— Помоги, — я опустился на корточки перед разломанной кроватью и принялся расчищать свободное пространство на полу. Пусть матрас окровавлен и пробит пулями, можно снять шторы с отвалившегося карниза, висящего на одном шурупе, и прикрыть это безобразие. На одну штору лечь, второй накрыться, собрать в наволочку разбросанный по всей комнате наполнитель подушки — и готово. Я король мира. — Не стой! — зарычал я на Эрвина, который торчал без дела, и он, будто очнувшись, принялся суетиться. — Сейчас-сейчас… — скаут схватился за половину кровати, которая сложилась спинками внутрь, и потянул на себя. На мгновение вся конструкция пришла в движение: что-то затрещало, что-то упало — и часть, за которую держался Эрвин, поддалась. Он оттащил её в угол и вернулся. Я взял вторую половину, опрокинул на бок, чтоб было удобнее нести, чуть не упал сам, когда наступил на что-то острое, громко выругался — и когда выпрямился, заметил на полу брезентовый чехол. Винтовка. Опустив свою ношу, я сел на корточки и расстегнул «молнию». — Что это? — поинтересовался Эрвин, как будто никогда не видел оружия. Целёхонька. Металл матово поблескивает, от приклада пахнет деревом и лаком. Клац-клац. Щёлк. Механизм тоже в порядке. — Ух ты, уцелела, надо же, — продолжил озвучивать очевидные мысли мой бывший подчинённый. — Эрвин! — негромко позвал я. — Да? — Завали. Винтовка действительно была в полном порядке. Единственная во всей комнате. Клац-клац. Щёлк. Идеально. В тот момент я очень сильно, больше всего на свете, желал отдалиться от пугающей бездны, на краю которой стоял любой по-настоящему свободный человек. Мне было нечего терять, некуда идти, не на что жить, и в то же время, именно благодаря этому, я мог делать что угодно и повернуть свою жизнь по любой из дорог. Казалось, само мироздание в этот момент дрожало в нетерпении, не зная, куда двигаться дальше, потому что от решения одного сумасшедшего старикашки зависит очень многое — и никто не мог предугадать, какое коленце он выкинет в следующую секунду. Любое решение стало бы раздавленной в Меловом периоде бабочкой — с соответствующими последствиями для будущего. Как любому нормальному человеку, мне это ощущение не нравилось. Слишком большая неопределённость давила, от неё тянуло избавиться, как от тяжёлого рюкзака с неудобными лямками — и сознание само искало что-то, за что можно было зацепиться. Конечно же, я отдавал себе отчёт в том, что сломать оружие в принципе сложно и что удар, который разнёс кровать, был изрядно смягчён матрасом. В том, что это всё могло быть обычным совпадением, на которое не стоило обращать внимания. Но всё-таки. Винтовка. Винтовка, из которой я собирался застрелить Юнгера. И в тот момент мне очень хотелось верить, что это не случайность, а очередной знак, который давала вселенная. 10 Эрвин допил пиво, расплющил банку и сбросил её вниз. Смятая жестянка пролетела пару десятков метров, прежде чем стукнула по голове придурка с зелёными волосами. Тот принялся оглядываться, пытаясь понять, кто это сделал, но вскоре оставил попытки и продолжил танцевать. Действо, которое разворачивалось под нами в заброшенном цеху цементного завода, прекрасно выглядело в дополненной реальности. Гремела, скрипела и скрежетала ритмичная электронная музыка, сияли ослепительно яркие лазерные лучи, извивались голографические танцовщицы, летали, бегали и ползали мутанты, которые дрались и жрали друг друга, разбрызгивая в разные стороны светящуюся зелёную кровь. Люди тоже преображались, украшенные всякими виртуальными штуками: плащами, доспехами, латексом, чешуёй и шкурами несуществующих зверей. От кислотных цветов рябило в глазах, а причудливые формы заставляли поражаться воображению некоторых танцоров. Особо талантливые мододелы превращали себя в героев кино и игр, чудовищ, инопланетян, роботов или демонов: фантазия, не ограниченная физикой, не знала границ. Но это только в дополненной реальности. В обыкновенной же я видел, как в пыльном и тёмном цеху в полной тишине топталась, извивалась и издавала странные звуки толпа скучных, пьяных и обдолбанных подростков. И эта картина, в отличие от всяких чудовищ и цифровых монстров, по-настоящему пугала, поскольку очень напоминала старые фильмы про зомби. Я хохотнул: — В яблочко. Смотри, видишь чувака? — Какого? — На одиннадцать часов, высокий, белые волосы и здоровенный визор на глазах. — Ага. В два глотка я осушил свою банку, смял её, прицелился и швырнул вниз. Оттуда послышалось приглушённое: «Ай!» Эрвин расплылся в улыбке и захихикал. Мы торчали на этой крыше уже несколько часов, с самого раннего утра. Покушение не потребовало долгой подготовки, и делать было особо нечего, поэтому мы развлекались единственным доступным способом — пили пиво и кидались всяким мусором в танцоров. Если закрыть глаза, то звук топчущихся на одном месте людей был похож на шум прибоя. Либо на то, как в будке ворочается, вздыхает и шуршит подстилкой огромная собака. Выступление Юнгера начиналось в десять. Довольно странный выбор для выходного дня, но я не собирался его в этом винить. Мне же проще: не придётся лишние несколько часов валяться на бетоне, укрепляя и без того прекрасно себя чувствующий простатит. Вообще, ситуация с митингом вызывала неподдельный интерес. Этот парень сумел каким-то образом вывести политику из Сети обратно на улицы вопреки всем прогнозам. Чтобы в наше непростое время человек решился поднять задницу и куда-то пойти — не виртуально, а своими ногами, да ещё и утром выходного дня, — надо предложить ему что-то очень весомое. И мне было любопытно, что в нём все нашли. — Ещё по одной? — Эрвин, уже изрядно окосевший, отковыривал куски гудрона от крыши и бросал внутрь. Он сидел на краю пролома, свесив ноги в пустоту, и это меня тревожило. Не потому, что я переживал за этого железного дровосека: даже если свалится внутрь, ничего ему не будет, — а из-за того, что внешнее «я» моего напарника боялось всего на свете, в том числе и высоты. Могло ли опьянение снять блокировку каких-то черт характера и спровоцировать пробуждение его внутреннего Гитлера?.. Я не знал. Да и никто не знал, поскольку все, кто занимался восстановлением Эрвина, давно умерли страшной смертью. — А давай, — зацепиться ногтем за ключ, потянуть, услышать «Пш-ш», сделать пару глотков кислого пойла. — Так это… — подал голос Эрвин, воюющий с банкой и нарушениями моторики. Его ноготь цеплялся за ключ, но постоянно соскальзывал. — Что ты будешь делать потом? — Потом? — я повернулся к приятелю. — Ну да, потом. Когда завалишь Юнгера. Тишина, шуршание подошв, внизу кто-то громко кашляет. — Понятия не имею, — помрачнел я. — И давай лучше не будем об этом. Сознание едва не затопила очередная волна черноты, но я вовремя остановил её, приглушив опасные мысли. В этом весь фокус: чем меньше ты думаешь над тем, что происходит и куда всё идёт, тем проще жить и что-то делать. Я предпочитал отвернуться и не увидеть всю ситуацию целиком, чтоб не перепугаться и не опустить руки. — Да, ты прав, — вниз полетел очередной кусочек гудрона. — Впрочем, это и не имеет значения. — Для тебя-то точно не имеет, — фыркнул я, но приятель замотал головой. — Нет, я не об этом. Хотя, это тоже верно: после того, как ты пристрелишь Юнгера, я наконец-то свалю и больше не буду видеть твою рожу. — Тогда что ты имел в виду? — я сделал ещё пару глотков. — Что всё само куда-нибудь придёт. — И вот так ты живёшь, да? — я взглянул на Эрвина, скептически приподняв бровь. — Ну да, — он кивнул так сильно, что чуть не улетел в пролом головой вперёд. — В общем-то все так живут. — Ну вот я, например, так не живу. Попробуй как-нибудь поуправлять своей жизнью вместо того, чтобы падать на дно. Эрвин пьяно засмеялся. — И именно поэтому, господин управляльщик, вы сейчас сидите рядом со мной. — Это другое! — возразил я. — Ну конечно же другое, — ирония в голосе прозвучала грубо и оскорбительно. — Ты давно вообще делал выбор? Серьёзный выбор, от которого бы многое в твоей жизни зависело. — Вчера, — победно улыбнулся я. — Когда решил закончить начатое. — Это не ты решил, — замотал головой скаут. — Ситуация, обстоятельства, прошлое — кто угодно, но не ты. Погоди-ка… — он неумело попытался сыграть удивление. — То есть, ты действительно считаешь, что существует такая штука, как выбор?.. — А ты нет? — разговор нравился мне всё меньше и меньше. — Конечно, нет! — воскликнул напарник. — Один-единственный правильный ответ — это не выбор. Я знаю, тебе кажется, что перед нами целая вселенная безграничных возможностей и можно делать что угодно. Но на деле мы зажаты со всех сторон кучей разных вещей: собственными потребностями, логикой, здравым смыслом, рационализмом, воспитанием, эмоциями и прочими штуками, — которые сводят всё богатство выбора на нет. Взять нас с тобой. Сейчас ты можешь не слушать меня. Ты можешь, например, встать, поехать в аэропорт, взять билет на первый же самолёт и улететь чёрт знает куда. Можешь пустить себе пулю в голову. Можешь пустить пулю в голову мне. Можешь забить на покушение и плясать там, внизу. Но ничего из этого ты этого не сделаешь. Улететь тебе не позволит нежелание покидать Корп. Пустить пулю в голову себе не позволят инстинкты, а мне — рационализм, ведь без меня ты не справишься.