, и начинается… – Ой, Диночка, как у вас здесь хорошо, тихо… У нас тоже дача есть на другой стороне города. Но там, конечно, от дачников шум… – Да, я люблю это место. – И дети… Они тоже, кажется, влюблены в него. Все уши мне прожужжали про какой-то веревочный парк. – Что за веревочный парк? – хмурый, как туча, отец делает над собой усилие в попытке хоть так поддержать разговор. – Там, за домом… Можете посмотреть. Отсюда хорошо видно. Мать с отцом встают из-за стола. – Шею они там не свернут? Выглядит довольно опасно, – нудит отец. – Нет-нет. Там страховка, всякие карабины… Даже Федя лазил. – Ну, оно-то понятно, Федя еще сам дите. – Алеша! Ты опять?! – взвивается мать. А мне лень… лень даже злиться. Я за последнее время испытал столько эмоций, что прямо сейчас на них просто нет сил. – Я с вами не соглашусь, Алексей Михайлович. Федор настоящий мужчина. Ответственный, заботливый, стойкий… – в запале Дина касается моей руки. И то, с каким отчаянием она бросается на мою защиту, влияет на меня гораздо сильнее, чем батино идиотское замечание. – Тормози, Дин. Все уже поняли, какой я красавчик, – касаюсь ее прохладной щеки ладонью. Видно, скачок напряжения, произошедший в момент, когда я узнал об операции Дины, был слишком сильным, и сработали автоматы, к чертям вырубив ток в сети. Ужас, текущий по проводам вен, схлопнулся. В теле осталась лишь непривычная слабость. А в голове – пустота. – Красавчик. Кто ж спорит? Только в его возрасте уже пора заниматься делом, а не лазать по деревьям, – ворчит отец. – Кстати об этом, – выкручиваю ситуацию себе в плюс. – У тебя в отделении не найдется для меня работы? – Работы? – изумление на лице Дины надо видеть. – Я поступал в институт, зная, что продолжу дело отца. Ввиду последних событий этот план кажется мне еще более привлекательным. – Каких таких событий? – сощуривается отец. – Скажем так, мне стал известен ваш с Диной маленький секрет. – Секрет? – изумляется мама, бегая взглядом по нашим лицам, – я одна чего-то не знаю? Дина сглатывает, не сводя с меня глаз. Я молчу… Молчу, потому что это ее история, и только она в праве ее рассказывать. – Эм… Все дело в том, что Алексей Михайлович – мой лечащий врач. Если бы не он, меня бы уже не было. Но, Федь… Ты не должен. Зачем? Если это из-за меня, то… – Договорить Дина не успевает, потому что, прерывая ее довольно бессвязную речь, батя рявкает: – Ну-ка выйдем на пять минут. – Алеша… – вскакивает мать. – Тань, прекрати. Мне просто нужно поговорить наедине с сыном! Федор! Подмигиваю обеспокоенной Дине. – Ну, пойдем. Поговорим, раз нужно. Выхожу в коридор. Из гостиной, куда убежали мальчишки, доносятся звуки каких-то стрелялок… Выпавший за ночь снег искрит в ярком солнечном свете. Глазам больно смотреть даже через стекло. – Ну, так у тебя найдется местечко для бедного студента-шестикурсника? Я знаю, что да. Я и поступал по целевому контракту вообще-то. С расчетом на то, что после окончания учебы я буду работать под началом отца. Потом, правда, все пошло через жопу, но уверен, батя как-то смог закрыть этот вопрос. Иногда он вообще мне кажется всемогущим. – Ерничаешь?! Думаешь, я не понимаю, зачем это тебе? – Зачем мне работа? Ты серьезно? Ты же сам только что говорил, что мне пора заняться делом. – Ага. Только почему-то ты это решил, когда узнал, что эта твоя… стала донором. – Лиза, – цежу. – Ее зовут Лиза. – Пусть так. Но черта с два я тебе позволю узнать то, что ты знать не имеешь права. Ты хоть понимаешь, что можешь загубить свою карьеру?! Лишиться права работать по специальности и… – Я не собираюсь ничего узнавать. – После нашего вчерашнего разговора я в этом очень сомневаюсь. Вчерашнего… Всего лишь вчерашнего! А мне кажется, с тех пор прошла вечность. Вздыхаю. Стараюсь не злиться, и это легко, сил во мне по-прежнему – как у новорожденного котенка. Да и батю после всего действительно можно понять. – Наш разговор состоялся до того, как я узнал о проблемах Дины. Теперь… – я сглатываю, сжимаю в кулаки руки, – приоритеты сместились. Я хочу… – сглатываю, – хочу сосредоточить как можно больше инструментов в своих руках на случай… – Если над ее жизнью снова нависнет опасность? – заканчивает за меня батя. Я пожимаю плечами. На самом деле не такой уж он и чурбан. – Даже не знаю, какая из твоих мотиваций хуже. Уж лучше бы ты искал реципиентов, чем… – батя выдыхает. – Ты хоть понимаешь, что порой никакие знания, никакие умения не работают? Что ты, возможно, всего лишь создаешь иллюзию того, что от тебя что-то там зависит… – Может, и так. Только это ничего не меняет. И хуже от моих знаний уж точно не будет. Так ты возьмешь меня? Пока медбратом на четверть ставки, больше я параллельно с учебой не вытяну, а там уж и до диплома недалеко. – Это какой-то гребаный мазохизм. Ты же понимаешь, что это жизнь как на пороховой бочке… Тебе двадцать три, уже четыре, считай, ты взрослый умный мужик, как сам утверждаешь, так какого черта ты каждый раз все максимально усложняешь? – Кем я буду, если сейчас ее брошу? – Да что за глупые принципы?! – Им меня учил ты. Отец вздрагивает, будто его бьет током. Облизывает губы, в отчаянии на меня косится. – И, кстати, я уже знаю, что донором Дины стала Лиза. Если ты хотел уберечь меня от этой информации – не старайся. – Чего? – челюсть отца комично отъезжает вниз. – Что за бред? Ты откуда вообще это взял? – Сопоставил даты операции. Это несложно. – Постой-постой… – батя стряхивает пот со лба и как-то нервно просовывает руки в карманы. – Так вот в чем дело! Ты решил, что Дина – реципиент, и что в ней теперь живет Лиза? – Нет, конечно! Что за бред? Конечно. Нет… Я четко понимаю, что это совершенно разные женщины. Отец был прав, когда сказал, что, заглянув в глаза реципиенту, я не увижу Лизу. С другой стороны, я совру, если скажу, что это для меня ничего не значит. Такие удивительные… невозможные… мистические совпадения хочешь не хочешь, а наводят на мысли. А вдруг? А что если это все неспроста? А если это… судьба? Ну не бывает же таких совпадений! И тогда смерть Лизы обретает хоть какой-то, пусть даже извращенный, смысл. И вся моя боль, все свалившиеся нам на голову испытания не напрасны. – Дай бог, Федя, чтобы это было так. Потому что, клянусь, у Дины был другой донор. Орган нам везли аж из самого М*. У Дины был приоритет, она уже была, считай, при смерти.