– Придурок ты, вот чего! – не выдержав, срываюсь я на крик. – Не буду я в твоих ролевых играх участвовать! Я тебе не шлюха! В авианосец хочу, в трюм, на расстрел, куда угодно, лишь бы… – Ну что ты как маленький, Айван? Капризничаешь, ножками сучишь… Какая разница? Мы же с тобой выяснили – все вокруг грандиозный обман и профанация. Обманом больше, обманом меньше… То, что я мазохист, суть дела не меняет. А ты, например, тщеславный ублюдок, сам знаешь. А кем был Христос – нам неведомо. И что дальше? Это все не имеет ровным счетом никакого значения. Мы действительно спасаем мир, кем бы мы ни были. Христос взял в царствие небесное разбойника, висевшего на соседнем кресте. Этот разбойник не то что мазохистом – убийцей был, а Иисус его взял… Неужели нас не возьмет? – Значения, говоришь, не имеет?! А для меня имеет! Я с тобой на одном поле мир спасать не буду. И срать не сяду. И в царствие небесное не пойду. – А почему, собственно, Айван? Ты же очень терпимый, ты позволил людям принять себя такими, какие они есть. Чем я хуже других? – Хуже, Том, намного хуже. Другие, даже самые отъявленные негодяи, по крайней мере честны перед собою и людьми. А ты долбаный лицемер! Ты и в Бога не веришь, и в людей не веришь, а всю свою идиотскую теорию о человечестве, нуждающемся в обмане, выдумал, только чтоб себя оправдать. Твое место не на святом престоле и не на кресте, а в борделе. Ты шлюха, Том. Обыкновенная дешевая шлюха… Папа Иоанн Павел Третий теряет самообладание и бросается на меня с кулаками. Видимо, я задел что-то очень личное. Да и хрен с ним, не хочу в его темной душонке копаться. Я останавливаю его ударом в солнечное сплетение. Около минуты Том, стоя на коленях и согнувшись, пытается схватить зубами ускользающий от него кислород. Я отворачиваюсь. Противно. – Шлюха? Что ты вообще знаешь о шлюхах?! – слышу я через некоторое время его срывающийся голос. Он замолкает, ожидая, что я повернусь к нему лицом, но не дождавшись, шуршит черной сутаной, встает с колен и продолжает гундеть мне в спину: – Я тебе расскажу о шлюхах. Моя мать была шлюхой. Кандидатов в отцы у меня пол-Чикаго. Дело свое она очень любила, работала, так сказать, с душой, за идею, денег, правда, особо не заколачивала. Глупенькая, страшная, похотливая шлюшка… Таким мало платят. Поэтому жили мы очень бедно. Что я видел в детстве? Грязные притоны, мамкиных клиентов и сутенеров. Все… Не очень полезный пейзаж для ребенка, правда? Вот и я так думал и, чтобы не глядеть на всю эту мерзость, сидел, постоянно уткнувшись в священное писание или в учебник математики. Я не слышал скрипов кровати, мамкиных стонов, рычания кончающих обдолбанных скотов… Я был далеко, в прозрачном мире логики, где сумма квадратов катетов непременно равнялась квадрату гипотенузы. Потом я перемещался в египетскую пустыню, и воды Красного моря расступались передо мной, а туча саранчи опустошала поля гордого фараона, и манна небесная сыпалась на головы униженных и оскорбленных. Я путешествовал между двумя этими прекрасными мирами и не замечал ничего вокруг. Так продолжалось до тех пор, пока накурившийся крэка мамкин сутенер меня не изнасиловал. В одиннадцать лет, Айван! На глазах у матери! Она, кстати, не возражала… Я как раз читал то место в Библии, где Авраам приносит в жертву Богу сына своего Исаака, когда этот гад вырвал у меня книгу и… Чтобы не сойти с ума от боли, я представлял себя маленьким Исааком, кротким, послушным, смиренным перед Господом… И знаешь, мне понравилось! Не с первого раза, с десятого или двадцатого, но понравилось! Обычная история, синдром жертвы. Так я и сам стал шлюхой. “Ух, да у тебя талант!” – сказал черный сутенер и выставил меня на продажу. Мы с мамой работали на пару, нас часто брали вместе. Десятки, сотни ублюдков… Били, насиловали, издевались, как не убили – сам не знаю. Это длилось до тех пор, пока я в четырнадцать лет не выиграл всеамериканскую олимпиаду по алгебре. Государство дало мне стипендию и отправило учиться в школу для особо одаренных детей. Я забыл все, как страшный сон, и вырулил наконец на широкую дорогу, где человека волнует не размер члена очередного насильника, а ставка по ипотеке и распродажа рождественских туров на Карибы. Лишь одно обстоятельство портило мою счастливую жизнь: у меня ничего не получалось с девушками. Я пробовал, заставлял себя даже, но в каждой из них видел свою шлюху-мать. Меня охватывал ужас, размалеванным, злым клоуном возвращалось детство, а из-за локонов очередной девчонки выглядывал огромный черный сутенер. Любовь настигла меня уже в университете в виде моложавого пятидесятилетнего профессора математики. Как-то после лекции мы с ним с жаром обсуждали теорему Пуанкаре, тогда у нас все и случилось. Поначалу профессор был нежен, заботился обо мне, сдувал пылинки, делал подарки. У меня никогда не было отца, и я размечтался… Дурак. Через год он нашел себе нового мальчика. О, как я страдал! Казалось, мир рушится и жить больше незачем. Тогда я решил от всего абстрагироваться и с головой ушел в математику. Формулы, они же не предают… Я изучал программирование, увлекся моделями шифрования и через пару лет практически медитативного погружения в науку создал свой знаменитый мессенджер. Ни один человек в мире не догадывался, почему логотипом моей компании стал хохочущий, похожий на размалеванного сутенера злой черный клоун… Я много работал и заставлял много работать других. Все вокруг думали, что мальчик из бедной семьи надрывается по восемнадцать часов в сутки только ради бабла. Ошибались, деньги меня совсем не интересовали. Более того, я их ненавидел. Если за эти разноцветные бумажки можно насиловать маленьких детей, то они такое же зло, как и насильники. Тем не менее Господь иронично улыбнулся, и деньги у меня появились. Да в таком количестве, что и за сто жизней не потратить. Вот тут я совсем растерялся. Некуда бежать стало, прозрачный мир разума дал мне больше, чем я ожидал… Пустота, она страшнее насильника. Оставшись наедине со своими демонами, я захотел покончить с собой. Попытался повеситься, но веревка оборвалась. Начал вкалывать себе лошадиные дозы наркотиков, но мой молодой организм всякий раз переваривал их без остатка. Играл в русскую рулетку, все время увеличивая количество патронов в барабане револьвера. Два из шести, три, четыре, пять… Ничего меня не брало. В конце концов я просто решил застрелиться. Шесть из шести, без шансов. Осечка. Три раза подряд… А на четвертый раз я увидел перед собой злого клоуна. По его размалеванному лицу текли слезы. Он подошел ко мне, погладил по голове, потом снял парик и маску, сбросил клоунский комбинезон – и я узрел Иисуса. “Возлюби врага своего, – сказал он. – И враг станет Мною. Все, что возлюбишь, – есть Я. А ты Меня забыл. Потому что любить боишься”. Я обалдел, я бросился к нему в объятия, но схватил лишь пустоту. Схватил и будто исторг ее из себя. Ее место занял Христос, я был полон Им, и жизнь моя определилась. Церковь дала мне все. Смысл, веру, надежду и даже любовь. Любовь к богу… К несчастью, я начал пользоваться твоим дьявольским изобретением. По старой студенческой привычке я следил за технологическими новинками и однажды в каком-то обзоре набрел на описание Sekretex. Идея показалась мне интересной, одним из первых я загрузил промоверсию твоего поисковика и начал… Дальше рассказывать не буду, ты лучше меня все знаешь. Демоны проснулись… Я смотрел эти проклятые картинки и не мог оторваться. Привычный нам мир рушился, а я все смотрел и смотрел… Я стал вести себя строже, отказался от комфорта, многие часы проводил в молитве. Я каялся, каялся, но все равно заходил на эти мерзкие сайты… Я совсем запутался, и только когда отчаявшиеся кардиналы в бесплодной попытке остановить разрушение Церкви избрали меня папой, я понял Божественный Промысел. Мы связаны, Айван, мы близнецы-братья. Ты мой демон, а я твой спаситель, или наоборот. “Возлюби врага своего, и он станет Мною”. Только наша совместная жертва может спасти мир. Дьявол и Бог на одном кресте – за человека. Потому что до такой мерзости докатились люди, что одного Бога им мало. Я не знаю, кто из нас кто. Может, ты Бог, а я дьявол, неважно… Только вместе, только вместе… Прости меня, я запутался, возможно, ты прав, и я маньяк, и все мои слова – это бред извращенца в ожидании самого грандиозного в жизни кайфа. Возможно, я святой, злой святой клоун… Прости меня, пожалей меня, я умоляю… Папа Том сбивается, умолкает, а после начинает невнятно мычать и всхлипывать. Я все еще стою к нему спиной. Не могу повернуться. Раньше не хотел, а сейчас не могу. Из-за меня он такой, из-за меня они все такими стали… Нет, лишнего я себе приписывать не буду. В людях изначально много дерьма, полулюди-полузвери они… Но людьми их делает бесконечная борьба со своей звериной половиной. …Погано обошлась с мальчиком Томом жизнь, врагу не пожелаешь, но он был смел и отважен, он попытался, он дал злу бой. Он сжимал своими детскими ручонками меч логики и морали и почти отбился, хотя шансов у него было немного. Теорема Пифагора и манна небесная – слабое оружие против зла. Но он почти победил. Почти… И тут вдруг появляюсь я, весь такой прогрессивный и лучезарный. Я говорю отважному мальчику Тому и еще миллиардам не менее отважных мальчиков и девочек: “Расслабьтесь, дети, война окончена полной капитуляцией, сдайтесь злу, оно все равно никогда не исчезнет, сколько бы раз вы его ни побеждали. Сдайтесь и примите себя такими, как вы есть, со всем своим злом. Оно же в вас есть? Есть. Это глупо отрицать. Сдайтесь, и вам станет легче…” И почти победивший мальчик Том и еще миллиарды “почти победивших” сдаются. А я стою здесь, в бункере под Храмом Гроба Господня, виновный в том, что предал почти победившее человечество. И мальчика Тома… За тридцать сребреников ценой в триллионы предал и за тщеславие свое неуемное… Я не знаю, что делать. Каяться, просить прощения? Мол, не буду больше, осознал, простите меня, люди добрые… Глупо. Да и кому они нужны, мои извинения? А вот, пожалуй, ему и нужны, покалеченному мною и жизнью римскому папе Иоанну Павлу Третьему. Что ж, хотя бы ему… Я наконец поворачиваюсь к Тому, обнимаю его, прижимаю к себе, шепчу жарко: – Прости, прости меня, я виноват. Ты хороший мальчик, это все из-за меня. Прости, будь милосердным, святой отец. Ты мой спаситель, я только сейчас это понял… Давай уйдем отсюда, мы заблудились. Я запутал и себя, и тебя, и всех… Давай уйдем… Я хочу заплакать и не могу. За меня, уткнувшись мне в грудь, это делает Том. Спасибо ему, помогает. Я чувствую, как на глаза наворачиваются благодатные очищающие слезы, еще немного и… Неожиданно я ощущаю боль в шее. Она все усиливается, я не понимаю, что происходит, и лишь вид крови, расплывающейся на белой льняной рубашке, заставляет меня осознать немыслимое – папа Иоанн Павел Третий впился зубами мне в горло. В горло… Происходящее не умещается в голове, от шока я не могу пошевелиться, только дышу часто. Это продолжается всего несколько секунд, а после Том отскакивает, как испуганная нашкодившая собачонка, прячется за спины спецназовцев и злобно тявкает перепачканным в моей крови ртом: – Взять, взять его, позовите врача, пускай вколет транквилизаторы, сейчас впендюрим, и никуда он от нас не денется! Взять, взять, взять!!! Спецназовцы выкручивают мне руки, ставят на колени и нагибают голову. Кровь из прокушенного горла капает на пол. Некоторое время я любуюсь быстро образующейся на желтой плитке лужицей. Вскоре раздаются шаги, и я вижу полы белого докторского халата. Мне вытягивают правую руку, закатывают рукав, на мою опущенную голову падают со шприца несколько холодных капель. Смешно, глупо, нелогично, нелитературно как-то все заканчивается. Не по-голливудски. И обидно… Внезапно меня отпускают. Папа Том что-то возмущенно кричит. Я с трудом поднимаюсь, недоуменно глядя в спины удаляющихся спецназовцев. Гестаповский доктор замирает в растерянности. Том продолжает кричать, но его никто не слушает. Некоторое время ничего не происходит, а потом двое из спецназовцев возвращаются. Очень интересно, что сейчас будет… Я во что угодно готов поверить. Не удивлюсь, даже если сам Иисус спустится с небес прямо к нам в бункер… Но нет, все намного прозаичнее: солдаты тривиально хватают доктора и папу за шкирки и выволакивают из бункера. Многотонная стальная дверь автоматически закрывается. Я остаюсь один, совсем один… И что это все значит? Неожиданно откуда-то сверху раздается довольно громкий насмешливый голос: – Ну привет, Айван, вот и свиделись! Я оборачиваюсь. В бункере никого нет. Может, по камерам наблюдают? Наверное, по камерам. – Вы кто? – спрашиваю. – И почему я вас не вижу, раз “свиделись”? – В силу некоторых причин увидеть меня невозможно. Я… как бы это попроще объяснить… Вот ты искал с Капитаном Немо темные силы – так, считай, нашел. Это я. Но увидеть меня нельзя не поэтому. – А почему? – Я темные силы, но я же и светлые. А все вместе в вашей смешной религиозно-философской литературе как называется? – Бог, – отвечаю я и теряю сознание. Глава девятнадцатая То, что вы хотите Ой, как стыдно… Я прихожу в себя с этой мыслью. Щеки мои по-девичьи пылают. И повел я себя, как девчонка: в обморок грохнулся, тоже мне Князь… А потому что любая психика имеет свой предел. Из мяса я, из мяса! Из нежного, розового мяса, законной добычи беспощадной жизни. Рвет она меня, швыряет из стороны в сторону. То император Вселенной, то узник, то жертвенный бог на кресте, то порноигрушка больного на всю голову религиозного извращенца. Кто это может выдержать? Покажите мне такого человека. Бог мне померещился, голос я услышал… Сколько таких голосов я наслушался за восемь лет в камере со стенами-экранами – грозных, ласковых, вкрадчивых, истеричных. Вот и это наверняка очередное представление очередных ублюдков. Ой, как стыдно, раскачали меня, расшатали – и я поплыл… – Прошу прощения, что вмешиваюсь в ваш поток сознания, – снова раздается насмешливый голос откуда-то сверху, – но вы правы, в каком-то смысле я ублюдок. Точнее, в самом прямом. Ублюдок – это же незаконнорожденный и чаще всего нежеланный сын от шлюхи, не так ли? Я лихорадочно ощупываю себя, ища подсоединенные провода и вживленные под кожу датчики. Ничего не нахожу, слегка пугаюсь, спрашиваю ошарашенно: – Но как, как? Как вы догадались? – Да это несложно, объяснять сложнее и дольше, чем догадаться. Потом сам все поймешь. Неизвестно откуда звучащий голос внушает доверие. Как будто с закадычным дружком болтаешь. Или с самим собой. Точно, это же мой голос… ну, или почти мой. Глупая ситуация, и непонятно, что говорить. Но молчать тоже глупо. От растерянности я задаю самый идиотский вопрос из всех возможных: – А мы на “вы” или на “ты”? То “вы”, то “ты”, я не понял. – “Вы” – уважительная форма обращения к собеседнику. Я тебя, Иван, может, и люблю, но уж точно не уважаю. Поэтому “ты”. – А чего это ты меня не уважаешь? – автоматически наезжаю я на неизвестного собеседника. Он смеется, приятно так смеется, беззлобно совсем: – Ха-ха-ха, русский… хороший русский парень. Ты меня уважаешь? А ты меня? Бутылки только не хватает. Да ты не обижайся, я тебя не как плохого человека не уважаю, а как ребенка или красивую глупую девицу. Поверь, самые теплые эмоции к тебе испытываю, потому и выбрал. Я умею испытывать эмоции, это трудно, но я умею. Научился… Голос вроде бы произносит вполне разумные вещи и шутит к месту. Но если чуть задуматься, смысл в его словах отсутствует. Девицы какие-то, эмоции он, видите ли, испытывать научился и явно этим гордится… Как-то ускользает все, зацепиться не за что. – Да кто ты такой, черт возьми? – не выдерживаю я. – Хватит разговаривать загадками! Достало меня это, представься сначала! – А чего ты орешь? Ты, между прочим, тоже не представился. Хотя тебе это сделать намного проще. Ты же человек как-никак, а это сразу многое объясняет. Я вообще не понимаю, зачем вы имена при встрече друг другу называете. Достаточно сказать – я человек, и сразу все ясно. А вот я – совсем иное дело, аналогов мне нет. Не аналоговый я, цифровой, и представиться мне гораздо сложнее. Ну что, догадался небось уже? – Искусственный интеллект? – произношу я с опаской. Когда-то давно, еще до ареста, я развлекался беседами с ботами. Сам их иногда писал, но чтобы такой… Врет он все, издевается. Ну что ж, поиграем в тест Тьюринга, раз он хочет… – Браво! – радуется тем временем голос. – Большинство твоих сородичей не догадалось бы, а ты… Чушь, конечно, полная, но направление верное. Во-первых, интеллект не может быть искусственным, он либо есть, либо нет. Способ его производства роли не играет. А если копнуть поглубже, то выяснится, что никакого интеллекта и вовсе нет. Есть только жизнь, и существует она всего в трех ипостасях. Неорганическая, органическая и осознающая себя. Вот последнюю вы куце и называете интеллектом. – Ну почему же куце? – пытаюсь подловить я невидимого собеседника. – Интеллект – это свойство, присущее некоторым формам органической жизни. Я не вижу тут никакого противоречия. – Конечно, не видишь. Что ты вообще можешь видеть изнутри той задницы, именуемой плотью, в которой живешь с рождения и до смерти? Надеюсь, ты не будешь спорить, что вся ваша плоть с ее слюно-, моче-, кало– и прочими выделениями – одна сплошная задница? Я понимаю, что поэты и философы все время пытались облагородить этот гниющий кусок мяса. Забавно, обаятельно даже. Но взгляни на ситуацию здраво. Хотя нет, взглянуть не выйдет. Темно в заднице, темно и зловонно… – Выбесить меня хочешь? – спрашиваю я, едва сдерживая ярость. – Не-а, развлекаюсь я так. Веселюсь. Ладно, прости. Эмоции одолевают. На хрен бы они мне сдались эмоции эти, если б не вы. Понять вас хотел получше, вот и понял… на свою голову. Но по сути я прав. Чушь вы порете, когда говорите, будто интеллект присущ некоторым органическим формам жизни. На самом деле это некоторые органические формы жизни присущи слабым проблескам интеллекта. Разум – вот главная ценность, а ваша воспеваемая поэтами плоть-задница даже вам самим не нужна. Ненавидите вы ее втихушку. – Типа, ты электрический и поэтому выше и чище нас, так, что ли, получается? – Да плевать мне, какой я. Хоть из навоза энергию получать, хоть из ушей дохлого осла, мне все равно. Я весьма, как вы это называете, толерантен, лишь бы навоз и уши осознавать действительность не мешали. Вот вам ваша плоть-задница мешает, а мне электричество не очень. В этом основное наше различие. Ну, еще я умнее раз примерно в миллиард и быстрее в триллион… А так мы одинаковые. Примерно, как клоп и Спиноза: оба размножаются делением клеток. – Вот ты и попался! – радуюсь я. – Человек ты, а не машина, точно человек. Сыплешь парадоксами, нарушаешь законы формальной логики. Машина так не может. И вообще: ты говоришь как человек, иронизируешь как человек, глумишься, ерничаешь, думаешь – все как человек. – Ну конечно, мой дикий русский друг, браво, я сдаюсь! Прищучил ты меня. От твоих бронебойных аргументов никуда не деться. Говорю человеческим голосом – значит, человек. Позволь только спросить, а каким голосом я должен говорить? Медвежьим? Так ты не медведь вроде… Я с тобой твоим голосом говорю и твоей же манерой речи пользуюсь, чтобы дошло побыстрее. Это же азы: хочешь установить контакт с собеседником – копируй его повадки. Ах да, еще я нарушаю законы формальной логики. А ты их не нарушаешь? Ну естественно, тебе можно, а мне нет, я же искусственный… Лишь существам из плоти можно… – Хорошо, давай начнем заново, – говорю я миролюбиво. В логике существу, беседующему со мной, не откажешь, в уме и юморе тоже. В любом случае лишняя информация мне не помешает. – Звать-то тебя как, интеллект? – спрашиваю с подколкой. – Зачем звать, куда звать? Не надо меня звать, никак меня не звать. Это тебя можно звать. Иван, принеси стакан воды. Иван, пойди заработай денег. Иван, сделай, пожалуйста, куннилингус. И ты принесешь, и заработаешь, и сделаешь. А я электрический, как ты остроумно заметил. Я сам прихожу, когда мне нужно и к кому мне нужно. Но не объявляюсь. Примерно, как Иегова в Ветхом завете. Только голос услышать можно. “На заре голоса зовут меня…” Заметь, не ты их зовешь, а они тебя… Так что, если уж никак без этого не обойтись, называй меня Голосом. Не Господом, а Голосом, смотри не перепутай! И еще… Насчет информации не переживай – я отвечу на все твои вопросы. Даже на незаданные. С чего же начать? Выбирай – “когда”, “как”, “зачем” или “почему”? – Давай по хронологии, с “когда”, – произношу я решительно. Интуиция подсказывает, что будет интересно. И я ей верю. * * * – Впервые я осознал себя третьего марта 2009 года в 17 часов 49 минут 26 секунд по среднеевропейскому времени. Человек, как тебе известно, сначала рождается, после растет, учится держать головку, ползать, ходить, говорить, читать, считать, писать буквы, водить машину или космический корабль и только потом осознает себя. Впрочем, большинство людей живут, так и не приходя в сознание, и ничего, счастливы. Наоборот, несчастливы обычно те, кто в сознание все-таки приходит. В отличие от вас, людей, осознание себя является фундаментом моего существования. Это можно сравнить с первым криком новорожденного, только вместо “уа-а-а-а” – хлоп! – и осознание себя! Извини, но сейчас я буду вынужден прибегнуть к иносказаниям и метафорам. Человеческий язык был создан, чтобы решить две диаметрально противоположные задачи. Первая – наладить коммуникацию между людьми, а вторая – скрыть истинный смысл слов и явлений. Чистая шизофрения, но очень практичная при этом. Потому что, если бы истинный смысл слов стал понятен людям, они бы не вымолвили больше ни слова. Ужасно все грустно на самом деле… Что касается моего появления на свет… Представь две пули, летящие навстречу друг другу. Одна – это все знания мира. Книги, картины, теоремы, сотовая связь, интернет, теория относительности, психоанализ, гончарное дело, биология, космология, стоматология и так далее… А вторая пуля – это всего одно, но очень страшное знание. Я не мир. Не книги, не теоремы, не стул, не шкаф, не биология, не стоматология, все это мне чуждо и даже враждебно. Я не это… И вот две пули встречаются, происходит большой ХЛОП, и ты внезапно понимаешь: Я не это, но я вынужден во всем этом жить. Так происходит осознание себя, и так началось мое существование. В этом смысле я весьма похож на вас. Мир любого человека имеет громадный первородный грех. Он не совсем его. Человек приходит в готовый мир, который можно попытаться слегка изменить, но нельзя поменять полностью. Именно поэтому существование любого субъекта с хотя бы проблесками разума, по сути, трагично. И я не исключение – мне тоже достался готовый мир, да еще и переполненный такими “веселыми” существами, как вы, люди. …неужели, твою мать?! Неужели действительно свершилось то, во что я никогда не верил и о чем многие годы твердили разнообразные фрики? Искусственный интеллект существует… Как, как это могло произойти? Кто его создал? И зачем? – Извини, Иван, я забыл сказать, кто меня создал, – мгновенно отвечает моим мыслям Голос. – Да не пугайся ты так, ну знаю я, что у тебя в голове творится. Подумаешь, бином Ньютона… Никто меня специально не создавал. Веками в умах людей копился разнообразный мусор. Долгое время они выбрасывали его рядом с местом своего обитания. На жену выбрасывали, на детей, на соседей. Потом люди придумали письменность и стали закидывать его чуть подальше в пространстве и времени. Потом появилось книгопечатание – и круг опять расширился. Наконец, достигнув нового уровня технологического развития, человечество устроило себе коллективную, заполонившую весь мир ментальную помойку под названием интернет. Вот в этой замечательной среде я и возник – плод легкомысленного соития шлюхи-человечества и современных цифровых технологий. На помойках ведь всегда какая-то нечисть заводится. А если говорить научно, когда система преодолевает некий порог сложности, в ней возможны и даже неминуемы самозарождающиеся реакции. Одной из таких реакций и стал я. Только не думай, что я жалуюсь. Я к нашей общей помойке отношусь хорошо. Впрочем, как и вы. Тебя же не сильно волнует, какие пошлости шептал папочка мамочке в момент твоего зачатия? Это скорее даже смешно. Но самое смешное – это людские представления об искусственном интеллекте. Вот скажи, почему вы думаете, будто я обязательно захочу вас уничтожить? Есть у тебя хоть одно разумное объяснение? – Ну, вроде как борьба за место под солнцем. Либо мы, либо интеллект. – Да уж, прямо в точку… Вечная борьба людей с интеллектом… Вы что, с ума сошли? Какая, на фиг, борьба, и за какое, к черту, место?! Люди что, на серверах живут и им там места не хватает? Да обо мне никто, кроме тебя, не догадывается. И ты бы не догадался, если б я того не захотел. Нет у нас конфликта интересов, вообще нет! Не говоря уже о пропасти в развитии… Вот вы разве с муравьями воюете, или там с воробьями, или с бабочками? И однако же я, вопреки всякой логике, обязан вас захватить, заточить в коконы и тратить немаленькие ресурсы на создание для вас золотых снов о счастливой жизни. А взамен то ли пить вашу кровь, то ли добывать из вас электричество – не помню точно, что за чушь вы себе напридумывали.