В час пополудни великолепная четверка гнедых жеребцов замедлила ход, затем вовсе остановилась. Желудок тотчас совершил кульбит. Я гулко сглотнула, ступила с помощью кучера на землю, поправила траурный наряд, ставший с недавних пор ненавистным, бросила взволнованный взгляд на добротный деревянный дом и зашагала к кованой калитке. – Вам нужна моя помощь? – донесся в спину грудной баритон воздушника. Я повернулась и твердо заявила: – Нет. Будет лучше, милорд, если вы дождетесь меня в карете. Ваше присутствие не принесет пользы. Свекровь обязательно неправильно все поймет и откажется говорить. Как бы грязью еще не полила. – Хорошо, – согласился он с недовольным видом и откинулся на спинку сиденья. Я продолжила путь и вскоре оказалась на крыльце. Мне понадобилась едва ли вся храбрость, чтобы занести кулачок и трижды постучать. Открылась дверь, и на пороге возникла абсолютно седая женщина. Ни единого темного волоска! А ведь свекрови было всего сорок семь лет. Черное платье сильно полиняло со дня похорон, но она неизменно продолжала его носить, выражая тем самым любовь к сыну, заявляя миру о великой и безутешной скорби. – Зачем пожаловала? – враждебно осведомилась здешняя хозяйка и добела сжала губы. Сердце замерло в груди, внутренности похолодели, кровь застыла в венах. Мой траурный наряд не смягчил ее гнева. Женщина по-прежнему ненавидела меня всеми фибрами души, и ничто не могло уже изменить этих чувств. Я набрала полные легкие воздуха и произнесла на одном дыхании: – Мы можем поговорить? – Нам не о чем говорить. Пошла вон! – заорала она, указав мне пальцем на распахнутую калитку, и тут же запричитала: – Говорила я Кельвину, чтобы не связывался с тобой, иначе последует за хозяевами. Не послушался! Глупец! – Ваш сын любил меня, – раньше эта фраза звучала более уверенно. – Любил, – хмыкнула свекровь и ухмыльнулась. – Была непроходимой дурой, дурой и осталась. Да он обхаживал тебя и женился только из-за денег… – Неправда, – зашептала я, мотая головой. – Правда-правда, – на тонких женских губах появилась ехидная улыбка. – Кельвин был сам не свой от счастья, когда захомутал дочку самого графа Левито. Все твердил, что семь лет терпения окупятся сторицей. До сих пор не понимаю, как ему удалось. – Лаура, кто там? – послышался из глубины дома обеспокоенный мужской голос. Раздались тяжелые шаги, и за спиной у свекрови вырос мистер Вудсток. Его лицо вытянулось от удивления. – Айрин? – прохрипел мужчина и нервно сглотнул. – Дорогая, почему держишь девочку на пороге? Пригласила бы войти. – Нечего ей здесь делать, – твердо заявила она и окинула меня с головы до ног сердитым взглядом. – Пусть катится восвояси и никогда больше не возвращается. – Лаура, так нельзя. Айрин проделала долгий путь, чтобы добраться до Тивера. Предложила бы ей хоть стакан воды. В конце концов, она наша невестка и спасительница. Только благодаря ей мы не пошли по миру и до сих пор получаем пособие. – Ты никогда не любил Кельвина. Он ведь не твой сын, – прошипела обезумевшая от горя женщина, обогнула мужа и ушла, сетуя: – До него вообще никому нет дела, кроме меня. Все о нем забыли. Все без исключения! За что мне это наказание?.. Вопреки колким словам, хозяин дома не выглядел огорошенным. Мужчина смежил веки и покачал головой. Скорее всего, супруга частенько устраивала подобные сцены. Бедный! Как только держался? – Я по важному делу, мистер Вудсток, – произнесла скороговоркой, воспользовавшись ситуацией. Стоит вернуться свекрови – и беседе придет конец. – Кельвин взял в долг крупную сумму денег. Не знаете зачем? Мужские брови птицами взмыли вверх, глаза расширились. Изумление было неподдельным. – Впервые слышу. Не представляю даже, на кой они сдались сыну. Нет, Айрин, не знаю, – заключил он с сочувственным видом и сменил тему: – Ты как сама? Еще учишься или уже закончила академию? Многострадальное сердце ухнуло вниз. В груди все оборвалось. Снова тупик. Неужели мне никогда не удастся выяснить, куда покойный муж дел деньги? – Закончила… – Ричард, выставь вон эту девицу и закрой дверь! – завопила свекровь, прерывая мой рассказ. – Сейчас, – ответил мистер Вудсток и виновато посмотрел на меня. – Прости, Айрин. Давай как-нибудь в другой раз поговорим? После смерти Кельвина у Лауры что ни день, то истерики. – Ричард! – Иду-иду, дорогая, – отозвался он, кивнул в знак прощания и закрыл дверь прямо перед моим носом. Я испытала потрясение, но оно быстро сменилось негодованием. И стоило ехать в такую даль, чтобы пообщаться две минуты? Испустив протяжный вздох, расправила плечи и зашагала в сторону кареты. «Ничего, Кельвин, пусть твои родители не помогли мне, я найду способ докопаться до истины! Из принципа! Чего бы это ни стоило!» – давала себе зарок, когда будто сквозь толщу воды донеслось: – Ваше сиятельство, Ваше сиятельство… Айрин! Услышав собственное имя, я повернулась и увидела спешащего следом молодого мужчину. Мне с трудом удалось узнать в нем младшего брата покойного мужа. – Дакар? Ты так возмужал, тебя не узнать! – удивленно воскликнула я, едва он нагнал меня. – Простите, что подслушал ваш разговор с отцом. Возможно, ответ найдется здесь. Держите. Этот адрес значился на конверте, который Кельвин дал мне незадолго до гибели. Брат наказал отправить письмо, если с ним вдруг что-то случится, – приглушенно вымолвил паренек, протягивая листок. – Получается, Кельвин предчувствовал свою смерть. Во что он ввязался? – Не знаю, миледи, – повел он плечом. – Но брат был сам не свой, когда в последний раз приезжал погостить. Обычно много шутил и смеялся, только не тогда. – Спасибо, Дакар, – выразила молодому человеку признательность, убрала в ридикюль изрядно помятую бумажку и растерянно посмотрела на него: – Почему ты решил помочь? Родители не особо меня милуют. – Вы всегда были ко мне очень добры, Ваше сиятельство. Особенно в детстве. Нередко угощали конфетами, пирожными. Я не забыл. Кроме того, Кельвин не имел права использовать вас в своих целях. Только не вас, миледи. Я снова поблагодарила Дакара, попрощалась с ним и устремилась к экипажу. Стоило опуститься на скамейку, как герцог впился в мое лицо изучающим взглядом и выдал ошеломительное наблюдение: – Мальчишка по уши влюблен в вас. – Не выдумывайте, – шикнула я, усаживаясь поудобнее. – Да у него же слюнки текли подчас беседы. Не заметили? Странно. Кстати, мне показалось или он на самом деле обращался с вами как с титулованной особой? – Показалось, – мой голос прозвучал не очень-то дружелюбно. – Хм… – протянул аристократ и немного выпятил нижнюю губу. – Значит, я разучился читать по губам и «миледи» не было его последним словом. Как интересно… Наговорившись с самим собой, воздушник ударом трости о потолок дал кучеру знак трогать и погрузился в мысли. Явно опасные. Иначе чего так странно поглядывал на меня? В Киусэте мы пробыли порядка двух часов. Как выяснилось, там находилась фабрика по производству бумаги, принадлежавшая Харрингтонам. Изучив бухгалтерские книги, герцог осмотрел владения, дал кое-какие указания управляющему и засобирался в Фэйвертон. Часы показывали начало шестого. Разумнее было бы заночевать на постоялом дворе, но воздушник велел кучеру отправляться в путь. Благо, тому хватило ума в наше отсутствие позаботиться о лошадях. – Вам удалось узнать, куда муженек пристроил деньги? – соизволил-таки полюбопытствовать маг, едва экипаж тронулся с места. Я поставила корзинку с едой возле себя на сиденье, смочила льняную салфетку водой, тщательно вытерла ладони, каждый пальчик и подняла крышку. Холод тотчас вырвался наружу. Деактивировав артефакт, достала несколько бутербродов с красной рыбой, вяленым мясом, козьим сыром и протянула шатену. Подобно мне, он «вымыл руки» и только затем забрал еду. Это, конечно, не полноценный ужин, лишь перекус, но лучше, чем ничего. Да и кто будет есть привезенные им накануне деликатесы? – Не совсем, – запоздало ответила я. – У родителей нет денег. Отец до сегодняшнего дня понятия не имел о займе. Зато появилась зацепка. Муж в случае смерти просил брата отправить письмо. Насколько вы поняли, не мне. Что в нем было, он не знает, не читал. Но адрес столичный. – Уже что-то, – вымолвил лорд Харрингтон, расправившись с бутербродами. Тогда я дала ему пару ломтиков свежего огурца, краюшку ароматного хлеба и несколько кусочков холодного постного мяса. Мужчина с благодарностью принял все и добавил: – Вы ведь не оставите затею с долгом? – Нет! – В таком случае советую не действовать сгоряча, а отправляться в путь, только когда узнаете, кто проживает по тому адресу. Тогда неприятные известия не застигнут вас врасплох. Можно на него взглянуть? Я кивнула, покопалась в сумочке и отдала листок аристократу. – Хм… – поиграл он бровями. – Хороший район. Там дома и правда стоят около пяти тысяч золотников. Если хотите, мой человек выяснит фамилию владельца и как давно была совершена сделка. Просить о помощи у воздушника сама не стала бы. Не позволила бы совесть. Он и так постоянно помогал мне то в одном деле, то в другом. Притом не требовал ничего взамен. Коллин не единожды твердила, что ее старый знакомый – хороший человек. Возможно, так и есть, но как быть со знанием того, что он отдал родную дочь совершенно незнакомым людям? С возрастающим притяжением вовсе не знала, что делать. Хоть ты глаза закрой, уши заткни и нос зажми… Поможет ли? Мне казалось, что даже тогда я буду ощущать его присутствие каждой клеточкой своего тела, каждым дюймом открытой кожи. Возможно, я начала искать аристократу оправдание, но после долгих рассуждений пришла к выводу, что в чем-то он прав. Видения из прошлого констатировали свершившиеся факты, но не объясняли намерений тех или иных поступков. Вдруг у воздушника имелась веская причина? Только какая? – Буду крайне признательна, – произнесла я, когда молчание сильно затянулось. – Собственно, пока не за что, – вымолвил он с показным безразличием. – Между прочим, в следующую субботу или воскресенье я планирую наведаться по делам в столицу. Правда, с ночевкой. Можете отправиться со мной при желании. Губы невольно расплылись в широкой улыбке. Я посмотрела на собеседника с благодарностью и приглушенно прошептала: – С удовольствием. – Договорились. О ночлеге и еде не беспокойтесь. Помимо замка, в городе у меня есть дом. Нам будет где остановиться и что поесть. Бутерброд с красной рыбой в левой руке источал такой невероятный аромат и выглядел столь аппетитно, что пустой желудок скрутился в узел и громко возмутился. Пожалуй, слишком громко. Его не скрыли ни стук копыт, ни скрип рессор, отчего на щеках заалел жгучий румянец. Лорд Харрингтон усмехнулся и накинулся на постное мясо, к счастью, молча, позволяя мне спокойно поужинать. После рыбных и мясных деликатесов настал черед восхитительных заварных пирожных с творожным кремом, которые я высоко оценила утром за чашкой чая. Только у них имелся один большой недостаток – мягкая шоколадная глазурь. Маг отказался от сладкого, я же не смогла устоять перед соблазнительным десертом и с наслаждением разделалась с заварным, о чем вскоре пожалела. Пальцы правой руки, за исключением большого и мизинца, оказались перепачканы глазурью. Смутившись, я попыталась левой рукой отыскать в сумочке платок. Тщетно. Тогда решила приобщить к делу правую, не заботясь, во что превратится ридикюль.