Гордеев моментально забыл о своей злости, которую полагалось испытывать к капитану КГБ. – С чего ты взял? – Ты же с мужем разговаривал, жена у тебя за спиной сидела, ты ее не видел, а я смотрел внимательно. В какой-то момент она начала волноваться, и чем дальше – тем сильнее тревожилась. Когда мы уходили, она была уже сама не своя. Если хочешь мой совет – прошерсти как следует их окружение, они явно что-то знают. Виктор молча кивнул. Он был благодарен Носилевичу за наблюдательность, но сказать «спасибо» или еще что-то соответствующее моменту язык не поворачивался. Согласно плану на рабочий день, утвержденному утром на планерке, им предстояло встретиться с неким Михаилом Филипповичем Прасоловым, человеком крайне занятым ответственной работой в Министерстве торговли. Вызывать такого человека на Петровку или в Краснопресненский РУВД негоже, к нему следует подъехать, куда он скажет, и в то время, когда ему удобно. Прасолов назначил визит на половину шестого вечера, согласившись принять сотрудников уголовного розыска в своем служебном кабинете. В Минторге офицеров нет, «усиление» им не объявляли, но вся управленческая верхушка, тем не менее, трудилась в эти выходные даже более интенсивно, нежели в обычные будни: смена власти, момент ответственный, нужно быть готовыми к любым проверкам и к выполнению любых, даже самых неожиданных, указаний, исходящих от Политбюро ЦК. – Поехали, – радостно сказал Гога Телегин, – подскочим туда пораньше, хоть пожрем вкусненького. У них там такой буфет – пальчики оближете. – Бывал? – спросил Носилевич. – И не раз. Это же моя сфера интересов. Бутербродики с сырокопченой колбаской, с красной рыбкой, с икоркой, салатик с крабами! Гога мечтательно причмокнул и выразительно закатил глаза. Гордеев не возражал, есть и вправду хотелось, хорошо, что Наденька с утра обильно накормила, а то бы уже ноги протянул: как ушел из дома – так маковой росинки во рту не было. Носилевич предложение тоже поддержал, причем с энтузиазмом, который показался Виктору даже избыточным. «Ясное дело, капитан чует, что мы с Гогой ему не особо рады, и надеется за совместной трапезой наладить отношения. Застолье сближает, как известно. А если с выпивкой – так тем более. Зуб даю: после встречи с этим минторговским деятелем наш чекист предложит где-нибудь посидеть и принять по сто граммов. Мосты наводить собирается. Ну-ну, бог в помощь». Буфет в Министерстве торговли оказался действительно роскошным, и Гордеев снова начал злиться на Носилевича, теперь уже за сам факт его присутствия рядом. Не было бы с ними Кирилла – можно было бы взять хоть по паре самых вкусных бутербродов и пирожных с собой, завернуть в бумажку, сунуть в «дипломат», а дома порадовать угощением пацанов. Ничего особенного в таком поступке не было, но при капитане почему-то казалось неприемлемым. В назначенное время они сидели в приемной Прасолова и терпеливо ждали: Михаил Филиппович задерживался на совещании у министра. Гога, как обычно, не терял времени, очаровывал секретаря – женщину средних лет и строгого вида. Телегин вовсе не был бабником, а стремление заводить подружек всюду, где бы ни ступила его нога, объяснялось давно выработанной профессиональной привычкой, ведь он обслуживал сферу торговли и общепита, где, как известно, работают в основном именно женщины. – Какой план на завтра? – спросил Кирилл у Гордеева. – Завтра будет попроще. Семь человек сможем опросить за один день, если срастется. Всех вызвали в РУВД. – А сегодня что же? Ну, с Прасоловым понятно, его в РУВД не выдернешь, но с родителями-то можно было и быстрее управиться, если собрать их в одном месте. А мы весь день провозились, на дорогу столько времени потратили. Хорошо еще, что Смелянский сам домой пришел, удалось с ним побеседовать, иначе пришлось бы и к нему на работу ехать, потом ждать в приемной, вот как сейчас. Нерационально у вас в милиции рабочие графики составляются. «Ага, давай, внеси рацпредложение, – пробурчал мысленно Виктор. – Не стал бы прятаться за наши ксивы, заявил бы открыто, что, мол, к товарищу Прасолову из КГБ пришли, так он, глядишь, и визит к министру отложил бы. А то сидим тут, как жалкие просители. Что, слабо? Привыкли таинственность вокруг себя наводить?» – Родителей нельзя от дома отрывать, – коротко ответил Гордеев. – Они к телефону привязаны. Неужели сам не понимаешь? Кирилл кивнул. – Тоже верно. Это я не подумал. Они ведь ждут каждую секунду, что дети позвонят или объявятся. Оторвешь их от дома – никакого разговора не получится, начнут нервничать, врать, недоговаривать, лишь бы их побыстрее отпустили. Так что у нас завтра? – Завтра работаем в двух кабинетах, параллельно. В одном мы с Телегиным, в другом местные опера. Так что если не умеешь раздваиваться, тебе придется выбирать, в каком кабинете сидеть. – И списочки составили? – прищурился Носилевич. – А как же. – По какому принципу делили? Гога же, как я понимаю, тоже раздваиваться не умеет, а у него свой интерес. – Вот так и поделили. Акулы бизнеса – нам с Телегиным, остальные – местным операм. – Умно. А мне показалось, что все гости Смелянских и есть акулы, – полувопросительно заметил Кирилл. – Разве нет? – В принципе – да, – неохотно признал Гордеев. – Но разные по калибру. Вот по калибру мы их и разделили. В один список поместили тех, к кому у ОБХСС есть интерес, в другой – всех прочих. – Например? – Да какой еще пример! Вот, смотри, – Виктор раскрыл «дипломат» и достал листок со списком свидетелей, – заведующий базой промтоваров – Гоге, а актриса – местным. Уяснил? – Ну да, ну да, – покивал капитан. – Актриса – это понятно, она Телегину неинтересна. Слушай, Витя, а эти местные ребята – они как, толковые? Ты с ними уже работал? Можно на них положиться, что они соберут всю информацию, все запишут, ничего не упустят? – Нормальные они, – проворчал Гордеев. – Не хуже других. Если не доверяешь – садись завтра с ними, сам слушай. На нас-то с Телегиным ты, надеюсь, можешь положиться? Или тоже сомневаешься? Имей в виду, ради тебя мы схему менять не будем, как запланировали работать в две бригады – так и сделаем. – Да не обижайся ты… – Я не красна девица, чтобы обижаться. Ты бы лучше придумал, под каким соусом завтра людей опрашивать. Для родителей, у которых похитили детей, мы вопросы составили, чтобы ты свое получил. С Прасоловым тоже есть о чем поговорить хотя бы на первом этапе. А что нам втюхивать гостям Смелянских? С какого перепоя мы будем у них требовать отчета о каждом передвижении и контакте за десять дней? Поручения давать все горазды, как я погляжу, только хорошо бы, чтобы заодно рассказывали, как их исполнять. Ну? Что молчишь? Есть идеи? – Будут, – пообещал Носилевич. – Я своему начальству доложу, что на завтра нужен второй сотрудник от нашего ведомства, так что если приду не один – не удивляйтесь. – Товарищи офицеры, – раздался веселый голос Гоги Телегина, – любезнейшая Инна Львовна предлагает нам испить чайку. Возражения есть? Ай да Гога! Уже и на чай развел строгую секретаршу большого начальника! Через пару минут на маленьком столике в углу приемной дымился чай в красивых чашках, на тарелочке красовалась горка масляного печенья и конфет. Телегин ухватил свою чашку и продолжал атаковать Инну Львовну, а Гордеев и капитан пересели к столику, рядом с которым уместились два небольших удобных креслица. – Виктор, если ты всерьез думаешь насчет сексуального мотива, то есть человек, который может помочь, – тихо проговорил Носилевич. – Что за человек? – Розенталь из областной прокуратуры. Помнишь тройное убийство в Марьиной Роще? – Ну, – кивнул Гордеев. – Так это когда было… – Неважно, когда было. Важно, что пока шум из-за готовящегося письма к съезду партии не поднялся, никто версию о сексуальном мотиве даже не рассматривал. Убита жена осужденного, отбывающего срок, и двое ее малолетних детей, и все расследование строилось на том, что это была месть кого-то, кто сидел вместе с мужем и чего-то там с ним не поделил. Правильно? – Ну да, – нехотя согласился Гордеев. – И что? – Дело повисло, преступление не раскрыли. А перед съездом, когда по нашим каналам стало известно, что готовится такое письмо, следствие возобновили, всех на уши поставили, отрабатывали все возможные версии. Генпрокуратура взяла дело под свой контроль, специальную бригаду создали. Вот Розенталь как раз сексуальным мотивом занимался. Гору сведений перелопатил, огромную картотеку составил на педофилов, эксгибиционистов и прочих извращенцев. В общем, никто у нас в стране больше его по этой теме не знает, можешь мне поверить. Виктор недоверчиво покосился на Носилевича. – Так уж и никто? Насколько мне известно, про половые преступления многие ученые пишут, целые монографии выпускают. Да только пользы от этих монографий – ноль целых ноль десятых. – Правильно. Потому что ученые пользуются доступными источниками, открытыми. А кто ж им даст информацию об изнасилованиях малолетних мальчиков? Никто. Смекаешь? – А Розенталь твой, выходит, даст? – Если найдешь к нему подход – даст. Витя, кроме шуток: Розенталь действительно знает об этом больше всех, поверь мне. Ведь там, в Марьиной Роще, мать и двое детей были не только убиты, но и изнасилованы. В том числе и мальчик восьми лет. Первоначально следствие именно за это и уцепилось, потому что на зоне изнасилование мужчины мужчинами является не столько сексуальным действием, сколько актом унижения и подчинения. Ну, или мести. В общем, такие изнасилованные мужики называются «опущенными», спят и едят отдельно, в каких-то углах, им даже на алюминиевой посуде дырки прокалывают, чтобы никто, кроме них, этой посудой не пользовался, потому что западло. – Я в курсе, – усмехнулся Гордеев. – Про уголовников можешь лекции мне не читать, я про них не меньше тебя знаю. – Ну и следствие пошло именно по этому пути, тройное убийство с изнасилованием рассматривали как месть и работали только по недавно освободившимся из той зоны, где муж сидел. А Розенталь добился, чтобы в работу взяли и версию о чисто сексуальном мотиве. Стали наряду с прочими искать гомосексуалиста-педофила. И нашли, как ты помнишь. Так что Розенталь оказался прав. Виктор внимательно посмотрел на капитана и все-таки выдавил из себя: – Ну, спасибо тогда. Поставил чашку на столик и обернулся к Инне Львовне. – Можно воспользоваться городским телефоном? – Пожалуйста. Женщина придвинула к краю стола один из трех аппаратов и вернулась к увлекательной беседе с Телегиным, который объяснял, как отличить поддельную тушь для ресниц от настоящей, фабричной. Гордеев набрал номер Череменина. Тот взял трубку после второго гудка. – Штаны просиживаешь, кабинетный работник? – поддел его Виктор вместо приветствия. – План пишу, – со вздохом ответил Леонид Петрович. – Завтра в командировку лечу, нужно план успеть утвердить. – Завтра? – огорчился Гордеев. – Вот черт… – Что-то случилось? Я тебе нужен? – И ты мне, и я тебе. Что, прямо с утра улетаешь? – Да нет, рейс поздно вечером. – Отлично! – Гордеев покосился на Инну Львовну и слегка понизил голос. – Леня, нужно найти человека из ведомства на Пушкинской. Ну… Там. Раньше был в области, где сейчас – не знаю. На Пушкинской улице находилась Генеральная прокуратура, и Гордеев посчитал, что Инну Львовну не следует посвящать в детали. Опытная секретарша видит всех, кто находится в приемной, и слышит и запоминает каждое произнесенное в этих стенах слово, даже если занята болтовней или усердно печатает на машинке. А неопытной секретарши у такого большого начальника, как Прасолов, не может быть по определению. – Я понял, понял. Кого именно? – Розенталь. – Хорошая фамилия, – усмехнулся в трубку Череменин. – Имя не спрашиваю, с такой фамилией там вряд ли больше одного человека найдется. И что от него нужно? – Нужно, чтобы он нас с тобой принял завтра прямо с утра, как можно раньше. После одиннадцати я не смогу. В десять у нас планерка, на этот счет я с начальником договорюсь, можно опоздать, а с одиннадцати у меня люди вызваны, освобожусь неизвестно когда. Так что только утром. – А я-то тебе зачем? – Это касается того, о чем мы вчера говорили.