— Почему они? — я задал вопрос, уже подозревая, каким будет ответ. И Эрвин подтвердил догадку. — Вчера в подвале меня чем-то зацепило твоё предположение, что в этом деле замешана Блю Ай. Я немного поискал, кто поддерживает избирательную кампанию нашего любимого Адама Юнгера, и Масс Биотех оказались в списке. — И что? Они могли просто отстёгивать ему денег. У тебя есть доказательства того, что они замешаны или?.. — Лучше! — широко улыбнулся напарник. — У меня есть интуиция! — А давай мы не будем больше полагаться на интуицию? — попросил я. — Если у тебя что-то есть, выкладывай, иначе я никуда не поеду. — Спокойно, спокойно, — ухмыльнулся Эрвин. — Я просто тебя подкалываю. Следи за мыслью: скольким людям ты стрелял в голову? Я нахмурился: — Какое это имеет отношение к делу? — Нет-нет, сперва ответь, — настоял напарник. Вспоминать и пересчитывать покойников я не собирался, поэтому ответил уклончиво: — Многим. — А сколько из них выжили? — Ни один, — кажется, я начал понимать, куда Эрвин клонит. — Во-от!.. Даже в наш век высоких технологий выживание после отрывания головы выглядит фантастикой, а наш клиент жив-здоров и чрезвычайно активен. Катается по городу, раздаёт интервью, грозится найти убийц. О чём это говорит? — О том, что у него хорошая медстраховка? — попытался я неуклюже сострить. — Именно. Думаю, его лечили Масс Биотех: в медицине они впереди планеты всей. К тому же они не так давно запустили в производство линейку доступных органико-механических тел для неизлечимо больных людей, — Эрвин сделал пару движений ладонью в воздухе — и передо мной повис рекламный плакат: очередная поделка на тему витрувианского человека Леонардо да Винчи, правая половина которого представляла собой хитрый механизм. — Ничего себе «доступных», — присвистнул я, увидев количество нулей в цене. — Поверь мне, это ещё доступно. — Стоп, — меня посетила интересная догадка. — А Юнгер ли это вообще? — В смысле? — Если они начали делать тела, то им ничего не стоило наклепать несколько копий нашего друга. Так что мне очень любопытно, в того ли Юнгера я попал, и если не в того, то где настоящий? — Это очень правильный вопрос, — кивнул Эрвин и плавным движением смахнул рекламу. — Предлагаю задать его кому-нибудь в Масс Биотех. * * * Мы миновали уютный зелёный кампус и припарковались на залитой солнцем бетонной площадке, окружённой огромными персиковыми деревьями. Парк, разбитый у подножия высоченной стеклянной пирамиды, выглядел чересчур аккуратным и искусственным: идеальный газон, по которому босиком гуляли люди, деревья, которые, похоже, стриг не садовник, а парикмахер, скамейки, навесы, качели, фонарики, фонтаны и небольшой деревянный амфитеатр. Всё словно игрушечное — тонкое, изящное, хрупкое. Стеклянная пирамида Масс Биотех тоже смотрелась до отвращения правильной и экологичной: зелёные стёкла первых этажей покрывал голографический лес, колышущийся на несуществующем ветру, а по небесно-синим окнам выше бежали ненастоящие облака. Корпорации всегда говорили что-то типа «мы достигли нового уровня экологичности производства», но оставляли за кадром то, что это была, по сути, фраза «Мы стали гадить немного меньше». В этом смысле здание Масс Биотех было очень грубой метафорой: пластмассовый парк и красивенькая пирамидка на вершине огромного и грязного бетонного муравейника. Что поделать, человечество умело и любило заметать мусор под ковёр. * * * Пока мы шли через парк, я таращился по сторонам и не верил своим глазам. Неужели мы всё ещё в Корпе?.. Идиллия. Люди греются на солнышке или прячутся от него в тени деревьев. Кто-то работает, кто-то болтает, кто-то перекусывает, расстелив плед на траве. Повсюду кружат стайки белых курьерских дронов, дети играют в мяч… Чёрт, откуда здесь дети? И собака — толстый белый лабрадор, довольный донельзя. Смешной и неуклюжий, бегает за мячиком, свесив язык набок. И посреди всего этого великолепия торчат, как прыщи на ровном месте, два старых отвратительных создания в плащах и шляпах. Надо ли говорить, что на нас было обращено больше внимания, чем на футбольный мяч во время чемпионата мира? — Ты не думаешь, что это уже слишком? — мрачно поинтересовался я, глядя на то, как напарник достаёт из кузова Пигги. — Неа, — беззаботно ответил тот и захлопнул двери, когда я отсоединил и убрал в кузов успевшую мне надоесть капельницу. Конечно, абстиненция прошла не до конца: кости всё ещё ломило, и я потел, как в бане, — но таскать стойку с собой было бы попросту глупо. Мы двинулись по дорожке из гравия к стеклянным дверям, за которыми виднелся просторный белоснежный холл с зелёной живой стеной. Встречные люди замечали пулемёт, менялись в лице и обходили нас по вытянутой дуге. Стыдно признаваться, но мне очень грело душу мелкое и подленькое понимание того, что все эти полугомики с их аккуратными стрижками, ухоженными мордами и кофе в биоразлагаемых стаканчиках нас боятся. Пирамида Масс Биотех нависала и подавляла, отчего я чувствовал себя рыцарем, который прёт с куском дрянного железа на огромного дракона и всё ещё жив только благодаря любопытству чудовища, не понимающего, что это за букашка такая безрассудная внизу ползает. — Знаешь, у меня такое ощущение, — заговорил я, задумчиво глядя вверх, — что у этой операции немного хромает планирование. Девушка с пирсингом, зелёными волосами и татуировкой на лице увидела пулемёт и застыла, словно погружённая в жидкий азот, но мы не обратили на неё никакого внимания. — Не говори ерунды, — успокоил меня Эрвин. — Безногий не может хромать. — Ах, так вот что меня смущало всё это время, — ухмыльнулся я. Скаут скривился: — Ты опять собираешься ныть? Пожалуйста, не надо, это меня угнетает. — Нет, — я помотал головой. — Ныть я не буду, это всего лишь замечание. Лучше уж так импровизировать, чем закидываться таблетками, устраивать бессмысленную бойню в гетто и срать в ведро. Эрвин хихикнул: — Звучит как что-то, чем я хотел бы заняться на выходных. — Не пойми меня неправильно, — я продолжал развивать мысль. — Вот мы сейчас зайдём внутрь… — Ага. — Положим всех мордами в пол. — Как вариант, — согласился напарник. — Узнаем, где сидит Самая Большая Шишка, и поднимемся к ней, попутно устроив кровавое побоище. — Отлично, у нас есть план! — обрадовался Эрвин. — Погоди, — я остановил напарника. — Ну так значит, сделаем мы всё это и… Что дальше? Я не знаю даже, что мы будем спрашивать. Гравий хрустел под нашими ногами, люди разбегались, стеклянные двери холла приближались. — Маки. Дорогуша. Иногда нужно просто спровоцировать какие-то события. Сдвинуть всё с мёртвой точки. Расшевелить болото. Подхлестнуть лошадь. Плеснуть бензина в костёр. Нажать на… — Достаточно аналогий, я понял. — …Да, спасибо. Короче, некоторые вещи надо просто делать. Я покачал головой и мысленно повторил последнюю фразу. — Ладно, годится. Стеклянные двери разъехались в стороны. Я хотел шагнуть внутрь, но Эрвин остановил меня, неожиданно крепко и больно схватив за плечо: — Только постарайся больше меня не толкать на мины, а то я ещё с того раза не все осколки вытащил. — Ещё раз так сожмёшь, — я поморщился, но выдал это за оскал, — и я оторву тебе руку. А потом зверски заебашу тебя ей же. Хватка ослабла, с лица Эрвина сползла мерзкая улыбочка. Однако она не пропала совсем, а проявилась секундой позже на моём лице. «Что за чудесный день?» Холл пирамиды явно создавался так, чтобы вызывать ассоциацию с собором. Огромный, белый, торжественный, аскетичный, неподвижный и совершенно тихий. Нет, конечно же в городе полная тишина была невозможна: я слышал и гул кондиционеров, и гудение каких-то механизмов, и какие-то мелкие скрипы-стуки, но сознание жителя мегаполиса давно к ним привыкло и не воспринимало. Вокруг высоких белых колонн медленно вращались голографические надписи и схемы: такие же простые и минималистичные, как и вся здешняя обстановка. Я сумел разобрать какие-то цитаты, чертежи и схемы, человеческие силуэты, диаграммы. Стекло, пластик, пространство, свет… Голова шла кругом.