А родители… что родители? Поймут когда-нибудь, не будут же они упираться вечно. И потом, моя правота скоро станет всем очевидна. Уж если я такие проблемы решил, то и с родителями разберусь, дайте только время… Все это я шептал, занимаясь с Линдой любовью, и она отвечала мне: – Да, да, да… да… да-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Через месяц мы улетели в Калифорнию. В аэропорту я последний раз увидел родителей. Пришли меня тайно провожать и сбежали, как только я их заметил. Я надеялся, что еще вернусь, еще увижу своих папу и маму… Ошибался. Из России мы уехали навсегда. Родине я не изменял, но измена Родины со мной все-таки произошла. * * * Я закончил говорить и только тогда заметил, что все еще пристегнут к своему креслу-трону. Привык, что ли… А скорее, просто увлекся рассказом и забыл о себе. Хорошее время тогда было, время надежд. Сейчас уже нет надежды, остались только камера со стенами-экранами и трон бывшего Князя мира сего, к которому я прикован навечно. Капитан Немо сидел передо мной на неизвестно откуда взявшемся стуле. Нога на ногу, руки крепко сцеплены на коленях, и лицо такое… Странное лицо, словно это его, а не меня пытали предыдущие десять лет. – Айван, ты прости меня за вопрос, – сказал он глухо, – но не задать его я не могу. А что приятного и веселого в твоем рассказе? – Ну как, – попытался сформулировать я, – обвел этих железных феликсов вокруг пальца, пустышку им вместо Sekretex подсунул. Это весело. – Айван, неужели ты не понимаешь, что себя ты вокруг пальца обвел, а не чекистов?! У тебя такие родители были… Ты, между прочим, первый раз про них рассказываешь так подробно, я и не подозревал… Отец у тебя умный очень, далеко вперед глядел, предупредить пытался, и Линда, и мать, а ты, ты… Я понял. Не отойдя еще от событий пятнадцатилетней давности, понять было легко. Я, такой умный и успешный, я, которого полмира называло гением уровня Леонардо да Винчи, умудрился просрать свою единственную жизнь. Мне вселенная все козыри сдала. Здоровый, неглупый, симпатичный, с добрейшими, любящими, умными родителями, с Линдой – удивительной Девочкой на шаре, тоже почему-то меня полюбившей. Я, родившийся не в Зимбабве и не в сталинское время в России, я, обладающий блестящим образованием и свободой передвижения по миру… И этот вот “я” не только свою жизнь в унитаз спустил, не только мир погубил, а потерял, искалечил, превратил в чудовищ трех самых близких мне людей – маму, отца и Линду. Жить мне расхотелось давно, но сейчас, после слов ошеломленного Капитана Немо, я перешел на следующий уровень. Мне расхотелось умирать, мне вообще все расхотелось. То есть я все-таки умер. Да, я дышал, потреблял кислород, перерабатывал его в углекислый газ, но глаза мои погасли, безумие затянуло их мутной пленкой, и слюни закапали из безвольно раскрытого рта. Безумие… оно горьким оказалось. А все потому, что где-то в самой глубине моей пустой головы притаился осколок ума. Он ничего не мог сделать, этот ум, у него отрезали руки, ноги, выдавили глаза, с него содрали кожу. Но он, сука, оценивал… – Вот видишь, до чего дошел, урод, – шептал этот крошечный умишко. – И поделом-ом-ом-ом-ом-омммм… От разрывающего “оммм…” гудела голова, в ней рождался ужас – и еще абсолютное, твердое знание о заслуженности этого ужаса. Да, безумие оказалось горьким. Меня спас Капитан. В который уже раз этот добрый человек, по ошибке назначенный моим мучителем, за волосы вытащил меня обратно в жизнь и сознание. Хотя, может, мучение в этом и заключалось? Я не знаю, помню только, что осознавать себя и воспринимать реальность начал, только когда Немо влил мне в рот обжигающую нёбо и язык дрянь. Потом я услышал звуки, они сложились в слова, и слегка искаженный голос Капитана проник мне в уши. – Пей, Айван, пей, это поможет. Прости меня и пей. Помнишь, как тогда на палубе? Ты выпил – и помогло. И сейчас поможет. Поможет, поможет, поможет… Я вспомнил. На палубе напиток, принятый мною за алкоголь, правда помог, и сейчас поможет. Поможет, поможет, поможет… Все происходило по знакомому сценарию, я успокоился, меня закачало на невидимых волнах, я перестал слышать Капитана, потом перестал видеть и дышать, потом заснул и окончательно прекратил существование. Капитан оказался прав. Мне помогло… Часть без номера Сон Глава девятая Погасшая звезда Абхилаша карабкалась по скалам, раздирая в кровь руки и ноги. Очень хотелось сбросить сковывающее движения сари, но она не решалась. Во-первых, под выцветшей от многократных стирок тряпкой ничего не было, а во-вторых, изнасилование в этом случае становилось неизбежным. На голое женское тело любого возраста местные правоверные дикари реагировали однозначно. Ее насиловали уже по пути в этот, как она надеялась, оазис. Тогда не умереть удалось только благодаря медитации и бегству из насилуемого тела. Восемь лет занятий прана-йогой у Великого учителя в благословенном Гоа не прошли даром. Сбежала, поднялась к верхушке кокосовой пальмы и зависла там, среди острых, похожих на кинжалы листьев. Но даже оттуда наблюдать за собой насилуемой было страшно. Повторения Абхилаша не хотела и поэтому упорно, раздирая в кровь руки и ноги, карабкалась вверх по скалам. И мешающее двигаться сари не сбрасывала. И думала только об одном. О спасительном куполе обсерватории на вершине горы. О погоне Абхилаша старалась не вспоминать. А она была уже близко: явственно слышались цокот лошадиных копыт, гиканье возбужденных всадников и редкие выстрелы древних английских винтовок. Кони, к счастью, карабкаться по скалам не умели. Это давало ей шанс. Но они умели быстро бегать, а это уменьшало шанс до микроскопических размеров. Она не успеет. Всадники доберутся до обсерватории раньше нее. С другой стороны, говорили, будто могущественные звездные братья дают свое покровительство всем изгоям в округе. Может, и отобьют они ее у всадников. Но ходил также слух о том, что звездные братья сестер к себе не берут и помощи женщинам не оказывают. Местные дикари опасливо называли их злобными колдунами-мужеложцами. Если так, то шанс все же есть. По прошлой и уже почти забытой жизни в Калифорнии Абхилаша знала: гомосексуалы к женщинам относятся хорошо. Она остановилась на небольшом уступе, чтобы перевести дух. И зря: недаром же великий учитель твердил, что цель достигается только максимальной концентрацией праны. Ее прана рвалась вверх, к заветному куполу обсерватории, вот и надо было ползти, но остановилась дурочка – и рухнула прана, растеклась по телу, скопилась в уставших, окровавленных ногах, не давая им двигаться, а в опустевший мозг, на освободившееся от праны место, нахлынули воспоминания о калифорнийской жизни. * * * Она родилась в Соединенных Штатах Америки, в небольшом городке недалеко от Лос-Анджелеса. При рождении у нее было другое имя. Не Абхилаша, но очень созвучно, то ли ели кашу, то ли пили лажу… вспоминать его она себе запретила. Полная счастливая семья – отец, мать, старший брат, золотой век Америки начала двухтысячных. Ей повезло, она появилась на свет в лучшее время и в лучшем месте на земле. Единственным, что омрачало ее замечательное детство, был синдром Туретта. Несколько раз в день ее внезапно начинало корежить. Ужимки, странные движения, громкие и грозные звуки, самопроизвольно вылетающие из прелестного детского ротика. Другие бы родители залечили необычного ребенка до полной психушки, но ее прекрасные, творческие мама и папа сказали: “О’кей, в этом что-то есть, клевые у тебя, дочка, движения и отличный голос”. И отдали ее в хор и танцевальную студию. Лет в пятнадцать, когда синдром Туретта стал ослабевать, а вызванные им движения и звуки, наоборот, преобразились в нечто удивительное и чудесное, Абхилаша, дурачась вместе со старшим братом-музыкантом, записала самодельный клип и выложила его на YouTube. Короткий золотой век человечества был тогда на последнем издыхании. Мало кто это пока понимал, бубнили еще что-то о конце истории и наступающей эре всеобщего благоденствия, а пластиковый благополучный мир уже трещал и лопался. Шоу-бизнес, как всегда, почувствовал слом тренда первым. Резиновые мальчики еще мацали своими глянцевыми ручками каучуковых девочек, а мир уже алкал правды. Грязной, угловатой, пусть страшной, но правды. Потому что он до тошноты переел сладкого и больше в него не влезало. Странная, с огромными безумными глазами девчонка взорвала интернет. Детишки сходили по ней с ума, потом что-то разглядели взрослые, и на нее обрушилась слава. Это было приятно, денежно, но очень быстро стало раздражать. Она еще не успела выйти из периода подросткового бунтарства, может, поэтому? А может, потому, что физически чувствовала, как ее окутывает сладкая патока лжи и всеобщего лицемерия? И вырваться было невозможно… Она пыталась, конечно: эпатировала поклонников, носила подчеркнуто асексуальную мешковатую одежду, делала шокирующие заявления, писала все более странные, режущие слух и мозги песенки. Но ничего не помогало. Буквально на другой же день все становилось модой. Покрывалось глазурью из сахарной лжи и шло, зализанное до дыр, в массы. Однажды Абхилаша поняла, что сопротивление бесполезно. Любое искреннее чувство, любой душевный порыв и даже самопожертвование равнодушный мир переварит и превратит в сладкое говно. А потом будет поедать его, пока тошнить не начнет. Тогда мир снова станет искать искренние чувства и душевные порывы, но только затем, чтобы снова превратить их в сладкое говно. И цикл запустится сначала. К тому времени Sekretex уже почти завоевал Америку. Яркая глазурь на дерьме начала трескаться, и в реальность проникли ранее тщательно скрываемые неприятные запахи. То, что самые близкие люди – мама, папа, брат, тогдашний ее парень – относились к ней, как к станку, печатающему доллары, было не страшно. Пусть так, хотя не этого она ожидала. Хуже всего, что она сама оказалась такой же. Эмоционально тупой, что ли… Поисковик постоянно выкидывал ее на какие-то садомазохистские сайты с групповыми оргиями. Причем ей самой нравилась скорее роль жесткой госпожи. Вот это было открытие… Она, такая хрупкая, ранимая девушка – и вдруг садистка? Нужно было в этом разобраться. Сначала Абхилаша отправилась в тур по психоаналитикам. Самые модные светила Голливуда, европейские знаменитости и даже один модный вьетнамский шарлатан говорили ей примерно одно и то же: “Это нормально, люди имеют разные склонности, нужно принять себя такой, как есть, и жить дальше”. Но позвольте, возмущалась она, а как же творчество? Как же ее тонкие грустные песенки о несчастной любви, от которых сходит с ума весь мир? Получается, все ложь? Не может садистка писать такие песенки. Но она ведь пишет… – Деточка, – отвечали ей мудрые психоаналитики, – в человеке много чего намешано. Есть и то, и другое, и третье… Все это бурлит и, как правило, конфликтует между собой. Вам еще повезло, у вас талант есть. Давным-давно старик Фрейд сделал открытие, что творчество – это лучшая сублимация подсознательного. Буквально самая эффективная терапия таящихся в глубине каждого человека страшных желаний и комплексов. Ну так и живите, деточка, счастливо, вам эта сублимация не только излечение приносит, но еще и немаленькие деньги. Она попробовала. К сожалению, песни больше не писались. Пропала из них искренность. Ну не могла она снова тосковать по несчастной любви к мальчикам, зная, что на самом деле хочет прищемить этим мальчикам яйца сапогами с кованой подошвой. Мир вовсе не обволакивал ее протест карамельной патокой – ее песни изначально были сладким лживым говном. Как и все вокруг. Эта ужасная правда разбомбила Абхилашу вдребезги. Остались только наркотики, чтобы забыться. Они помогли – под кайфом даже удалось выдавить из себя очередной альбом и заработать очередную кучку бабла. Но это был последний ее взлет. Дозы увеличивались, краткие периоды просветления в дорогих реабилитационных центрах сменялись длинными месяцами наркотического забытья. Начались передозы, пару раз наступала клиническая смерть, каким-то чудом ее откачивали, но конец был явно не за горами. В одном из реабилитационных центров она познакомилась с техникой прана-йоги. Ей понравилось. На мгновенье она ощутила себя чистой и даже поинтересовалась, где этому учат по-настоящему. – В Индии в районе благословенного Гоа живет Великий учитель, – ответили ей, – но попасть к нему трудно, и неизвестно, стоит ли. Денег он не берет, слава для него ничего не значит. От своих учеников он требует полного отречения от прошлой жизни, а результат никому не гарантирует. Лечение у Великого учителя может длиться десятилетия. Самому же учителю, по слухам, больше двухсот восьмидесяти лет. Почти все оказалось правдой. Разве что сведения о возрасте было никак не проверить. Но девяностолетний старик на полном серьезе называл себя праправнуком Великого учителя. Выйдя из реабилитационного центра, Абхилаша уже совсем было решилась свалить к чудо-йогу в Индию, но жизнь рок-певицы, наркотики, концерты… Все понеслось по новой, а точнее по старой, проторенной десятками звезд, дорожке к кладбищу. Из Америки Абхилаша все-таки уехала, но не в Индию, а в Нидерланды. Как-то раз, после очередного выступления на стадионе, она вмазалась с любимым старшим братом героином и под кайфом залезла в Sekretex. Там появилась тогда новая фишка – объединение профилей двух пользователей. В этом случае поисковик выдавал ссылки, стопроцентно нравящиеся обоим. Они попробовали, и первая возникшая ссылка привела их на сайт коммуны каннибалов в Людоведховене. Под героином мысль нагрянуть в необычное людоедское место показалась брату и сестре очень забавной. Тем более рядом был частный самолет, зафрахтованный для мирового тура в поддержку нового альбома. Через два часа они уже летели над океаном, а еще через шесть приземлились в Нидерландах. Там оба вмазались по новой и поехали в коммуну. Их встретили как дорогих гостей и сразу же повели на торжественную церемонию, оказавшуюся обыкновенной садомазохистской оргией. Специально для них в местный храм, где проходила мистерия, доставили очень красивых и очень послушных мальчика и девочку. Иногда и только под кайфом Абхилаша позволяла себе такие развлечения. “А что тут плохого? – убеждала саму себя. – Все по обоюдному согласию, все всем нравится и не приносит никакого вреда. Да, в людях сидит зверь, и если хотя бы изредка не выпускать его на прогулку, он сжирает человека изнутри”. Но когда наркотический кайф улетучивался, всегда обнаруживалось, что развлечение оставило после себя неприятный осадок, да такой, что приходилось вмазываться снова. …Когда церемония закончилась, их позвали на ужин, и там произошло нечто страшное; что именно – она не помнила и вспоминать не хотела. Даже Великий учитель спустя многие годы говорил, что к этому она еще не готова, – может, лет через десять-двадцать, а может, и никогда… Ночью она обнаружила себя бегущей по зеленым мармеладным холмам, кривляющейся и издающей бессвязные громкие звуки. Синдром Туретта вернулся. Она будто танцевала на бегу ломаный брейк-данс. Ее руки и лицо были в крови, а во рту прочно застрял вкус жареного мяса… Так она бегала всю ночь, пока под утро не заметила речку и внезапно не решила утопиться. Бросилась с небольшого обрыва, через секунду ощутила холод воды и вдруг успокоилась. Вода оказалась настолько чистой и приятной, что умирать мгновенно передумалось. Проплавав чуть ли не два часа, она смыла с себя всю кровь, протрезвела, перестала корчиться и кричать. На берег она вышла другим человеком. Быстро добралась автостопом до Амстердама, отыскала известный алмазный квартал, загнала там за гроши дорогие сережки и через неделю, дав взятку капитану грузового судна под нигерийским флагом, отчалила в Индию. Ее искали. Поднялся огромный шум – еще бы, все-таки мировая знаменитость! Хотели даже разогнать коммуну каннибалов и посадить брата-продюсера и художника по имени Плоть. Но никого не разогнали и не посадили. Певица просто исчезла, превратившись в легенду, как Элвис или Джон Леннон. Одни верили в то, что она приняла мученическую смерть от людоедов. Другие полагали, что ее похитили инопланетяне. Третьи утверждали, что она откисает на собственном острове где-то в районе Новой Зеландии. Судьба звездной девочки стала предметом многочисленных расследований и огромного количества ток-шоу для домохозяек. Сама же девочка, никем не узнанная, восемь лет была скромной ученицей Великого учителя прана-йоги в индийском штате Гоа. Именно там она взяла себе новое имя Абхилаша, что в переводе с хинди означало “желание”. В ее жизни было много желаний, и почти все они исполнились. Последнее, видимо, осуществилось в коммуне людоедов, но вспоминать о нем она не могла и не хотела. У нее осталось лишь одно, зато самое большое и почти невыполнимое желание. Она желала, чтобы не было у нее больше желаний. В ад ведут человека желания, а их отсутствие и есть нирвана. Так говорил Будда Шакьямуни, а он знал, что говорит. Поэтому и Абхилаша, то есть желание последнее и окончательное. Великий учитель прана-йоги, услышав ее новое имя, рассмеялся и сказал, что она гордая девушка, и что у нее все получится, и что у мироздания на нее большие планы. * * * Восемь лет по шестнадцать часов в сутки Абхилаша медитировала и упражнялась под руководством Великого учителя. Концентрация, управление, избавление — три основных принципа прана-йоги и буддизма в целом – дались ей нелегко. Впрочем, они ни одному человеку, принадлежащему к современной западной цивилизации, легко не даются. Другие у западной цивилизации принципы, полностью противоположные. Скольжение, потакание, экспансия. Мир изменчив, огромен и непредсказуем – поэтому скользи, не заморачивайся, относиться к чему-либо серьезно глупо. Серьезное сегодня наверняка окажется ерундой завтра, и наоборот, поэтому просто скользи, лови восходящие потоки и старайся удержаться на плаву. Да, сложно жить в хаосе и непредсказуемости, поэтому потакай. Прежде всего себе, прими себя таким, как есть. Жирным, мерзким, злым, извращенным, завистливым, ленивым, тупым. Любым себя принимай, потому что так скользить легче. Сопротивляясь себе, сопротивляешься воздушным потокам, а это опасно, расшибиться можно. Так что потакай себе и другим, используя мир к своей выгоде. Наконец, скользя и потакая, – захватывай. Хапай сколько унесешь, один раз живем, получай удовольствие, пробуй максимум, удовлетворяй все возникающие потребности. Не оглядывайся на других и придуманные другими ограничения. Ты сам высшая ценность, мир принадлежит тебе по праву, он только для тебя и существует… Все это Великий учитель сказал Абхилаше в первый же день. Не так прямо, конечно, а через притчи, загадки, парадоксы и поэзию. Но она поняла, а поняв, ужаснулась, а ужаснувшись, разрыдалась, припала к заскорузлым стопам старого йога и стала молить, чтобы он указал ей выход. – Все выходы и входы в тебе, – грустно ответил ей Великий учитель. – Ты скользила, ты хорошо скользила, куда лучше многих, талант у тебя к скольжению, но принять ни себя, ни окружающий мир ты не смогла. Это и привело тебя сюда. Где выход, сама найдешь, но для начала нужно научиться сосредотачиваться, а после управлять тем, что сосредоточила в себе. Потом откроется выход. Будда говорил, что выход – это выбросить, избавиться от сосредоточенного навсегда. Взять и выйти из вечного колеса желаний на свободу. Свободу от желаний… Но это выход лишь для Будды, для того, кто стал Буддой. Для тебя может быть другой выход. Разрушить мир, или создать, или спасти. В каждом цикле перерождений свой выход. Я не знаю, какой у тебя цикл и какой выход, догадываюсь, но точно не знаю. Точно узнаешь только ты сама, когда научишься сосредотачиваться и управлять сосредоточенным. Потому, если ты готова, мы можем начать прямо сейчас. Она была готова. После того, что произошло в коммуне людоедов, она была готова на все. Она дошла до края и даже зашла за край. Но к способу обучения, предложенному Великим учителем, она оказалась не готова. Он велел ей очиститься, а для этого год молчать и не общаться с людьми. Чтобы не впасть в безумие, Абхилаша должна была много работать. Ее поселили в глиняной хижине на окраине лагеря. Каждое утро она находила под дверью бумагу со списком дел на день. Готовка еды, уборка, чистка выгребных ям. Великий учитель уходил с учениками на берег океана медитировать, а она готовила, прибиралась, чистила, стирала в огромном деревянном корыте у себя в хижине грязную одежду, штопала чужие трусы и носки… Она, мировая звезда, хрупкая девочка с огромными безумными глазами, сочинившая лучшие на свете песенки о несчастной любви, штопала чужие трусы… Несколько раз она пробовала сбежать. Ее никто не держал, она даже добиралась на попутках до ближайшего городка, но – всегда возвращалась. Повсюду за пределами ее хижины был Людоведховен, международная и всеохватная коммуна людоедов, а рядом с замызганным корытом хотя бы присутствовала надежда… Абхилаша смирилась, подурнела, отупела от тяжелой работы, и через некоторое время вся предыдущая жизнь уже казалась ей причудливым красочным кошмаром. Несколько месяцев спустя кошмар потерял яркость, поблек, погрузился в дымку и почти исчез. Остались только простые желания – есть, спать, пить. Тогда, примерно через год, к ней в хижину вошел Великий учитель и сказал три слова: – Ты очистилась. Пойдем. Первые услышанные ею за год слова прозвучали небесным громом, она упала и потеряла сознание. Очнулась от укола шприца. Учитель вводил ей в вену героин. Мгновенно узнав прилив ненавистного кайфа, она слабо пискнула сквозь слезы: – Зачем? – Нужно, – спокойно ответил Учитель. Три дня ее выворачивало наизнанку. Она чуть не умерла, хотя доза была микроскопической. Больше наркотики она никогда не употребляла. Не хотелось. * * * Учеба шла медленно – более-менее концентрироваться Абхилаша научилась только через три года. Успокоить мозг оказалось труднее, чем утихомирить орущего младенца. Мозг капризничал, реагировал на тысячи мелких раздражителей, сосредоточиться на чем-то одном казалось невозможным. Но ежедневные упражнения и специальная техника дыхания делали свое дело. Получилось. Мир сразу же заиграл новыми красками, и Абхилаша поняла, что большинство людей живут, словно лыжники, несущиеся с крутой горы по черной трассе. Все силы уходят, чтобы просто на лыжах удержаться: по сторонам не смотрят, только под ноги. На вершине выплевывает их в жизнь мать, а на финише гостеприимно встречает могила. В промежутке же – лишь страх упасть и сливающийся в бесконечный саван белый снег. И это когда вокруг красота неописуемая! Горы, небо, сосны, радостное ласковое солнышко, воздух, по вкусу напоминающий изысканное вино… Прежде она тоже так жила, но у нее хватило сил остановиться, а остановившись – понять, насколько прекрасен мир. Наркотики посреди такой красоты?! Безумие! Какой нормальный человек будет есть заплесневелые сухари, оказавшись в кондитерской лавке со вкуснейшими сладостями? Осознанная красота давала силу и энергию. Абхилаша чувствовала себя всемогущей, хотя распоряжаться своим могуществом еще не умела. Целых пять лет ежедневных медитаций и тренировок понемногу приблизили ее к следующей цели – управлению сосредоточенной энергией. Научилась в конце концов и этому. По собственной воле останавливала сердце и дыхание, впадала в транс и выходила из своего тела. Ее некогда мятежный дух успокоился и мирно летал над красивейшими уголками планеты. Она любила путешествовать. Города, правда, предпочитала облетать стороной, ничего хорошего в них не было. А вот удивительные места, где обычному человеку ни за что не побывать, посещала часто и с удовольствием. Океан, освещенный в шторм случайно пробившимся сквозь тучи солнечным лучом, восход на Эвересте, закат на Южном полюсе, ночное шуршание песка в монгольской пустыне… Она даже в космос пыталась выйти, но у нее не вышло. Спросила об этом Учителя и получила ответ: