– Да знаю я. Идиотский подарок. Просто ничего лучше не придумал. Считай, это… как оно бишь у вас, крутых воротил, зовется, фьючерс? – Помолчи! – шикаю я. Нет-нет, я понимаю, что он, испытывая страшную неловкость, тоже пытается перевести все в шутку… Но… – Не шути. Пожалуйста. Не шути с этим. – Дин! – Фед пугается, когда до него доходит, что я вовсе не смеюсь, как он было решил. А плачу. – Прости меня. Вот я дебил. – Замолчи! Я без сил опускаюсь на колени. Он садится рядом. Подтаскивает меня, дрожащую, к себе. – Для меня никто… – стучу зубами. – Никогда… не делал ничего подобного. – Так я еще ничего не сделал. – Это не имеет значения. Не в силах сидеть, я ложусь на пол. Сворачиваюсь улиткой… Лоб касается колен. – Дин… Ну, что ты? Ну, не надо так, а? – теряется Фед, привыкший ко мне другой. Сильной, стойкой, не-со-кру-ша-е-мой… титановой королеве. Но той Дины нет. Доспехи сняты. А стержень, на котором все и держалось, выдернут… От меня осталась лишь вывернутая наружу нервами оболочка. И больше ничего… ничего. – Не буду. – Вот и хорошо. Вставай, Дин. Нам же собираться надо, забыла? Через несколько часов самолет. Что мы с собакой будем делать, ты придумала? – Ничего. Охрана за ней присмотрит. – Ладно. Дин, я не шучу, вставай. Окно открыто. По полу тянет. – Федь… – М-м-м? – Я тебя люблю. Я так тебя люблю, господи. Я поворачиваюсь, чтобы глянуть ему в глаза. Я вижу зарождающийся в них шторм. Я знаю, что он сметет меня. Он поглотит, ничего не оставив. Я слишком мелкая, чтобы этой стихии противостоять… Я и не берусь. Самая лучшая тактика здесь – просто позволить подхватить себя и утащить за собой. Фед наклоняется. Я приоткрываю губы. Поцелуй – инъекция счастья. Пожалуйста, глубже… Увеличивая дозировку. Снова и снова. Еще и еще. Обхватываю его голову. Он просовывает руку мне под голову. Другой сминает простую майку. Ведет вверх и сжимает в ладони грудь. Я не смогу выкормить ребенка, даже если сумею его родить. Лекарства, которые я принимаю, совместимы с беременностью, но не с грудным вскармливанием. Впрочем, я не чувствую своей неполноценности в связи с этим. И не считаю себя менее женщиной от того, что мою грудь сосет мужчина, а не ребенок. – Дин, милая, надо притормозить, – тяжело дыша, Фед немного смещается, освобождая меня от своего веса. Я осоловело моргаю. – Ага. Фед перекатывается на бок. Садится, подает мне руку. Шторм в его глазах не утих, я знаю, что он обрушится на меня с новой силой, как только мы останемся наедине. И да, мое признание осталось безответным, но… я почти не сомневаюсь, что это только пока. – Пойду, посмотрю, как там твой подарок. Что-то мне подсказывает, мальчишки его замучили. ГЛАВА 35 Федор – Федька, ну, сколько можно пялиться в свой телефон? Пойдем купаться! Откладываю айфон вниз экраном. Виноватый взгляд надежно скрыт за стеклами модных солнцезащитных очков. За спиной Дины Персидский залив. Еще дальше – на другом насыпном острове, огромные небоскребы. В отличие от своих сыновей, которым я не смог обеспечить поездок на море, сам я не такой уж дикарь. В свое время мне довелось немного поколесить по миру вместе с родителями. Я каждое лето хотя бы по месяцу проводил в языковых лагерях разных стран. Может быть, поэтому конкретно море мне здесь не нравится. В нем совершенно не ощущается стихии воды. Она почти стоячая из-за многочисленных искусственных препятствий, встречающихся на пути, даже волн нет. Впрочем, мальчишки в восторге. И это главное. – Не хочу. Лужа какая-то. – Правда? Кто-то у меня балованный парень, похоже, – смеется Дина и легонько шлепает меня под зад прямо на глазах отдыхающих чуть в стороне арабов. Я усмехаюсь. Вот это у них разрыв шаблона, наверное! Уклоняюсь, хватаю Дину за руку и шутливо прижимаю к своему боку. Она не теряется. Обнимает меня в ответ и так, вместе, рука об руку, мы все-таки идем к берегу. – Ты опять надела этот гидрокостюм… – с неудовольствием прохожусь по ее телу взглядом. – Перестань наговаривать. Нормальный купальник. – Местные наверняка в восторге. И моей покойной бабушке он бы точно понравился. У нее, кстати, был похожий. В году эдак шестьдесят восьмом, – усмехаюсь я. – А тебе это откуда знать, дитя нулевых? – Дина смешно морщит нос. Она любит подкалывать меня моим, как ей кажется, нежным возрастом. – Я фотографии видел. У нас хранится большой архив. Знаешь, в таких красных бархатных альбомах? Подходим к плещущимся у самого берега мальчишкам. Вообще я не отпускаю сыновей купаться одних, ведь они не знают большой воды и не в состоянии оценить всех рисков. Но если бы мы с Диной проводили в заливе столько времени, сколько эти двое, у нас бы определенно выросли плавники. Поэтому я взял с пацанов честное слово, что когда мы возвращаемся к лежакам, они не лезут в воду глубже, чем по колено. – Там есть фотки тебя маленького? – Куча палароидных снимков. И еще больше на пленку. Тогда мыльницы были уже в каждом приличном доме. – Надо будет заехать к твоей маме на чай. – Дина косится на меня. – Очень любопытно посмотреть, каким ты был. – Валяй. Сравняешь счет. Я-то тебя видел. – Правда? – заходим по щиколотку в воду. Дина отступает на шаг. – Где? – В библиотеке. Ты была такой прелестной малышкой. Чудо! Особенно мне понравилось фото, снятое в детском саду. Ты на нем еще с таким, знаешь, большим красным телефоном. Дина стонет и в притворном ужасе закрывает лицо. – Ты врешь! – Насчет чего? – делаю вид, что не понял. – Это самая ужасная фотография на свете! Зря я ее не сожгла. – А вот и не зря. – Обхватываю Дину за талию. – Ты там такая миленькая. Похожая на… – На «миленького» северокорейского диктатора. Щеки – во, – Дина рисует ладонями круги у своих точеных скул, – глаза – во! – разводит пальцы на миллиметр, чтобы подчеркнуть свою на тот момент узкоглазость. – И стрижка под мальчика! Я смеюсь. Господи, как я люблю ее чувство юмора. Люблю то, что, несмотря на все свои богатства, она остается… какой-то удивительно простой. – Если у меня когда-нибудь будет дочь, я очень надеюсь, что она будет похожа на папу. – Дина брезгливо морщит нос. – Если бы дочь родилась у нас, я бы предпочел, чтобы она была похожа на миленького северокорейского диктатора. И все. Мир останавливается. Будто я своими словами нажал кнопку паузы, но не выжал ее до конца. И теперь в слоу-мо к нам подбегают пацаны, над заливом парят разжиревшие чайки, ветер путается в ее волосах, солнце бликами… – … я тебе точно говорю, пап! Это был краб. Он мне своей клешней чуть палец не оттяпал. Пап! – трясет за руку Никита. Боже, я правда это сказал? Я правда… хотел бы? Нет, ну бред же. Какие дети? С другой стороны, Дина не молодеет. И если я не желаю красть ее лучшие годы, вопрос с ребенком может встать на повестку. А я не хочу… красть. Она достойна самого лучшего. И кому как не мне это знать? Она же… Господи. Дина лучшая женщина на планете. Она восхищает меня, она меня заводит ужасно. Она лучшая мать для моих сыновей. Она… Не знаю. Она повсюду, везде. Я закрываю глаза – а она на обратной стороне век. И я боюсь… Я боюсь, что у того, что происходит, имеется вполне определенное название. Это так дьявольски страшно! А ведь Дина говорила. Дина предупреждала. И я теперь это всем сердцем чувствую. Что прежнего нет. Прежнего в принципе не бывает. Строить новое, жить другим… Другой. Это, наверное, и есть единственный способ путешествия по этой удивительной непостижимой жизни. Мое горе – это не точка, в которой все закончилось. Горе – это перепутье, как в сказках. Оглянешься назад, и горе тебя сожрет, найдешь в себе силы двинуться дальше, и… это самое интересное, кто знает, что будет? Никто… Может, и там поджидает беда. А может, невероятное, сумасшедшее счастье. Не пойдешь – не узнаешь. А побоишься – в любом случае сгинешь. Ведь в страхе… что это за жизнь? – Если тебе так понравилось наблюдать за морской живностью, то это лучше делать не здесь. Дина разрывает наш зрительный контакт и приседает, чтобы быть на одном уровне с Ником. Она успела здорово загореть, хотя мажется кремом от солнца и практически не вылезает из-под зонтика. Загар у нее красивый, бронзовый… – А где? – Лучше взять яхту, уплыть подальше и уж там нырять с масками. – Мы готовы! Поплывем прямо сейчас?! – заходится восторгом Данька. – Нет, боюсь, даже мне потребуется некоторое время, чтобы все организовать, – смеется Дина. – Тогда завтра?! – Может быть. А ты как на это смотришь? – обращается ко мне. – Ну, хоть на яхте ты наденешь нормальный купальник? Опять свожу все к шутке, хотя, если честно, мне сейчас вообще не до смеха. – Поясни… Нормальный купальник в твоем понимании – это что-то вроде того? – Дина кивает на томную блондинку, которая вся в кудрях и поплывшем на жаре макияже дефилирует мимо нас. – Подойдет любой раздельный. Чтобы загар красивее лег. Я серьезно, Дин, тебе не стоит стесняться шрама.