— При-ивет! Ты здесь откуда? — стараясь не показывать своего радостного волнения, удивленно спросила Алла. — За тобой ехал. — Так, садись в машину, рассказывай, — распорядилась Алла. — Напугал меня. — Прости. Я не хотел. Подъехал к твоему подъезду, а ты уезжаешь. Ну, я таксисту говорю: давай за ней! Он даже обрадовался — такое маленькое приключение. — Хм… Приключение им. А почему ты не на работе? — спохватилась Алла. — Отпросился. — Влад, у меня сейчас важная встреча. Иди домой, ключи у тебя есть, сваргань там чего-нибудь. Я приеду через час-полтора. Позвоню. Всё. — Алла чмокнула Влада в щеку и буквально выпихнула из машины. Тревога отпустила. Алла ехала и улыбалась. Влад снова с ней. Приготовит обед, будет ее ждать. Как хорошо, когда тебя дома ждут. Она подъехала к стоянке, где была назначена встреча с Супониным, на пять минут позже назначенного времени. Его джип увидела сразу. Набрала номер телефона Супонина и пригласила в машину к себе — так спокойнее. — А погода сегодня какая хорошая, Виктор Семенович, солнце, — проговорила Алла, чтобы разрядить напряжение и настроить свидетеля на разговор. — Да, — вяло отреагировал тот, видимо, не зная, с чего лучше начать и как не прогадать. — Алла Сергеевна, я не убивал Зубова. Может, и злился на него, но не убивал. — Предположим. Тогда, может быть, вы знаете, кто убил? — Нет, не знаю. Но… В общем, мне неделю назад позвонили. Угрожали, если я не расскажу… — Супонин замялся, а потом решительно продолжил: — Давайте я начну с самого начала. Алла кивнула, диктофон у нее давно работал. — Мой тесть какое-то время служил в НКВД. После войны это всем известное ведомство преобразовывали несколько раз. Так вот тесть в учетно-статистическом отделе числился, если мне память не изменяет. Во всяком случае после войны точно там работал. Но не в этом дело. Когда он умер, остались бумаги, фотографии, записи — всё, как это и бывает… — Супонин заволновался, сейчас надо было открывать самое главное, а значит, и самому открыться. — Моя жена, Наташа, Наталья Григорьевна, просматривала все его бумаги и нашла дневниковые записи. Так, ничего особенного. Может, для истории, для исторического музея что-то и было интересное. Она попросила меня оценить, почитать. Я нехотя согласился. Стал мельком просматривать и, знаете, как пишут в романах, «в один прекрасный день» наткнулся на запись… Алла краем глаза видела, как от них отъехала машина и сразу же, почти вплотную на это место встала другая машина. Водитель не спешил выходить: он нагнулся и что-то там делал. Но… это была белая тойота. Утреннее волнение вернулось: «Совпадение? Что тогда меня смутило, на дороге? Ах да, тойота ехала — боясь приблизиться. Точно! — В это время водитель тойоты завел машину и уехал. — Показалось? Мало ли белых тойот. Да что сегодня со мной?» — И сколько лет было вашему тестю? — Пожил, пожил старик. Девяносто два исполнилось. Через полтора месяца после дня рождения скончался. Тихо так — уснул и не проснулся. Что работа у него в архиве тихая была, что смерть… — Он… дееспособным был? — Вполне. Всё воспоминания писал. И жил отдельно от нас — в своей квартире. Не захотел перебираться к нам в коттедж. Жена к нему почти каждый день ездила, а уж звонила несколько раз на дню. — И что же вы нашли интересного «в один прекрасный день»? — проверив, насколько это возможно, вменяемость тестя Супонина, Алла вернулась к главной теме разговора. — Знаете, я не взял с собой подлинник этой записи. Мало ли… Он у меня в сейфе, дома. Но сделал копию. Вот она. — Супонин протянул Алле листок. Она пробежала его глазами. Там была описана встреча работников МИДа на празднике: и как подвыпивший Ной Левинсон рассказывал о работе с заключенными ВятЛАГа, и про Николая Венина, который перед смертью бредил, просил спасти его, и тогда он скажет, где спрятал сокровище — дорогое колье. Умирая, он все же открыл тайну. «Представляешь, Григорий Ильич, вот вспомнил — посмотрел на эту корзину с цветами и вспомнил. Чего только эти зэки не придумывали, чтобы откосить, спастись, даже убежать! Да куда там — бежать. У меня не убежишь! Хотя… кто знает. Давай еще выпьем, Григорий Ильич. Нет, ты представляешь — вплести колье в корзину! И где теперь та корзина? Ну да бог с ней». — И вы решили начать расследование? — удивилась Алла. — Во-первых, столько лет прошло. И потом, это действительно мог быть бред умирающего, не более. — Не знаю, что тогда на меня нашло, а вот поверил и начал проверять. На романтику кладоискательства потянуло… — И вы подключили к этому делу Кирилла Зубова? — Да. Он изучал архивы и вообще помогал мне. Но я не убивал его. Он сам. Без моего ведома полез в квартиру к Гергардт. Я пока не говорил ему, что нужно искать, чтобы он дров не наломал. Потом убийство. Потом этот звонок. Может, Кирилл кому-то рассказал про расследование, а они решили сами найти сокровище — кинуть меня. Других версий у меня нет. И я не знаю, была ли в квартире Гергардт корзина. Кирилл ничего мне не сказал. Он клялся, что не трогал хозяйку квартиры, а быстро убежал, потому что она внезапно вернулась. То есть он и квартиру толком не осмотрел. И у меня даже в мыслях не было его убивать. Поверьте! Я бы как-нибудь договорился с Гергардт. Ну что бы она стала делать с раритетом? А я бы заплатил ей… какую-то часть… Извините, душно. Я открою окно. — Да-да, Виктор Семенович. — Алла с тревогой посмотрела на бледное лицо Супонина, выключила печку и еще раз осмотрела стоянку — ощущение, что за ней кто-то наблюдает, не проходило, еще и окно пришлось открыть. — Виктор Семенович, нам надо зайти в управление. Всё записать и… разработать дальнейший план действий. Больше вам не звонили? — Пока нет. Но, думаю, что скоро позвонят. — Вот и хорошо. Вам лучше? — Да, всё в порядке. Алла достала телефон и отправила две СМС-ки: одну Владу, а другую оперативнику Илье Сокольскому. — Пойдемте. Она отчетливо вспомнила большую корзину, с массивной ручкой, явно старую, которая стояла на шифоньере и нелепо там смотрелась — на дворе начало XXI века. Лежали в ней новогодние игрушки и прочая редко употребляемая или ненужная мелочь. «Неужели это та самая корзина? Интересно, Гергардт знает? Скорее всего, нет. Надо, чтобы Супонин сообщил звонившему о корзине. Поймаем его на месте преступления. Кто-то же избил Гергардт? Пусть за это ответит. Если не Зубов, тогда… звонивший? Значит, возможно, он был в квартире после Зубова. Следил? Знал? Откуда? — Быстро зрел план оперативных действий. — Хорошо бы заехать в больницу к Гергардт, расспросить про корзину. Но это потом». Хорошилов, конечно, не мог прочитать то, что было скопировано на листе, который принес Супонин и отдал Смагиной, но он почти весь разговор отчетливо слышал. И этой информации было достаточно, чтобы начать действовать. Ему теперь предстояло разработать свой план, и как можно скорее. «И как-то все это малоправдоподобно. Но… чем черт не шутит. Надо опередить оперативников и проверить корзину. Рискованно. Очень рискованно. Подменить корзину? Времени мало. Очень мало. Сейчас Смагина все запишет и возьмет разрешение на повторный обыск. Послать кого-нибудь с большой коробкой, вынести корзину в ней? Слишком рискованно. Увидят. И что? Форма, удостоверение, проводятся следственные действия. Надо успеть. Опередить». Хорошилов кружил по кабинету в поисках правильного решения. Отступать ему не хотелось, но и вляпаться по-глупому тоже не хотелось — еще не известно, стоит ли овчинка выделки. Наконец в голове возникла блестящая, как ему показалось, комбинация. Он потер руки, самодовольно усмехнулся и начал детально всё обдумывать. Глава 21. Город Чехов, сентябрь 1962 года На третьей неделе сентября Настя засобиралась в дорогу — основные сельхозработы закончились и пока тепло. Отпросилась у председателя на субботу и воскресенье — съездить в город, где сын воевал. Она рассчитала, что если и живет кто по адресу, который указан в письме сына, то так проще будет дома застать. Дело хорошее, как тут отказать? Но Левонтий Михайлович, председатель, засомневался сначала: — Куда поедешь? К кому? Настя убедительно отвечала, что обратится в местный военкомат или в музей. Должен ведь там быть музей! — Настасья! Какой военкомат? — недоумевал председатель. — Понедельник прихвачу. Можно же узнать, кто на кладбище захоронен, — не отступала Настя. Говорить про адрес в письме она не захотела — слишком несбыточным, нереальным всё это казалось. — Езжай… — сдался Левонтий Михайлович и добавил, вздохнув: — Там такие бои шли, что… — Да я быстро обернусь. В Москву на попутках, а там на Курский вокзал и на электричку, — обрадованно зачастила Настя. Она уже не один раз обдумала весь маршрут. С попутками Насте повезло — все-таки суббота, хоть и не выходной день, а машин больше. Правильно она рассчитала. На вокзале давно никуда не ездившая Настя сначала растерялась — всюду стояли, сидели, шли, торопились люди. Встречали, провожали, уезжали — никому не было дела до Насти и ее переживаний. Носильщики несколько раз беззлобно-привычно кричали ей «Поберегись!». Настя оборачивалась и уступала дорогу. Потом, оглядевшись, вошла в здание вокзала — надо было купить билет. Она выбрала кассу и встала в очередь. Сумку держала в руке крепко — мало ли чего. Наконец приблизилась к заветному окошку, но тут ее оттеснили — курносый парень, в курточке и кепке, работая локтями, лез без очереди. Рядом с ним молодая мамаша с ребенком на руках — девочкой лет трех — с просящим возгласом «Опаздываем! Поезд отходит! Пропустите!» тоже пробиралась к кассе. Настя, возбужденная дорогой и вокзальной суетой, не ожидая от себя такой прыти, полезла вперед и отодвинула парня, пропустив женщину с ребенком. Молодой, постоит, а ребенок устал. Девочка в вязаной шапочке с большими грустными глазами смирно сидела на руках матери и только старалась прижаться к ней, когда та, раздвигая очередь, просила, чтобы ее пропустили. Наконец и Настя подала деньги кассирше, немолодой женщине, на лице которой читалось превосходство над всей этой очередью — маленькая, но власть. — Мне до станции Чехова. На ближайшую электричку, — торопливо, заискивающе проговорила Настя. — Нет такой станции, — торжествующе просветила кассирша пассажирку, сразу распознав в ней сельчанку. — Как же? — растерялась Настя. — Так же. Станция Лопасня. Один билет? — Один, один. Настя, зажав в руке долгожданный билет, выбралась из очереди. Всё, теперь можно и посидеть.