Ответ действительно лежал прямо у нас под ногами. Со всей Америки, со всего мира стремились сюда креативные, талантливые, амбициозные люди. Их концентрация здесь просто зашкаливала. Дебилы, конечно, тоже имелись, куда ж без них. Но дело не в дебилах, а в их количестве. По многим причинам в родной нам Калифорнии процент идиотов был минимальным, и мы остановили свой выбор на ней. Логистика опять-таки идеальная, не нужно никуда переносить офисы и дергать людей с насиженных мест. Сельское хозяйство развито, так что о еде первое время можно не беспокоиться. Близость Мексики с ее ресурсами, с одной стороны, и огромной Канады – с другой. Теплый климат, наконец, не требующий больших затрат на обогрев, и выход к Тихому океану с его многочисленными портами – на случай блокады со стороны материковой Америки. При хорошем раскладе можно было надеяться на присоединение соседних штатов и даже, в долгосрочной перспективе, Канады. За несколько лет мы значительно увеличили штат своих служб безопасности. По-тихому закупили горы оружия и подготовили остальной Америке несколько полувоенных технологических сюрпризов. Например, уже сейчас мы легко можем вырубить интернет на всей территории США, и хрен они его починят меньше чем за полгода. А это означает финансовый, промышленный и энергетический коллапс. Мы можем отключить все смартфоны и большинство компьютеров одним нажатием кнопки. Поверь, если ведущие IT-компании вдруг превратятся в хакеров, мало не покажется никому. В любом случае, если не победить, то разрушить этого колосса на глиняных ногах мы можем достаточно легко. Мы, Айван, – двадцать два, а с тобою двадцать три, умненьких мальчика – можем уничтожить Америку, а значит и весь мир! Только представь, нет, ты только представь… – Сергей мечтательно запрокинул голову, погрузился в себя, но, почувствовав, видимо, неуместность наступившей тишины, быстро очнулся и спросил иронично: – Чего волком смотришь, небось подумал, что я маньяк? Да, подумал. Я правда подумал… До планов поменять планету и основать собственное государство все звучало вполне убедительно. Мой главный конкурент на рынке описывал проблемы интернет-капитализма и капитализма вообще с точностью блестящего врача-диагноста. И только когда он с затуманенным взором стал рассуждать о геополитике и уничтожении США, я подумал… И не просто подумал, но и вслух сказал: – Заигрались вы, ребята. Крыша у вас поехала. – А ты не заигрался? – мгновенно сдулся и превратился в нормального, только очень задолбанного жизнью человека Сергей. – Мы все, брат, заигрались. Мои пацаны поняли, что ты сделал с Sekretex и интернетом. Теперь это одно и то же. Так что назад дороги нет. На то, чтобы отключить интернет, никто не пойдет. Неизвестно еще, кто из нас больше заигрался… Этот аргумент мне было крыть нечем, и от отчаяния я попробовал поговорить с Сергеем по-человечески. – Так что же теперь делать, брат? – спросил я грустно. На самом дне моей грусти все же присутствовала слабая надежда. Ну не могли двадцать два умненьких мальчика так крупно лохануться. И надежда моя частично оправдалась. – Да не ссы, друг, – ободряюще улыбнулся Сергей, – знаем мы, что делать. И уже давно делаем, между прочим. Не собираемся мы уничтожать твою, да и нашу любимую Америку, а, напротив, используя все вышесказанные аргументы, намерены с ней договориться. И шансы на это, я думаю, крайне высоки. Пускай дебилы живут, как хотят, мы им даже поможем: дадим технологии, разработаем уникальные лекарства, продлим, улучшим и удешевим их дебильную жизнь. Пусть только нам не мешают. Ну не могут уже при современном технологическом укладе и демократическом устройстве дебилы и нормальные люди уживаться на одной территории. А терять ни уклад, ни демократию нам не хочется. Значит, нужно спокойно и наиболее мирным, безболезненным способом разделиться. И такой способ есть! Мы не закроем границы, не порвем экономические связи. Любой американец будет иметь право работать в Новой Калифорнии, но стать ее гражданином и голосовать сможет, только пройдя небольшой тест на интеллект, то есть доказав нам, что он по крайней мере не дебил. И не только американец – любой человек из какой угодно страны, вне зависимости от национальности, религиозных и политических убеждений, сможет сделать то же самое. Для иностранцев, правда, тест будет пожестче. Людям другой культуры, чтобы воспринять нашу, нужно быть не просто нормальными, а еще и умными. “Умная страна для умных людей” – отличный лозунг… Это новая энергетика, новая Америка, брат. Мы перезапустим матрицу и просуществуем еще как минимум несколько столетий. У нас уже все готово: оружие, технологии, даже собственная убойная и обеспеченная доходами наших двадцати двух ведущих технологических компаний криптовалюта. Эта штука легко побьет доллар и скоро станет главной мировой валютой. А с рыжим придурком мы договоримся, даже не сомневайся. Он, торгаш из двадцатого, прошлого, века, гордится, дурачок, своим умением совершать сделки. Вот мы и совершим. Кнут и пряник, брат, да еще немного деньжат и много расчесывания его раздутого эго. Это все, что ему нужно. И мы ему это дадим, пускай подавится, нам не жалко… Ну вот, я тебе все сказал. Присоединяйся к нам, брат, не бойся. У нас все получится. А теперь можешь задавать вопросы, если они у тебя остались. – Почему вы не позвали меня раньше? Вы же, как я понимаю, долго над этим проектом работаете, еще до моего приезда в Америку начали… – А ты въедливый и упрямый, как все русские… Ладно, хочешь правду, на тебе правду. Ты таран, Айван, ты торпеда, призванная взорвать этот давно уже прогнивший мир. Я не знал, что ты придумаешь в противостоянии с системой, но был уверен, что это будет очень радикально. Ты придумал объединить Sekretex и интернет. Фантастическая, безоглядная, безумная идея, отрезавшая нам всем путь к отступлению. И хорошо, что отрезавшая. Никому из нас она бы просто в голову не пришла. Не из того мы теста, не той варварской, необузданной культуры. А теперь скажи, пришла бы тебе эта идея, если бы ты советовался с двадцатью двумя американскими мудрецами? Может, и пришла бы, но ты бы потом двадцать два раза подумал, взвесил все, отрефлексировал. И не психанул бы, не взорвался, не сжег за собой по русской варварской привычке все мосты. А ты торпеда, ты должен был взорваться! В этом твоя миссия на Земле. И ты взорвался. Вот такая у меня для тебя правда, Айван. Не уверен, что она тебе понравится, но другой у меня для тебя нет. Мне понравилось. Не знаю, сказали ему его аналитики о моей маниакальной тяге к честности или он сам догадался, но мне понравилось. И тогда я задал последний и самый главный вопрос. Что он ответит, я уже примерно предполагал, но не задать его не мог. – А зачем я вам нужен, ребята? Решили – делайте. Свою функцию торпеды я уже выполнил, когда взорвал этот гребаный мир. Ну и зачем тогда? Торпеды взрываются один раз, на этом их миссия заканчивается. – Во-первых, твоя миссия еще не окончена, – возразил Сергей. – Да, прогнивший мир ты подпалил, но он еще не взорван. Тлеет, шипит, плюется искрами, но пока держится. А главное, ты не только и не столько торпеда, сколько знамя и символ революции! Ты лидер, Айван. Не случайно тебя называют Князь мира сего. Ты, конечно, можешь отказаться, никто тебя не неволит и не шантажирует. Но подумай: согласишься ты или нет, мы все равно сделаем то, что задумали. Дороги назад не существует. Sekretex и дальше будет обострять противоречия между дебилами и нормальными людьми. Это две разные ветви эволюции, как в свое время человек разумный и неандертальцы, и остаться должен кто-то один. Это эволюция, брат, против нее не попрешь. Естественный отбор. Мы или они. Дороги назад нет. Но без тебя, без лидера, вокруг которого соберется новый человеческий вид, homo normalem (человек нормальный), прольется много крови, гораздо больше, чем могло бы. В разы… Так что думай, брат, хотя, по-моему, думать здесь не о чем. Он был прав, он был во всем прав. О том, что внутри человеческой расы отнюдь не мирно, и с каждым годом все более не мирно, сосуществует несколько разных, практически биологически разных, видов людей, я догадывался давно. Правда, что с этим делать, было неясно. Обособиться, отделиться? Вся человеческая история говорила о невозможности такого варианта. Либо внешние дебилы захватят, либо внутренние расплодятся, как сейчас в Америке, и тоже захватят. С другой стороны, мир рушился везде, кроме Калифорнии. Может, все же стоит сделать попытку? В конце концов все случается когда-нибудь впервые, вдруг на этот раз получится? И с лидером, конечно, лучше, в этом он тоже прав, хотя… Я уже совсем было собрался возобновить старинную дискуссию Троцкого и Сталина о возможности построения коммунизма в отдельно взятой стране, но вдруг неожиданно для самого себя выпалил: – Но я же все равно взорвусь? Это ведь все ненадолго? Я торпеда и должен сгореть! Год-два максимум, да? До старости в любом случае не доживу? Более обескураженным я Сергея не видел никогда. Он сделал несколько глубоких вдохов и как бы самому себе прошептал: – Никто ничего не знает, никто… – Помолчал, отхлебнул из бутылки, сморщился, занюхал выпитое своей несвежей майкой, а потом, видимо, что-то для себя окончательно решив, резко сказал: – Скорее всего не доживешь. – И отвернулся. Жизнь моя к тому времени все равно была кончена. После погибших за меня у здания Верховного суда Калифорнии тысяч людей, после катящегося к черту из-за Sekretex мира какая жизнь? Ну правда, что мне было делать? Спрятаться, сбежать на райские острова и откисать там под пальмами, а взбаламученное мною человечество пускай тем временем оседает на грешную землю в виде мелко перемолотых косточек? Это подло. Я кто угодно – тупой, самоуверенный, сумасшедший, – но не подлец. И я решил согласиться, подумал, что другого выхода просто не существует. Я даже уже рот раскрыл, чтобы произнести “согласен”, но – замер. Линда… Она мне этого не простит. Кроме смысла, самоуважения, подлости и святости, была еще Линда. И она заслоняла все. С ней я мог быть даже подлецом. Без нее меня бы просто не было. Жизнь, как известно, это способ существования белковых тел. Мой способ оказался неверным. Такой обнадеживающий в начале, он привел меня в тупик, где ни сопротивляться, ни плыть по течению я больше не имел возможности. Потрясенный осознанием этого факта, я стал то ли отключаться, то ли засыпать. Сергей потом подтвердил, что так и было. Уставился, мол, в одну точку осоловелым взглядом. Он еще подумал, что я медитирую, перед тем как принять важное решение. Но когда я начал клевать носом и заваливаться, похрапывая, на диван, он возмутился, растолкал меня и спросил недоверчиво: – Ты чего, друг, спишь или придуриваешься? – Отстань от меня, не хочу… – ответил я вяло. Это я уже помню, потому что еще сильно удивился, как тяжело ворочается язык во рту. Хуже, чем у пьяного. – Да что случилось, Айван, ты же был почти готов?! – Был, – коротко и радуясь, что можно так коротко, кивнул я. – И что? – Жить не могу. Надоело. – Черт возьми, и это говорит мне знамя революции, торпеда прогресса и Князь мира сего? Ты что, рехнулся?! – Надоело… – Слушай, дружище, я не знаю, чего ты там себе навыдумывал, но так нельзя. Жизнь, она как женщина, ее нужно любить, ее нужно хотеть, ее нужно иметь наконец! – А если нет? – Если нет, она поступит так же, как женщина, которую не любят, не хотят и не имеют. Она тебе отомстит. Больно. Сильно. Подло. – И пусть… Уже отомстила. Мне действительно было все равно. Я стремился поймать и почти поймал ускользающий сон. Как хитрый рыбак, я не сразу дернул леску, а выждал нужное время и только потом подсек. Почти получилось, еще несколько секунд – и провалился бы в желанное небытие, но тут Сергей хлопнул себя по лбу и произнес фразу, заставившую меня проснуться: – Это из-за Линды, что ли? Ну точно, из-за Линды! Как же я сразу не догадался… – Откуда ты знаешь? – Да рассказала она мне, какие мы все самовлюбленные придурки. Еще когда помощи пришла просить после твоего ареста, рассказала. Дескать, заигрались мы в благородных пиратов и не заметили, как погубили мир. А сейчас, когда к тебе заходил, я ее встретил, и лицо у нее такое было, будто ты трахнул как минимум пол-Голливуда. Но ты же не трахнул? Ты под арестом сидел и не мог трахнуть, поэтому разногласия у вас только идеологические, да? – Да, она хотела, чтобы… – Нет-нет, подожди, дай угадаю. Значит, так… Ты ничтожный чувак с непомерным эго. Из-за тебя две тысячи трупов лежат на площади и еще сотни миллионов по всему миру сходят с ума, губя себя и окружающих. И поэтому ты должен уничтожить Sekretex. Так? – Ну примерно… – Послушай, Айван, это же полная ерунда, глупость просто, и все. И не нужно мне возражать, никакой я не мужской шовинист. Женщины, дружище, не глупее мужчин, возможно, даже умнее, но у них несколько иная функция. Они – это жизнь. Они – знамя, передовые силы и авангард существования. Они дают жизнь, заботятся о ней, холят, лелеют, выращивают, они апостолы жизни. Но проблема состоит в том, что мироздание – это не только жизнь. Это жизнь и смерть вместе. Всегда вместе. Одно без другого невозможно. А женщины этого по природе своей не понимают. И не хотят понимать. И не нужно им этого понимать! За это мы их и любим. Но мы-то понимаем, Айван, не правда ли? Ни одно новое не появилось на свет без крови. Любое новое вытесняет старое. И даже человек рождается в муках, слизи и страданиях существа, его породившего. Хорошо, что есть женщины, апостолы жизни. Их легко любить, и мы их любим потому, что они и есть жизнь! А вот как они нас любят, я не понимаю. Грязных, грубых, подминающих под себя нежное мироздание – любят. Ты вспомни, брат, каким она тебя полюбила. Просветленным, наблюдающим и ни во что не вмешивающимся буддистом или шустрым, на ходу подметки рвущим парнем? То-то и оно… Просто сейчас трудный момент, смерть побеждает, и это противоречит женской природе. Ничего, пройдет время, и Линда поймет, что смерть всего лишь дала дорогу новому. Нужно подождать, и все наладится… Он говорил очень убедительно и скорее всего был прав, но вся его правота меркла перед одним незатейливым фактом. Линда не простит меня. Никогда. – Если я возглавлю ваши отряды смерти, Линда не простит меня, – сказал я печально и от тоски приложился к бутылке. Сергей подождал, пока алкоголь прожжет себе дорогу. Обнял меня, как маленького, по-отцовски, и ласково, очень ласково успокоил: – Простит, дружище, поверь мне, простит обязательно, и пожалеет, и приласкает… со всеми вытекающими… Ты, главное, вот о чем не забывай: жизнь – она как женщина, я тебе уже говорил. Но и женщина – она как жизнь. Вернешь себе жизнь – вернется и женщина. Не вернешь – потеряешь обеих. Ну так что, отобьем у полчищ дебилов свои единственные, неповторимые жизни или сопли жевать будем? О том, что Сергей Брин мог убедить кого угодно в чем угодно, давно знали все, иначе не создал бы он свою империю. Но не в этом было дело. Он дал мне шанс на спасение. А за такой шанс люди на что угодно согласны. Особенно когда они смертельно больны. “Пообещай мне жизнь вечную, а я за это тебе душу отдам…” – примерно такой товарообмен происходит между Господом и людьми. И я тут не исключение. Выхода я не видел, Сергей звучал убедительно, и я согласился. – Отобьем! – сказал я преувеличенно бодро и тут же позорно дрогнувшим голосом спросил: – А она точно простит? Брин рассмеялся, хлопнул меня по плечу и молча кивнул. “Вернешь жизнь – вернется и женщина”. Эта его мысль заполнила меня и стала смыслом моего существования на следующие полтора года. По итогам, Капитан, вы все знаете – жизнь и женщину я не вернул, а душу отдал. Глава шестнадцатая Дышать Прямо из комнаты, где мы с Сергеем беседовали, через неприметную дверь в самом темном углу мы попали в просторный, облицованный мрамором зал. Посреди него за огромным круглым столом сидели умненькие мальчики в полном составе. Встретили они нас настороженно – не знали еще, чем закончились переговоры с неадекватным русским Иваном. Напряженность нужно было снимать. Пошутить, что ли? – И это собрание отцов-основателей государства нового типа? – спросил я удивленно. – А что тебя не устраивает? – поинтересовался в ответ один из них. – Ну как, двадцать два белых мужчины, ни одной женщины, ни одного представителя национальных меньшинств… На заседание в ставке Гитлера похоже. Где ваша толерантность, джентльмены? Да вас Me Too живьем сожрет и не подавится. Рыжему придурку даже напрягаться не придется. Все немного расслабились, заулыбались, а Марк Цукерберг якобы обиженно произнес: – Ну, насчет ставки Гитлера, друг, это ты погорячился. Я вот, например, еврей. И не я один, Сергей вон тоже… Чем тебе не национальное меньшинство? Евреи в ставке Гитлера – такое разве возможно? – Нет-нет, он прав, точно прав! – послышался смешок с дальнего конца стола. – Какое вы, евреи, на хрен, меньшинство? Вас здесь большинство уже, наверное. Он прав, нет среди нас меньшинств, если, конечно, не считать затюканных политкорректностью белых англосаксов. Тут все не выдержали и рассмеялись. Напряжение спало, и мы принялись неторопливо обсуждать план захвата власти в штате Калифорния. Ничего нового мы не придумали. Все вполне традиционно. Вокзалы, почта, мосты, банки, порт. Интернет и так уже был в наших руках. Объединив корпоративные службы безопасности, мы получали в свое распоряжение более пяти тысяч штыков. В принципе, вполне достаточно, чтобы произвести небольшую революцию. Но на штыках долго не усидишь, поэтому прежде всего мы нуждались в поддержке восставших масс. А массы, между тем, восставать не спешили – деморализованные побоищем у здания Верховного суда, они забились по норам и боялись даже нос высунуть на улицу. К тому же рыжий придурок объявил военное положение и обещал расстреливать каждого, кто окажет сопротивление. Чтобы зажечь трусивших обывателей революционным огнем, нужен был лидер. Стать им согласился я, а подробный план восстания мои коллеги-заговорщики написали задолго до нашей встречи. В ответ на угрозы федерального правительства они решили созвать митинг протеста. Ну не будет же армия стрелять в мирных людей. А если будет, у нас есть пять тысяч хорошо обученных и отлично оплачиваемых бойцов. Еще посмотрим, кто кого… Двадцать два умненьких мальчика заранее набросали текст воззвания, дали его мне, велели расположиться на фоне флага Калифорнии и пригласили оператора для съемки. Послушно выполняя все их указания, я встал около флага, изобразил одухотворенное лицо и попытался произнести текст. Но когда я вник в смысл написанных фраз, у меня пропала всякая охота их произносить. Очередная высокопарная чушь. Что-то заумное и снобистское о правах человека, свободе и демократии. Я просто не мог это выговорить. И тогда, отшвырнув в сторону листок с тупыми банальностями, я экспромтом выдал то, чего никто не ожидал… – Снимай! – коротко бросил я оператору, и он меня послушался. С минуту я просто смотрел в камеру, ища в себе точку опоры. Некоторые люди называют ее правдой, или честностью, или верой. Я нашел это в себе. Умненькие мальчики утверждали потом, что мне и речь произносить нужды не было, в глазах уже все читалось. Но я тогда не знал, что и где там читается, поэтому лишь спросил у оператора: “Снимаешь?” Он кивнул, и я медленно, преодолевая эмоции, начал говорить. – Здравствуйте… Меня зовут Айван Градов… Я… я беглый преступник… Да, тот самый, за которого… из-за которого погибли тысячи людей в Сан-Франциско… И вот что я хочу вам сказать: я не сто́ю того… Я не стою и одной жизни… Я не стою ни единой капли вашей крови. Я не стою волоска с ваших голов… Простите меня, люди. Я знаю, это никого не утешит, но мне очень больно. Мне теперь жить с этим… Простите… я не сто́ю… Не сто́ю, но… Но вы, люди, сто́ите! Вы, ваши мужья и жены, братья и сестры, родители и дети – сто́ите. Вы достойны, черт возьми, нормальной жизни! Вы достойны свободы и радости, вы достойны самых лучших вещей на свете! Дело не во мне, дело в вас… В вашем… в нашем общем будущем… И в прошлом. В вас стрелял не этот рыжий, сошедший с ума и потерявший всяческие берега придурок. В вас стреляло прошлое. Прошлое, где рыжие, черные, белые, желтые самодовольные болваны считали вас за быдло. Думали, что они вас контролируют, что они лучше знают, что вам можно, а чего нельзя. Что они имеют право наказывать, убивать, держать в неволе, отнимать у вас деньги, свободу, душу наконец! Когда-то давно эти болваны назывались императорами и королями, потом диктаторами, потом богатеями, потом элитой. Грязь они, а не элита! Пыль прошедших веков, вот кто они. Вы – элита! Вы – свободные граждане Калифорнии, Америки, Европы и всего мира! Настало время показать пыли ее законное место. На подошвах наших ботинок, вот где ее место! Не мы это начали, не мы сажали, запрещали и лишали жизни, но мы это закончим! Завтра мы выйдем на площадь. Я прошу всех, кто не считает себя быдлом, встать и выйти! Не за меня, не против них… За себя выйти! Я провозглашаю свободную, независимую Калифорнию! Новое государство, основанное на старых, но забытых ныне принципах. Свобода. Равенство возможностей. Взаимоуважение. Разум. Терпимость. Творчество. Мы проведем референдум, чтобы никто не обвинил нас в узурпации власти. Мы изберем себе руководителей, мы очистим идеалы отцов-основателей США от прилипшего к ним самодовольного дерьма! Мы станем примером и путеводной звездой для всего человечества! Но все это будет потом… А завтра… завтра просто выйдите на площадь. За себя, за будущее, за свободу! Я тоже буду там. И я даю вам слово: если вы не придете, я вернусь в тюрьму. Если вам не нужно будущее, я, Айван Градов, добровольно сяду на электрический стул. Потому что зачем тогда жить – без будущего? Но я уверен: этого не произойдет. И я такой не один. Мы тут с ребятами собрались, потолковали и решили, что пора положить конец власти самодовольных дебилов. У нас есть ресурсы, мы представляем лучшие компании и новые технологии. Но это не главное. Главное, что завтра все мы выйдем на площадь! Ребята, давайте, не стесняйтесь, скажите людям… Первым ко мне подошел Сергей. Я протянул ему микрофон, но он его не взял, а вместо этого приобнял меня за плечи и твердо произнес: – Я, Сергей Брин, завтра выйду на площадь. За вас, за себя, за свободу! Сказал – и отошел на два шага, уступая место следующему. – Я, Марк Цукерберг, завтра выйду на площадь. За вас, за себя, за свободу! – Я, Илон Маск… – Я, Билл Гейтс… – Я, Ларри Эллисон… Все двадцать два умненьких мальчика стояли у меня за спиной. Ни один не дрогнул. Многие мне потом говорили, что ничего более страшного, великого и пробирающего до костей они в своей жизни не видели. Пытаясь как-то выразить переполняющие меня эмоции, неожиданно для самого себя я поднял руку, сжал кулак и выкрикнул: