– Не могу. Я уже спустил курок, и пулю обратно в ствол не загнать. Ты пойми, у меня был только один выстрел. И я выстрелил. – Лучше бы ты в себя выстрелил, урод, – с презрением говорит Линда и пытается выйти из комнаты. Я не даю ей этого сделать. Хватаю за руку. Очень она меня разозлила этим “уродом”. Почему я один должен отвечать, ишь, как здорово придумала, я, значит, урод, а она на пьедестале… – Нет, дорогая, – сильно сжимаю я ей плечо, – так не получится. Нечестно так. Я, конечно, виноват, соблазнился славой и бабками. Но я не один виноват. Родители – те хоть общаться со мной перестали. А ты? Робко так что-то блеяла. И вообще – я не просил тебя марш миллионов устраивать. Ну посидел бы до суда, все равно б потом выпустили. Я виноват, но я честно заблуждался. А ты? Ты все знала, и тем не менее… – А я любила тебя… – просто отвечает она, до того просто, что я немедленно ощущаю себя законченным подлецом. Мой праведный гнев мгновенно сдувается. Как я мог? Это же все, что у меня осталось. Это Линда. – Прости! Прости! – Я обнимать ее принялся, и прижаться к ней захотел, и приласкать ее, и чтобы она меня приласкала. – Прости, я совсем с ума сошел, прости меня, дурака… Она уклонилась. Это получилось у нее как всегда изящно. Девочки на шаре – они такие. У них все изящно получается. – Я тебя любила, – повторила Линда упрямо. – У меня выхода другого не было. Мой однокашник, президент Франции, передал слова рыжего американца: “Если твой русский Иван будет дурить, сгноим в тюрьме. Мучить будем, сам о смерти умолять станет”. А я тебя любила, Ванечка. Да, ты прав, знала я о крови, надеялась, что ты согласишься на компромисс, но допускала, что и не согласишься, потому что и тебя я тоже знала. И кровь эта на мне. На нас обоих. Но на мне, Ванечка, – потому что я любила, а на тебе – потому что ты самовлюбленный, охреневший от славы и денег мудозвон. Вот и вся между нами разница. И важна она только нам. Мертвым на площади уж точно не важна… Ладно, пошла я, не о чем тут больше говорить. И она направилась к двери. А я остался стоять, ощущая себя до донышка подлецом и неудачником. Все просрал, люди из-за меня погибли, но главное, моя Девочка на шаре… она отдаляется от меня на этом своем шаре. Я оказался недостоин ее, и злой, но справедливый ветер судьбы гонит шар и Девочку на нем прочь. – А сейчас?! – все же крикнул я ей вслед. – Что сейчас? – Сейчас любишь? Раньше любила, поэтому крови не побоялась. А сейчас? – Сейчас не знаю, – ответила Линда уже в дверном проеме. – Честно, Иван, не знаю. Я вообще не знаю, как жить после всего этого. Не то что любить… Сказала и вышла из комнаты. И закрыла за собой дверь. Без хлопка, тихо, аккуратно даже, но как-то грустно очень. Крышку гроба так закрывают могильщики, перед тем как заколотить. А я остался стоять. Телевизор показывал страшные кадры, записные аналитики их комментировали, а я окаменел и не мог придумать ни единого движения, которое нужно сделать. У меня исчезли причины жить, двигаться и совершать поступки. Я стоял и ждал, пока меня испепелит гнев божий. Или людской, без разницы, и то, и другое я заслужил. Сколько я так стоял, не помню, скорее всего недолго, но мне это показалось вечностью. Когда дверь скрипнула и открылась, я обрадовался. Сейчас меня испепелят, и мои мучения закончатся. Но вместо молнии в комнату, пошатываясь, ввалился странный мужчина в шлепанцах, шортах ниже колен и несвежей майке. Волосы растрепаны, лицо опухло от перепоя, в правой руке – литровая бутылка “Столичной”, левая дергает слипшийся за ухом колтун. От незнакомца явственно разило перегаром. – Привет, Ванек, – сказал мужчина на чистом русском языке… ну, почти чистом. – Бухать будешь? По-моему, тебе сейчас просто необходимо бухнуть… – Ты кто такой, как ты сюда попал, и вообще – где я нахожусь? – засыпал я посетителя вопросами. С удовольствием, надо сказать, засыпал – появились хоть какие-то поводы для продолжения существования. – Многовато вопросов для беглого русского каторжника, – ответил нетрезвый мужик, с трудом выговаривая согласные звуки. – Ты, бродяга, не торопись. Давай лучше выпьем, а потом я тебе все расскажу. Хотя нет. С незнакомыми забулдыгами пьют только совсем уж конченые, поэтому… Зовут меня Серега, а попал я сюда просто – ключом дверь открыл. Электронным. Дом это мой, живу я здесь. А ты, зёма, находишься в секретной лаборатории корпорации Google, потому что твоя долбанутая подружка подписала меня, дурака, помочь тебе сбежать. Ну а теперь можно и выпить. – Мужик приложился к горлышку, сделал пару солидных глотков и протянул бутылку мне. – Ну Серега я, Серега… Серега Брин, не признал, что ли? Я всмотрелся в лицо мужика и с большим трудом узнал в алкаше совладельца своего крупнейшего конкурента. От удивления я взял протянутую бутылку и залпом хлебанул не меньше половины стакана водки. Глава пятнадцатая Умненькие мальчики С легендарным основателем Google Сергеем Брином и его партнером Ларри Пейджем у меня был вооруженный нейтралитет. Они мне по-мелкому пакостили, а я над ними слегка глумился. Мол, неуклюжие мастодонты, проповедующие викторианский стиль в интернет-поиске, и все такое… Впрочем, границ мы не переходили. Несмотря на то, что я отъел у них изрядный кусок бизнеса, общались если не дружески, то вполне вежливо. Со стороны Сергея проскальзывала даже некоторая симпатия. Может, потому что он, как и я, родился в России. И даже социальная среда, из которой мы вышли, была одинаковая – советская научно-техническая интеллигенция. Нас часто сравнивали, и я, откровенно говоря, гордился этим сравнением. Сергей был блестящим программистом, математиком и визионером. Его нынешний странный образ потрепанного алконавта меня не удивил. Время сейчас тяжелое, мир практически рушится, мало ли кто какими способами стресс снимает? А вот русский язык, на котором он общался со мной почти без акцента, поразил сильно. И дело не в том, что из СССР его увезли в шесть лет, – в семье-то наверняка общались по-русски… Просто Сергей всегда открыто не любил и боялся Россию. При любом удобном случае он благодарил родителей за то, что увезли его – умненького еврейского мальчика – из холодной и антисемитской, как он считал, страны в благословенную Америку. При первом знакомстве с Сергеем, неожиданно вспомнив, что мы земляки, я сдуру обратился к нему по-русски. В ответ он сдержанно поинтересовался на своем безукоризненном американском английском: – А почему ты говоришь со мной на этом варварском наречии? – Ну как, – смутился я, – ты же вроде из России… – Да, к сожалению, я родился в твоей дикой стране, – тяжко вздохнул он в ответ. – Но, к счастью, меня увезли в Америку, когда мне едва исполнилось шесть. Я мало что помню, а что помню, не хочу вспоминать. Однако русское слово “жиденок” засело во мне крепко. По культуре я американец, если глубоко копаться в национальной идентичности, то еврей… возможно. Но уж никак не русский. – Ну извини, если оскорбил, я не хотел… – Послушай, приятель, – чуть повысил голос Сергей, – ты мне расизм-то не шей! Я не расист ни разу. В стране эмигрантов глупо быть расистом. Национальностью человека оскорбить нельзя. А культурой можно! Вот ты бы хотел, чтобы я называл тебя членом племени тумбо-юмбо, практикующим каннибализм и жертвоприношения? – Эка ты сравнил, приятель! – возмутился я. – Людоедов и великую русскую культуру рядом поставил! А как же Толстой, Пушкин, Достоевский, Тургенев? – Да ты не обижайся, не горячись, обычно я этого никому не говорю. По крайней мере в такой форме… Но с тобой, мне кажется, можно и нужно откровенно. Не знаю, правда, почему мне так кажется… А Тургенев – это отличный пример. Помню, лет в десять, уже здесь, в Америке, мать заставила прочесть один его рассказ. “Муму” называется, слыхал, наверное. Огромное на меня впечатление произвела эта история. Вот как раз тогда я все про русских и их великую культуру понял. – И чего ж ты понял? Не поделишься?! – спросил я агрессивно. Обидно мне потому что стало за Тургенева и русскую литературу. – Ну как, общепринятая трактовка этого произведения примерно такая. Угнетаемый злой барыней глухонемой дворник Герасим по ее приказу утопил единственное любимое и любящее его существо – миленькую собачку Муму. После чего, несмотря на риск жестокого телесного наказания, сбежал от барыни в родную деревню. А все потому, что он яркий представитель высокодуховного и загадочного русского народа. Не смог он выдержать мук совести, плюнул на собственную жизнь и восстал. Вот только один вопрос. Зачем Герасим утопил Муму? Он что, с Мумой убежать не мог? Или для того, чтобы восстать, обязательно нужно топить любимых существ, а без этого никак? Вся ваша великая русская литература смакует этот в общем-то позорный факт. “Да, мы такие, мы загадочные, противоречивые, с широкой и непостижимой русской душой”. Многие даже восхищаются и находят в этом глубокий смысл. А я еще в десять лет на вопрос мамы “Зачем все-таки Герасим утопил Муму?” ответил: “Да тупой он! Тупой и трусливый раб. И больше ничего”. Вот тебе, Айван, и вся твоя великая литература. Ну тупо же? – Тупо, – согласился я, и мы с ним продолжили нашу дискуссию. Сергей оказался мягким русофобом широких взглядов. Он любил Чайковского, Прокофьева и Рахманинова, признавал значение Королева и Гагарина, восхищался воинским духом русских, но саму Россию считал страной варварской и дикой. В конце концов я устал с ним спорить. Лермонтов, написавший “Прощай, немытая Россия, страна рабов, страна господ”, тоже формально русофоб. Ничего, стал русским классиком и изучается в школе. Сергею я предрек такую же судьбу. Он рассмеялся и сказал: “Дай бог”. На том мы и порешили. – Ты же русофоб, Сережа, – галопом мысленно промчавшись по прошлому и стараясь попасть в пьяненький тон собеседника, произнес я. – Ты по-русски не балакаешь и Россию на дух не переносишь. Так что же с тобой случилось? – Не люблю Россию, – согласился, по-бычьи мотая головой, Брин. – А она меня, сука, любит. Я от нее – она за мной. Сидит, падла, внутри и вылезает, когда выжру не меньше пол-литры. На пятьсот первом грамме, сука, строго вылезает, и тогда… Тогда держите меня семеро! Он несколько секунд свирепо смотрел мне в глаза, а потом все-таки не выдержал, раскололся, рухнул на пол, задрыгал ногами и зашелся в приступе истерического смеха. Бутылка “Столичной” у него в руках разбилась, противно завоняло спиртягой, а он все дрыгал ногами, вытирал слезы, текущие из глаз, и, почему-то перейдя на английский, стонал: – I can’t… I can’t… I can’t, my friend… Смеялся он заразительно. Я не выдержал и улыбнулся, после усмехнулся, а потом сдался и тоже впал в смеховое безумие. Несколько минут мы с ним ржали как кони, наконец успокоились, плюхнулись – обессиленные, красные – на диван, и Сергей ловко извлек откуда-то новую бутылку водки. Отвинтили пробку, выпили по очереди из горлышка. Совсем хорошо стало. Легко-легко, пусто-пусто… Я даже не думал, что после всего пережитого может когда-нибудь стать так легко и пусто. – А ты поверил, – после продолжительной паузы, блаженно потягиваясь, промурлыкал на английском Сергей, – я сам не верил, а вот поди ж ты, сработало. Верить надо в науку, даже такую стремную, как психология. Я не понимал, о чем он, думал, шутить продолжает. И будто подтверждая мою мысль, он встал, поклонился в пояс и, скорчив уморительно торжественную рожу, продолжил: – Послан я к тебе, добрый молодец, всем нашим заморским царством для переговоров – послан яблочком золотым, окошками волшебными, операционными, трубкой затейливой с видеоконтентом, числом немыслимым поисковым да социальной книгой харь. – Он сделал паузу, я робко попытался улыбнуться, но разгореться моей улыбке Сергей не дал. Резко стер торжественную гримасу с лица, стал серьезным и немного смущенно добавил: – Прости за маскарад – аналитики с психологами настаивали, что так легче будет. Все сейчас в шоке, на нервах, головы варят плохо, ну а тебе особенно тяжко пришлось. Сказали – встряска нужна, с учетом культурного кода и национальных особенностей. Вот меня, как почти русского, и послали. Типа кому, если не тебе? А я не хотел, честно не хотел, но что поделаешь… Пришлось. Ты не обижаешься? Не нужно, Айван, тебе же легче стало, прислушайся к себе – и поймешь, что легче. Даже мне полегчало, а культурный код у меня все-таки немножко другой. Я прислушался. Действительно, чувствовал я себя на удивление хорошо. Бешеный приступ хохота прочистил организм лучше любых транквилизаторов. Я уже совсем было собрался поблагодарить Сергея за целебное веселье, но вдруг подумал, что такая моя реакция тоже, наверное, была просчитана, и мне снова стало обидно. Обиду-то я усилием воли подавил, но и благодарить расхотел тоже. Ограничился тем, что коротко произнес: – Не обижаюсь. – А если не обижаешься, – умеренно (видимо, ждал все-таки большего) обрадовался Сергей, – тогда давай поговорим серьезно. Для начала я обрисую тебе ситуацию в целом, там будет небольшой обзор истории интернет-капитализма в Америке, ты можешь заскучать или, наоборот, распалиться. Но прошу: не перебивай, потерпи минут пятнадцать. После мы обязательно все обсудим. Итак… Давным-давно в одной далекой галактике на рубеже восьмидесятых и девяностых годов прошлого века жили были мальчики-отличники. Одноклассники их не любили, девочки им не давали, зато учителя и родители обожали. Мальчики, как правило, отличались слабым здоровьем, зато обладали мощным и развитым интеллектом. Но кому, кроме училок, нужен в школе интеллект? Мускулы, веселая наглость, успехи в спорте – вот что ценится в любой подростковой стае. Поэтому мальчики уходили в мир фантазий и книг, как десятки поколений умненьких мальчиков до них. Но мальчикам из девяностых повезло – у них, кроме бесполезных фантазий и книг, были еще первые компьютеры и видеоигры. Мечты вырвались из умненьких голов на свободу и обрели если не плоть, то цифру… О, это был воистину дивный новый мир… Таинственные острова, космические глубины, невероятные приключения, недоступные знания – и все это не в виде зашифрованных черных закорючек на пыльных книжных страницах, а прямо перед глазами, на экране монитора или телевизора. Умненькие мальчики бросились в этот мир с головой. Вот где пригодились их не по годам развитый интеллект и отличное знание математики! Они творили эту вселенную, они стали демиургами нового дивного мира. Многие из них потом говорили, что хотели осчастливить заплутавшее человечество. Вранье. Они просто мечтали, чтобы девочки им давали. Это так естественно для юности… И девочки им дали! И не только девочки – им дал весь задохнувшийся от восхищения мир. Очень быстро на слегка повзрослевших мальчиков пролился золотой дождь: деньги, инвесторы, слава и статьи в “Нью-Йорк Таймс”. В общем, они достигли того, что у нас в Америке принято называть успехом. Мальчики уверовали в свою гениальность. Дальше, выше, глубже, сильнее! Они ломали все барьеры. Вместо формулы классического капитализма “товар – деньги – товар” они изобрели собственную, магическую, как им казалось, формулу “свобода – деньги – больше свободы – больше денег – еще больше свободы”. До определенного момента формула работала без сбоев, но на очередном ее витке неожиданно для всех начались проблемы… Инвесторы в Америке очень терпеливы, они верят в светлое будущее, как в пришествие мессии, однако жизнь коротка, а акционеры не согласны ждать пришествия долго. Пора было появиться деньгам. Не через месяц или год, но в обозримой перспективе. А они все не появлялись и не появлялись, и тогда, в начале двухтысячных годов, разразился биржевой кризис дот-комов. Умненькие мальчики, к тому времени уже молодые мужчины, задумались. И сделали определенные выводы. Согласно формуле “свобода – деньги – больше свободы – больше денег – еще больше свободы”, торговать можно было только одним… Ну конечно, свободой! Мы вам свободу, а вы нам взамен никому, кроме вас, не нужную дребедень… Свои увлечения, предпочтения, тайные страхи, сексуальные девиации, фотографии обнаженки, выписки с банковских счетов, налоговые декларации, приватные чаты, любимую еду, переписку, любовниц, любовников, детей и домашних животных… Мы внесем в вашу жизнь невиданный доселе комфорт, вам не надо будет вставать с дивана, чтобы весь мир оказался у вас в кармане. Мы удешевим все, что вы потребляете. Мы дадим вам бесплатную видеосвязь с кем угодно, мы по убер-модели подгоним к вашему дому дешевое такси, а вкуснейшая еда из лучших ресторанов будет у вашего порога максимум в течение получаса. Мы обеспечим вас халявной порнушкой и копеечным виртуальным сексом. Мы даже восхищение и уважение окружающих доставим вам прямо в телефон, – надо будет лишь разместить в соцсети пост или фотку. Мы сэкономим вам время, деньги и силы. Мы подарим вам полную, почти ничем не ограниченную свободу. А вы взамен дадите нам сущую малость… Вашу душу! И мы ею тихонечко торганем. Вы ничего не заметите, более того, вам понравится, даже не сомневайтесь, наверняка понравится… Нет, умненькие мальчики, конечно, не были посланцами преисподней. И не чертям рогатым загоняли они человеческие души, а всего лишь маркетологам из крупных и не очень корпораций. А что здесь такого? И другие до них загоняли. Однако лишь умненьким мальчикам удалось обменять душу на копеечный, но так сладко одурманивающий коктейль из свободы, комфорта, глупости, тщеславия и человеческой жадности. Ну, это потому, видимо, что они были очень умненькие… И снова на них пролился золотой дождь, и с утроенной энергией стали давать им девочки, и обижавшие их в школе красавцы-спортсмены опять кусали в бессильной зависти свои заскорузлые локти – а мир уверенно вступил в эру окончательного и бесповоротного благоденствия. Но тут нарисовалась новая проблема. Купившие у мальчиков человеческие души корпорации не смогли удержаться от того, чтобы слегка не подмухлевать. Да и как удержаться от манипуляций, если владеешь человеческой душой? Не святые, поди, люди, а обыкновенные жадные до деньжат коммерсанты. И тогда сильные духом, возмужавшие мальчишки из чисто гуманистических соображений сами начали манипулировать пользователями. Во-первых, у них это получалось лучше и нежнее. А во-вторых, это было намного, намного, намного, намного, намного денежнее. Но как сказал один мудрый немецкий канцлер, “можно обманывать немногих людей долгое время, можно обманывать многих людей недолгое время, но нельзя обманывать всех бесконечно”. Слегка ошалевшее от свободы и комфорта человечество постепенно начало догадываться, что его, мягко говоря, дурят. Тут нам следует опять вспомнить магическую формулу интернет-капитализма “свобода – деньги – больше свободы – больше денег – еще больше свободы”. Из этой формулы прямо вытекал ответ на очередной вызов. Стойкие духом молодые мужчины дали людям еще больше свободы, люди успокоились, примирились с мухлежом и дали умненьким мальчикам еще больше денег, а те в ответ добавили свободы, а те… ну и так далее. …Умненькие мальчики совершили типичную для умненьких мальчиков всех времен ошибку. Они судили людей по себе. Нет, себя-то они безусловно считали самыми умненькими, но и других полагали не совсем полными дураками. А зря. Интернет-капитализм, хоть и интернет-, но все-таки капитализм. А при капитализме рынком правит спрос, а спрос формирует большинство, а большинство состоит из дебилов, причем, что важно, абсолютно свободных и не признающих никаких ограничений дебилов. Умненькие мальчики, в том числе и ты со своим поисковиком, сами дали им максимальную свободу и сняли для них все ограничения. И вот когда наступила полная, окончательная и бесповоротная свобода, освобожденные дебилы по старинной традиции принялись жрать тех, кто им эту свободу принес. Они выбрали себе в президенты беспринципного рыжего шоумена. И он, полностью зависевший от рейтинга, который обеспечивали ему дебилы, начал делать то, чего они желали. Дебилы же, что совершенно естественно, обыкновенно желают вещей дебильных, противоречивых и абсолютно невыполнимых. Например, весело кататься с горки, а саночки в гору не возить, или полной свободы и диктаторского порядка одновременно. Умненьких мальчиков стали гнобить по всем направлениям. Переносите производство в США, не нанимайте иммигрантов, сливайте данные в ФБР и тому подобное… Еще несколько лет – и нас бы всех просто пересажали. Тогда, конечно, ни свободы, ни горочки, ни санок, но разве дебилы об этом думают? На то они и дебилы, что думать не умеют и не хотят. Это мы за них подумали, еще во времена Буша-младшего почуяли, куда ветер дует. И первым делом решили объединиться. Одна умненькая голова хорошо, а две, как известно, лучше. А двадцать две совсем хорошо. Лучшие мозги Америки устроили многомесячный героический мозговой штурм. Разные тогда идеи возникали. Ну, первым делом, конечно, ограничить свободу. Черт с ними с деньгами, пусть их будет меньше, зато нас не сожрут распоясавшиеся идиоты. Привлекательная идея, жаль нереализуемая. Свобода, она как зубная паста: выдавил один раз и обратно в тюбик уже не засунешь. Кто-то предложил резко усилить манипуляции. Так запудрить дебилам мозги, чтобы они перестали различать, где право, где лево, где верх, где низ, чтобы и подумать им некогда было о том, как на нас наезжать. Чтобы тысячи ложных, совсем несущественных проблем без остатка заполнили собой их тупые мозги. Можно ли делать женщинам комплименты? А целовать их первыми можно? А если они первые, это нормально? Имеют ли право геи усыновлять детей? А десятилетние дети имеют право требовать смены пола? А если имеют, почему с ними нельзя вступать в половые контакты по обоюдному согласию? Может ли женщина быть президентом США? А черный? А совсем черный? А трансгендер? А черный трансгендер-женщина?! Перспективная идея, не правда ли? Вот и мы так решили. Избрали шоколадного Обаму и все его президентство были в шоколаде. Подкидывали периодически идиотам в их широко разинутые от удивления хлебала все более экзотические, но при этом якобы экзистенциальные вопросы. Не “быть или не быть?”, а “быть или не быть геем?” – вот в чем шекспировская драма современности. Но нельзя обманывать всех бесконечно, и нет ничего страшнее почувствовавшего себя обманутым идиота… Дебилы отомстили, избрав себе в президенты несмешного рыжего клоуна. Такого же, как они, дремучего и тупого. Никто не верил, но они это сделали… Помню, на следующий день после объявления результатов собрался наш неформальный клуб на экстренное заседание. Еще вчера мы были властелинами мира, похохатывали, считали себя гениями и купались в золоте, а сегодня… Побитые, опущенные насмешливым мирозданием щенки… И тогда от отчаяния один из нас, занимающийся космическими технологиями, вроде как в шутку воскликнул: – Парни, нам нужна другая планета, на этой уже ничего не исправишь! Марс, например… Технически сложно, но если напрячься… Да нет, лет двадцать пять понадобится. Не успеем… – А может, государство? – неожиданно спросил другой. – Государство? – Да. Государство. Такая новая Америка… – подхватил третий. – Точно, наше собственное государство, построенное на иных принципах… – Государство без дебилов или с крайне малым их количеством… – Но где ж мы такое найдем? – Да тут, прямо тут… – Калифорния? – Калифорния?! – Калифорния!!!