Но здесь, на немыслимой глубине, в этих черных тоннелях, прорытых руками живых мертвецов, в отважное сердце активного участника первичного накопления полезли липкие и холодные щупальца иррационального страха. Этот страх был почти осязаем, он был реален и им буквально пропитался сам воздух. Цент не являлся мнительной и суеверной неженкой, не трепетал перед неведомой опасностью и не увлажнял штаны от каждого шороха, донесшегося из темноты. Но в том-то и дело, что навалившийся на него страх не был рожден его собственным организмом, но исходил откуда-то извне. Что-то в этих подземельях генерировало его, источало, будто трупный смрад, пропитывало им воздух и отравляло всякую живую душу. Цент покосился на соратников, и с облегчением выяснил, что он-то, на самом деле, весьма неплохо сопротивляется этому загадочному темному воздействию. А вот личный состав возглавляемой им малой дружины балансировал на самом краю натуральной паники. При этом девушки держались заметно лучше парней, хотя и они были бледны, неистово потели, и тряслись мелкой дрожью. Машка, при этом, обнаружила в себе изрядную религиозность, и теперь сквозь стучащие зубы бормотала самодельные молитвы, ибо иных не знала. А вот на берсеркеров и примкнувшего к ним Владика смотреть было просто тошно. Эти балансировали не на краю паники, а на грани натурального безумия. У Вовы так яростно тряслась нижняя челюсть, что он походил на зомби. Сходство усиливал абсолютно пустой взгляд дико вытаращенных глаз. Его друг Петя выше пояса выглядел заметно лучше, но обширное мокрое пятно на штанах однозначно указывало на то, что и второй берсеркер вот-вот сломается. Но все же лидером по погружению в глубины ужаса традиционно выступил Владик. Когда Цент глянул на этого перца, ему даже стало не по себе – до того ужасный вид имел программист. У него и челюсть тряслась, и взгляд был дикий, и штаны отсырели, а еще его шатало, как пьяного, и Владик периодически смачно бился туловищем о деревянные подпорки. Поняв, что еще немного, и он потеряет личный состав, а заодно и себя самого, Цент решил действовать на опережение. Остановившись, и дав знак остальным следовать своему примеру, он обратился к подчиненным с такими словами: – Вот что, братцы и сестрицы, вижу я, скверные дела тут творятся. Не знаю, как вы, а вот лично я как-то неуютно чувствую себя в этих норах, и чем дальше, тем оно только хуже. – Неуютно, это мягко сказано, – заметила Алиса, зябко ежась и со страхом поглядывая по сторонам. Не ей одной мерещилось, что из окружающей тьмы за ними наблюдают чьи-то крайне недобрые глаза. – Это какое-то колдовство, – озвучила свое мнение Машка. – Черная магия. После этих слов Владик зашатался, схватился рукой за стену и ссыпался на пол. Девушки и берсеркеры бросились к нему, чтобы помочь, но почти тут же шарахнулись назад, ибо Владик встретил сердобольных людей мощнейшей волной смрада. – Этот запах…. Он тоже часть черной магии? – попыталась дознаться Алиса. Цент не стал скрывать от коллектива страшной правды. – Увы, – проронил он. – Хотелось бы мне сказать, что исходящий от Владика аромат вызван наложенным на него дьявольским заклинанием. Но, боюсь, здесь замешаны не темные чары, а куда как более зловещая сила. Я уже давно подозревал о чем-то таком, а теперь почти уверен, что программист проклят. – Проклят? – испугался Вова. – Кем? – На этот вопрос у меня еще нет однозначного ответа, – признался Цент. – Но склонность Владика к хаотично-взрывным отправлениям естественных потребностей является, очевидно, результатом воздействия на его болезненный организм столь могущественных сил, что ум человеческий не способен даже осознать их. – Необязательно, – засомневалась Алиса. – Возможно, у него это началось после какой-то тяжелой психологической травмы. – Да какие травмы? – возмущенно фыркнул Цент. – Этот фрукт всю жизнь за компьютером просидел, из дома раз в три года выходил. Где он мог травмироваться? Ну, разве что, когда увидел Маринку голой, тут-то его и контузило. – Кто такая Маринка? – спросил Петя. – Бывшая невеста Владика. Собирались расписаться, но на счастье программиста грянул зомби-апокалипсис, и избавил его от жуткой участи. Ему бы радоваться, а он никак не поймет, каким везунчиком является. Потому что, между нами, лучше три раза пережить конец света, чем вступить в законный брак с Маринкой. – Неправда! – возмутился Владик, который не знал, от чего ему хуже – от зловещего психического воздействия неизвестной черной силы, или от речей Цента. – Тебя спросить забыли! – презрительно бросил ему изверг. – Уж я-то Маринку знал дольше, чем ты. Этакую змею ни в одном серпентарии не сыщешь, хоть все объезди. Еще скажи спасибо, что я не все поведал тебе о ее прошлых подвигах. Не хотел шокировать твою тонкую душевную организацию. – Мариночка была хорошая, – захныкал Владик. – Не хорошая, а просто единственная, которая тебе дала, – безжалостно возразил Цент. – И вообще, хватит об этой Мариночке вспоминать. Не то место, чтобы о ней речи вести. Ведь и накликать недолго. Слишком тут к аду близко. – Вот тут ты прав, – поддержала его Алиса. – Мы все это чувствуем. И это не просто мнительность. Там, внизу, под нами, что-то есть. Что-то плохое. После этих слов Петя и Вова вцепились друг в друга, а Владик заскулил, как побитый щенок. – Но что там может быть? – спросила Алиса. Цент с Машкой переглянулись, после чего герой девяностых произнес: – Возможно, очередное наследие предков. – О чем ты? – не поняла Алиса. – Долго все рассказывать, – заговорил Цент, – но если вкратце, то мы, в общем, знаем, почему случился весь этот замес с зомби-апокалипсисом. Даже имели сомнительное счастье воочию наблюдать его виновника. Дело-то было вот как: один тупой перец с гнилыми зубами и волосатыми ушами решил отомстить всему миру за все хорошее, и пробудил к жизни одного древнего бога. Только не смейтесь, но звали этого бога Кощеем. Странно, но Алиса не засмеялась. Берсеркеры тоже. Отчего-то им совсем не было смешно. – Ну, мы, то есть, в основном – я, этого осла проучили, всех его шестерок перебили, а бога повторно упаковали под грунт. Вот только бог этот не один был. И, как я понял, раньше они обитали в этом мире. Потом что-то случилось, и обитать перестали. Либо ушли куда-то в другие миры, либо, как Кощей, лежат где-нибудь под толщей земли, и ждут, когда очередной дурак их раскопает и пробудит. – Ты думаешь, что там, внизу, какой-то древний бог? – дрогнувшим голосом спросила Алиса. То, что рассказал ей Цент, звучало невероятно, но девушка почему-то сразу поверила в это. Да и Машка подтвердила слова Цента, сообщив, что сама видела Кощея и его гробницу. Владик тоже мог бы похвастаться, что и он принимал в победе над Кощеем посильное участие, но страдальцу даже вспоминать об этом не хотелось. А от одного только предположения, что где-то здесь лежит какой-то родственник Кощея, Владика тянуло вымолить у соратников легкую и быструю смерть. – Не знаю, кто там, – пожал плечами Цент. – Я об этих древних богах мало что знаю. Следовало бы кого-нибудь из Последнего ордена оставить в живых, дабы впоследствии подвергнуть изощренным пыткам и вытянуть из негодяев всю информацию. Теперь-то я это понимаю, но тогда не до пленников было. Мир спасали. Я и Машка. С нами еще был Владик, но он мир не спасал, так и знайте. Больше под ногами путался, то и дело порывался дезертировать, и ныл непрестанно. А еще от него пахнет плохо, что вы и без меня прекрасно знаете. Вот и вообразите, каково это, спасать мир, когда тебе в нос постоянно шибает этакое амбре, что аж слезами заливаешься. Тут, значит, из последних сил пытаешься противостоять силам тьмы, а этот перец, знай себе, гремит задом, что твоя царь-пушка. Чтобы бороться со злом в таких невыносимых условиях, одного героизма недостаточно. – Я уверена, что Владик делал все это не нарочно, – попыталась оправдать программиста Алиса. – Нарочно или нет, но его зловонные ветра ничуть не облегчали мне жизнь, – пожаловался Цент. – Что там говорить – свет еще не видывал таких грандиозных вонючек! После этих слов все, кроме Владика, засмеялись, отчего давившее на психику ощущение жути заметно ослабло. – Как будто стало легче, – заметила Машка. – Вот-вот! – обрадовался Цент. – Чтобы рассеять темные чары, нужно насмехаться над очкариком. Сейчас я вам такого о нем расскажу, что вас никакое колдовство не возьмет. – Возможно, насмехаться именно над Владиком необязательно, – предположила Алиса. – Достаточно просто веселиться. – Нет, ты ничего не понимаешь в оккультных таинствах, – гнул свое Цент. – Нужно глумиться именно над прыщавым перцем. Иначе не сработает. Идемте дальше, а я вам по дороге поведаю парочку забавных случаев из жизни некого программиста. Эй, Владик, ты идешь? Страдалец кое-как поднялся на ноги, с обидой глядя на спутников. – Слушайте первую историю, – затянул небритый былинщик. – Это сказ о том, как Владик пошел в разведку, а вернулся с полными штанами. Дело было месяца два назад, или около того. Остановились мы, значит, проездом в одной деревне…. Глава 17 Примененный Центом метод борьбы со зловещим воздействием неизвестной силы работал безотказно. Над историями о Владике все хохотали до слез, а сам программист был столь глубоко погружен в стыд, позор и унижение, что тоже не ощущал никаких темных чар – ему и без них было невыносимо плохо. Настолько плохо, что хуже уже быть не могло. Потому что смеялись над ним все. Ну, Цент ладно, у этого бездушного изверга нет иной радости, кроме как мучить кого-нибудь. Но ведь тут была Машка, любовь всей жизни, и Алиса, в которую Владик тоже успел влюбиться. Были два собрата программиста, но вместо того, чтобы проявить солидарность и поддержать коллегу, они ржали над ним до икоты. – А вот еще забавный случай, – взахлеб вещал изверг, сам восторгаясь собственными былинами. Разумеется, все, что он рассказывал, являлось грязной выдумкой, рожденной на свет с единой целью – очернить, опорочить и унизить несчастного программиста. И хотя Владик несколько раз сообщил об этом весело ржущим слушателям, они ему не поверили. Ну, разумеется. Ведь куда приятнее было верить Центу и его забавным историям. Страдальца душили слезы обиды, хотелось зарыдать в голос и убежать прочь. Но ужас ситуации заключался в том, что бежать было некуда. Повсюду царили смерть и разрушение, и не осталось на свете тихой гавани, где Владик мог бы найти пристанище и убежище от страшного и жестокого мира зомби-апокалипсиса. Все, что он мог сделать, это стиснуть зубы и терпеть. Владик надеялся, что терпеть предстоит недолго. Он так устал от всего этого, что хотел лишь одного – чтобы собачья жизнь, которую он вел после конца света, наконец, закончилась. – Послал я, значит, очкарика, за пивом, – травил унизительную байку Цент. – Его час нет, два нет. Ну, думаю, все, отмучился горемыка. Точно ведь отловили его зомби и слопали. Но все же решил пойти и проверить. Хоть останки похоронить, все же человеком был, хоть и программист, заслуживает христианского упокоения. И вот иду я, значит, к пивному магазину, весь уже заранее в траурных чувствах, и вдруг слышу изнутри дикие крики. Голос узнал – Владик орет. Ну, думаю – живой, паразит. Похоже, от целой толпы мертвецов отбивается. Обрадовался я, и бегом к нему на выручку. Врываюсь в магазин, и что же я вижу? Ну, вот что? Как вы думаете? – Владика с полными штанами? – давясь смехом, предположил Вова. – Да! Именно! Стоит он на прилавке в своей традиционной боевой раскраске – спереди желтый, сзади коричневый, и кричит истошно. А я ничего понять не могу. Какого лешего он орет? Потом присмотрелся, а перед прилавком бегает маленькая мышка. Вот такая. И Цент пальцами показал размер грызуна, который оказался чуть больше наперстка. Публика, разумеется, залилась смехом, а Владик побурел еще сильнее, и уже не пытался сдержать потоки слез, не по-мужски щедро хлещущие из его глаз. Он прекрасно помнил тот случай, вот только вместо придуманной извергом маленькой мышки там была вполне реальная и злая собака. Владик до сих пор вздрагивал, когда вспоминал оскаленную пасть того свирепого шпица. Боже, что за чудовище! Мог ведь на куски разорвать. – Как можно было так испугаться маленькой мышки? – недоумевал Петя, косясь на бурого от позора Владика и весело хихикая. – Увы, друзья мои, но все дело в том, что Владик неистово труслив, – разъяснил ситуацию Цент. – Трусость же его проистекает из ошибочного мнения, что если всего бояться и от всего шарахаться, то дольше проживешь. Но что это за жизнь? Он вечно с полными штанами, вечно трясется, вздрагивает от любого шороха. Вся его жизнь проходит в непрекращающемся состоянии ужаса. Но что куда печальнее, данный перец столь нагл и циничен, что смеет винить в этом не себя, но окружающий мир. Это, дескать, мир какой-то неправильный, слишком опасный, слишком жестокий. То есть не он, Владик, позорный трус, а мир плохой. Вон оно что, друзья. Мир ему не угодил. И мечтает он о правильном мире, где все тихо, спокойно, и сквозняки не дуют. Но такого мира нет. Мир, это не то, что снаружи, это то, что в голове. А если в голове один страх, то и мир будет страшным. Очень, очень глуп малыш Владик. И, к тому же, изрядный вонючка. Публика опять зашлась хохотом, а Владик, доведенный потоком издевательств до белого каления, вдруг истошно, с капризным притопыванием ногой, закричал: – Замолчите! – Или что? – усмехнулся Цент. – Заплачешь? – Я не такой! – выкрикнул Владик, смахивая ладонью льющиеся из глаз слезы. – Я не трус. Я просто осторожный. – Осторожный, это тот, кто трижды проверяет, отключено ли электричество, прежде чем лезть в розетку, – объяснил ему Цент. – А кто ведро анализов в штаны вываливает при виде мышки, тот самый обычный трус. – Там была не мышка! – завизжал Владик. – Там была огромная собака. – Там была крошечная собака, которая даже не лаяла на тебя, а просто сидела и смотрела, как ты исходишь на испражнения. Владик, прекрати отрицать очевидные факты. Если бы за полгода нашего знакомства ты совершил хотя бы один храбрый поступок, хотя бы один, я бы воздержался ставить тебе диагнозы. Но ведь ни разу ты не проявил себя. Вот просто ни разу. И даже когда речь не шла о каком-то серьезном риске, ты всегда предпочитал позорное бегство. Ты считаешь, что я вот эти истории про тебя выдумываю? Да нет, просто ты о себе слишком хорошего мнения. И если хочешь услышать мою профессиональную точку зрения, то она такова: ты, очкарик, еще живешь на свете просто по недоразумению. Ну, сам подумай: разве мог такой трусливый и беспомощный организм, как ты, выжить после конца света? За счет чего? Благодаря каким качествам? Увы, но тут, бесспорно, есть и моя вина. Я должен был бросить тебя в самом начале, отдать на съедение мертвецам. Но я не сделал этого. Все надеялся, что ты возьмешься за ум, проявишь себя, начнешь учиться жить в изменившемся мире. Но нет, ты не таков. Твой маленький и плохо функционирующий мозг так и не смог понять за эти шесть месяцев, что старого мира больше нет, и не будет никогда. Признаюсь, не в первый уже раз в своей практике наблюдаю подобное проявление стоеросовой тупости. Бывало такое и прежде, причем явление принимало массовый характер. И дело тут, похоже, не в неспособности принять перемены, а в неспособности осознать, что они произошли. А вот это, судя по всему, вообще не лечится. Ты, Владик, так и не понял за полгода, что мир стал другим. Увы, но ты и за десять лет этого не поймешь. А посему смирись со своей жалкой участью, и просто радуйся, что тебе позволяют жить и дышать. Время лохов прошло, очкарик. Новый мир только для крутых перцев. И тебе в нем не место. – Нет! – завопил Владик, которому прозвучавшие слова Цента показались более оскорбительными, чем все предыдущие байки. – Я не такой! Я тебе докажу! Всем вам докажу! – Прекрати уже орать, – попросил Цент. – Или хочешь, чтобы сюда сбежались зомби? Они наверняка неподалеку. – И пусть сбегаются! – отважно крикнул Владик. – Трус я, да? – Да, – пожал плечами Цент. – Трус? – Ну, трус, трус. – А как тебе такое? С этими словами Владик вскинул над головой меч и с диким криком бросился вперед по тоннелю.