– Почему ты решил, что я его стесняюсь? – Потому что ты носишь исключительно сдельные купальники. – Может, у меня комплексы по поводу фигуры в целом? – Ты сейчас набиваешь цену? – Вовсе нет. – Ее глаза расширяются. – У тебя охрененная фигура, – замечаю я, ощупывая ее изгибы голодным взглядом. В плавательных шортах все ожидаемо напрягается. Чем дальше, тем это становится заметнее. Облизываю губы. Разворачиваюсь и с головой погружаюсь в воду, чтобы остыть. И нет, я не испытываю вины за то, что хочу Дину больше, чем когда-либо Лизу. Хотя поначалу бывало и такое, сколько бы я этого не отрицал. А все потому, что наша история с Лизой оборвалась будто на полуслове. Оставив вместо точки одни знаки вопросов. Опустошение, непонимание, а из-за этого и полное неприятие... всего. Я просто не мог смириться с тем, что это вообще случилось. Настолько оно казалось мне жестоким и бессмысленным. Но теперь, когда я знаю, скольким людям Лиза помогла, очень многое изменилось. Я чувствую, что готов ее окончательно отпустить. Как бы больно ни было, как бы страшно… Но для этого мне нужно найти тех людей, кому Лиза помогла. Почему? Зачем? Не знаю. Может быть, потому что в глубине души я уверен, что только так приближусь к ней должным образом... Не в церкви, не на кладбище… А так… через прикосновение к живому я смогу попросить: «Отпусти, Лиза»… И она скажет: «Глупый. Я не держу». И я сумею себя простить за то, что, в общем-то, в прощении не нуждается. Наплававшись вдоволь, выбираюсь на берег. Иду к шезлонгам, где Дина с пацанами неспешно потягивает коктейль. – Тебе не брала, чтобы не нагрелся, – поясняет, когда я наклоняюсь отпить из ее трубочки. – Угу. Я сам сгоняю. Тебе что-нибудь принести? – Не-а. Проверь телефон, у тебя все время пиликает… Я с ужасом кошусь на брошенный айфон. Тот все так же лежит экраном вниз. И вряд ли его кто-то трогал. – Наверное, одногруппники вспомнили, что на носу новый семестр, – наклоняюсь к Дине, целую в нос и заодно от греха подальше сгребаю и телефон. – Мр-р. Скорее бы ты уже выпустился. – Ну, еще полгодика. Я на бар. Надень шляпу. Дина закатывает глаза. – В следующий раз надо держаться от врачей подальше. Я усмехаюсь. Наклоняюсь к ней низко-низко. Стираю пальцами налипший на бедро песок: – Следующего раза не будет. Я здесь надолго. Тебе бы стоило давно это уразуметь. – Слова-слова... А у меня, знаешь ли, профдеформация. – Хочешь письменных подтверждений? Дина отворачивается. Хотя я и так ни черта не вижу за темными стеклами ее очков. – Я шучу. Это вовсе не обязательно. – Дина! Посмотри на меня… – Ну что опять? – Я не против брака. Совсем. Или ты… не об этом? – осекаюсь, смущенный собственными же словами. – Хм… Давай вернемся к этому вопросу, когда ты доучишься. Я улыбаюсь, потому что так мне могла ответить моя мама. Сначала доучись, а потом женись, сходи с ума, валяй дурака и так далее… Отойдя к бару, достаю телефон. В чате реципиентов, за которым я довольно пристально слежу в последнее время, и впрямь оживление. Объявляется женщина, которая утверждает, что лежала в одной из больниц из моего списка, как раз десятого октября. И в этот день там провели операцию трансплантации сердца ее соседке по палате. Мое сердце подскакивает к горлу. «У вас случайно не сохранился контакт этой девушки?» – отправляю вдогонку. Этот не самый удачный момент официант выбирает для того, чтобы спросить, чего я изволю. Я заказываю два безалкогольных коктейля и снова утыкаюсь в телефон. Захожу в профиль той самой женщины. Она была в сети всего каких-то десять минут назад. – Ваш мохито. Беру, хотя уже никаких коктейлей не хочется. – Все нормально? – интересуется Дина, когда я возвращаюсь. – Угу. Только жарко очень. Может, пойдем под кондер? – Давай. У мальчишек обгорели носы, сколько я их не мазала. Остаток вечера я то и дело дергаюсь. Ответила – не ответила. Снова и снова захожу в профиль женщины, но она не в сети. Лишь потом я понимаю, что бедолага уже, вероятно, спит из-за разницы во времени. Как не пытаюсь скрыть от Дины свое состояние, та все замечает. Пусть никак этого и не комментирует. Знали бы вы, с каким трудом я держусь, чтобы обо всем ей не рассказать. Я уверен, она бы поняла. Но дело в том, что это тот самый случай, когда я просто обязан со всем разобраться сам. По моей вине Дина и так хлебнула… На счастье или на беду, на следующий день мы прямо с утра выходим в море. И тут, конечно, я отвлекаюсь. Этому способствует сразу несколько факторов. Отсутствие связи, безумная красота вокруг, щенячий восторг мальчиков, которым дали «порулить» огромной яхтой. Но главное, Дина, которая по моей просьбе, похоже, надела черное микро-бикини. Как-то я не подумал о том, что буду чувствовать, когда на нее станут облизываться все мужики в радиусе нескольких метров… – Вот. Накинь, – бурчу я. – Зачем это? – удивляется Дина. И по тому, как это звучит, я, в общем-то, не дурак, понимаю, что все она знает! – Обгоришь. – А-а-а, – протягивает, и уголки ее губ дрожат. – Смеяться надо мной не рекомендую. – А то что? – А то еще и паранджу заставлю надеть! Вот что! – чмокаю Дину в нос. В последний раз прохожусь взглядом по ее идеальной груди и набрасываю на нее полотенце. Не-е-ет. Нет. Это только для меня. Пусть и дальше ходит в своих старушечьих тряпках. – Я правда тебе так нравлюсь? – А то ты не видишь. – Вижу. Но… женщина все равно любит ушами. – Даже такая умная, как ты? – Каюсь. Жаль, ты совсем не владеешь языком. – Вот как? А я-то был свято уверен, что как раз с языком мы полностью разобрались. Дина вспыхивает, когда до нее доходит смысл моих слов. Ее дыхание сбивается, губы приоткрываются, как будто она только и ждет, когда я ее поцелую. И тут опять все портит телефон. «Да. У меня сохранился ее контакт. Но я не могу его дать вот так. Это было бы неправильно. Вдруг она посчитает это лишним». «Тогда спросите ее. Пожалуйста. Вы не представляете, как это для меня важно». «Хорошо. Я ей напишу». ГЛАВА 36 Дина Правда мне открылась случайно. Нет, это даже смешно… Ведь у Федора и мысли не возникло, что я тоже могу состоять в том сообществе. Видно, превознося меня над другими, он не подумал, что перед болезнью все люди по большому счету равны. Не учел, что даже титановой королеве иногда хочется задать парочку вопросов тем, кто пережил или переживает схожие с ней проблемы, почитать чужие истории и, если надо, помочь. Да-да, помочь. Близость смерти как ничто другое пробуждает в человеке тягу к благотворительности. Так что, да… Я прочитала все, что он написал. Каждое слово. Отмотав переписку к тому моменту, когда Фед только присоединился к чату, и все последующие за этим месяцы. Я ложилась с ним в кровать, готовила ему завтрак, смеялась до слез, пела колыбельные детям, а потом читала его отчаянные: если кто-то знает… если кто-то может… Пожалуйста. Умоляю. И снова, и снова обстоятельства смерти, дата… Дата. Тут я тоже все сопоставила. Может, не надо было… Может, не так бы болело, но… Мудрость поговорки «меньше знаешь – крепче спишь» всегда казалась мне довольно сомнительной. А правда… Да, правда оказалась ожидаемо горькой. – Когда тебе сделали операцию? – Десятого октября. А какая разница? Фед тогда ничего мне не ответил. А я очень быстро забыла, что спрашивала. Еще бы… У нас, наконец, все наладилось. И я была так бесконечно счастлива, что остальное не имело значения. То ли дело теперь, когда мне стала понятна его нехитрая логика. Выходит, я обрела ценность лишь потому, что Фед, сопоставив цифры, решил, будто во мне живет его драгоценная Лиза. В момент, когда я это поняла, наверное, и ушло в небытие наше будущее. А может, оно уходило медленно. Шаг за шагом. Или лучше сказать, слово за словом, а? Как, мать его, лучше… сказать? «Я лежала в больнице вместе с девушкой, которой десятого октября сделали пересадку сердца, может, она та, кого вы ищете»… «У вас случайно не сохранился контакт этой девушки?» Наверное, Фед из тех, кто верит, что в сердце живет душа. И моя печень тут не конкурент совершенно. Ха-ха. – Дина Владимировна… – я вскидываюсь за столом. – Да, Борь? – Мы выяснили все, как вы просили. Здесь… в этой папке имена, адреса, контакты.