Через день Нискирич принимает сторону вторых. Большое судилище назначают на внутреннем дворе крепости, больше похожем на глубокий колодец с далеким-далеким небом над головами. Фер Скичира выглядит подавленным, измотанным и старым, впервые представая передо мной и большинством подчиненных в столь ужасном виде. Все (и даже я) отлично знают, как вожак «Детей» любит именно эту из своих малявок, и в неназываемом ужасе опасаются, что он согласится на условия похитителей. Что, в свою очередь, будет означать одно — мгновенную смерть семейства, роспуск казоку-йодда и всех слуг, которых нужда заставит растечься по соседним кланам, закрытие цехов, постепенное ветшание и забвение родной цитадели… И Нискирич действительно согласен на такой исход, я вижу это по его раскосым зеленым глазам, по покосившейся осанке, по вздрагиванию когтистых пальцев. Ради маленькой Аммы этот бездушный убийца готов на все. Я наблюдаю за судилищем с балкона, не спеша присоединяться к шумной толпе во дворе. Продолжаю выкладывать в голове непослушные кирпичики слов. Сочиняю историю про пятерых тощих псов, задумавших перепрыгнуть опасное ущелье. Тревога, предчувствие беды и страх будущего не позволяют сосредоточиться, и я снова злюсь, невольно отдаваясь на волю всеобщей раздражительности. Ксиммика пытают на виду у всего Нароста. Тот стойко, как и положено старшему йодда, переносит мучения, и почти не шипит, когда раскаленная проволочная петля перерезает ему правую кисть. Глядя в глаза сидящему на помосте Нискиричу, он шатается от боли и невероятного унижения, но публично клянется хетто, что не имеет никакого отношения к таинственному исчезновению девчонки. Затем Ксиммику выжигают левый глаз, а колодец двора окончательно забивает запахами горелой шерсти и плоти. На этот раз Пятому Когтю немного не хватает самообладания, и теперь он верещит в голос, машинально вырываясь из пут. Но когда лекари и Открытое Око приводят бедолагу в чувства, но снова безропотно предстает перед Нискиричем, оскорбленный и отважный, смотрит в глаза казоку-хетто своим единственным, и еще раз громко клянется, что старый вожак ошибся в своих подозрениях. И Нискирич сдается. Он при всей стае приносит ближнему соратнику нижайшие извинения. После этого со всеми почестями провожает раненого в личный лазарет. Вожак раздавлен, но из последних сил не показывает этого «Детям». Я нервно барабаню пальцами по бетонным перилам балкона и подумываю, что героями стишка могли бы стать мыши, такие похожие на чу-ха, но столь же отличные от них… На следующий день расследование похищения Аммы фер Скичира заходит в окончательный тупик. А похитители связываются с ее опустошенным отцом через ложные мицелиумные профили, и ставят финальный ультиматум. Той же ночью я с воплем вскакиваю с постели. Возбужденный, мокрый от пота, охваченный неугасимым жаром, с колотящимся сердцем и торчащим членом, твердым до боли, я застываю перед крохотным оконцем под потолком и начинаю раз за разом шептать стишок… Повторяю его вновь и вновь, позволяя сознанию течь гладко и ровно, вручая ему полную свободу тасовать пусть даже самые неуместные, на первый взгляд, образы и смыслы. Когда возбуждение спадает, я торопливо одеваюсь и спешу в крыло Нискирича. Он, разумеется, не спит, как и его до жути обозленная охрана, сквозь зубы грозящая вышвырнуть меня с недостроенного моста. Но я все же убеждаю их в срочной необходимости увидеть казоку-хетто. Без использования новых «умений», применив лишь классическую дипломатию, помноженную на скрытые угрозы, элементарную ложь и манипуляции с чувством жалости. В итоге они дают мне всего две минуты, но этого довольно. И когда усталый, выжатый до нитки Нискирич отрывается от консоли и с недовольством подзывает меня поближе к столу, я честно сознаюсь хозяину, что мне тоже дорога его пропавшая любознательная девчонка. И уважаемый хетто вовсе не потеряет уважения, если позволит мне совсем ненадолго остаться с господином Ксиммиком наедине, и просто поговорить. Глава 9 СМЕЛЫЙ ИЛИ ДУРНОЙ? Напряженные переговоры — будь то деловые или агрессивные, — похожи на битву в моннго. В момент, когда в зале Пернатого Змея наступила тишина, мне показалось, что я почти собрал на руке отличную комбинацию фишек. Которую, впрочем, мой оппонент все еще мог с легкостью разгромить. Особенно с учетом фактора везения, в этой старинной игре занимавшего далеко не последнее место… — Я тебя услышал, Ланс, — чинно кивнул свето-струнный чу-ха и мягко качнулся на пятках, — и это очень похоже на контругрозу… Предположу, что ты завел речь про только что состоявшийся разговор, твое меткое предположение о моем происхождении и прочее, прочее? В таком случае, я удивлен тебе, Ланс. Неужели ты до сих пор не заметил, что я держу под контролем все ваши каналы связи и блокирую эту беседу от всего остального Тиама? Чего тут врать: услышать подобное от существа, обитающего в электронных глубинах Мицелиума, оказалось чуть более жутким, чем предположить самому. Я коротко кивнул, скрывая тревогу, и демонстративно приподнял гаппи на левом запястье. — Да, Господин Киликили, — тот брезгливо покривился, но смолчал, — разумеется, настоящий джинкина-там наверняка способен на многие мицелиумные чудеса. Но вот что мне интересно: его всесильность распространяется на перепростроченную «болтушку», с которой я сию минуту прямым потоком пересыпаю нашу увлекательную беседу на ряд зашифрованных станций? Морда Данава Шири-Кегареты утратила всякую подвижность, окаменела в одно мгновение, словно пластиковая маска. Глаза пугающе потускнели, а я задумался, сколько милисекунд нужно суррогатному электрическому сознанию, чтобы прогнать мои угрозы через несуществующие мозги на возможную вероятность и подсчитать шансы на правдивость? Оказалось, совсем немного — уже через пару секунд мелкая мимика вернулась к объемному изображению Песчаного Карпа, а глаза снова засверкали иллюзией жизни. — Хао, я тебя понимаю, Ланс, — с одобрительным кивком признал он, — запасной план. Страховка, верно? Чтобы продолжать существование. — Что-то вроде того, — я неопределенно потряс пальцами, чуть не бросив случайный взгляд на приоткрывшееся правое запястье. — Я люблю продолжать существование. Продолжать существование вообще хорошо, да… Да, страховка. Пусть думает именно так. Джинкина-там, носящему имя Шири-Кегареты, вовсе не обязательно знать, что «План два» должен был стать посмертным гимном слабоумному героизму простого обитателя улицы… Страховка так страховка. — Успеешь остановить отсып, прежде чем опасная информация обрушится на главные прокламационные каналы? — спокойно, будто настраивался на применение «писка», спросил я. — Или, может, ты способен заблокировать весь Мицелиум? Подделать запись в прямом потоке? Выдать весомое опровержение? Он наблюдал молча и неподвижно, этим пугая еще сильнее, но я не поддался: — Интересно, а что скажут другие казоку-хетто? В бездонных глазах Киликили что-то промелькнуло. — Те самые, что общались с тобой на равных и не подозревали, что ведут дела с поумневшей консолью. В общем, подделка, только дернись в сторону меня или моих близких… «Подделка» кивнула. Смиренно пригладила бородку и задумчиво изучила чистоту когтей. Я не мог знать, чего джинкина-там боится на самом деле (если понятие страха вовсе известно таковой сущности), но был уверен, что хоть в одну из болевых точек да попал… — Ладно, — с улыбкой (недоброй) признал глава «Уроборос-гуми». Если свето-струнные проекторы скрытой комнаты выражали хотя бы часть эмоций, имитируемых холодным расчетливым разумом иного порядка, то Карпа и вправду забавляла сложившаяся ситуация: — Но наемников мне придется вымарать. Никогда такие особо не нравились. Да и с управляемостью там сущий бардак… Я хамовато отсалютовал фляжкой в сторону прозрачной стены и сделал еще один глоточек. Поморщился пуще нужного, демонстративно занюхал рукавом. И только в полной мере насладившись ожиданием собеседника, парировал: — Нет, борфи, их ты тоже не тронешь. Я за них вроде как отвечаю, так что некрасиво выйдет… Как ты там сказал: будут порождены репутационные сомнения? Шири-Кегарета прищурился, на этот раз не очень-то дружелюбно: — Я тебя услышал, Ланс, но перестань называть меня борфом. Ты наверняка знаешь, что я не имею возможности вступить в сексуальный контакт с представителем своего пола, так что оскорбление бессмысленно… а теперь давай вернемся к нашему торгу. Ты очень смелый, Ланс… Я шутливо поклонился и даже приподнял зад. —…и очень дурной. А умные вещи, произнесенные устами глупца, выглядят, как несметное богатство в кошеле недостойного проходимца. Ты убежден, что информация сильнее взрывов? Я вынужден отчасти согласиться и признать, что твое устранение придется как минимум отложить. Он явно к чему-то подводил, но усталость, адреналин и обилие шокирующих новостей не позволяли мне особенно трезво следить за ходом электронной мысли. — Возможно, через какое-то время твоя полезность снова перевесит необходимость возвращения к вопросу ликвидации, но я не об этом… Признаю, вылавливать из Мицелиума засыпанный тобой компромат… подменять и убеждать общество в его фальшивости… скажу так: расчеты показывают излишние трудозатраты, так что давай предположим, что я тебя сейчас не трону… Он сделал паузу, окончательно завладев моим вниманием: — Но что скажет господин фер Скичира старший, когда узнает, что пасынок работает на ненавистных ему Смиренных Прислужников? Моя челюсть отвисла. Дыхание сбилось, я поперхнулся, фляжка задрожала в пальцах так, что едва не выпала… Ладно, сформулирую чуть точнее — я без труда заставил себя разыграть все эти нехитрые эмоциональные трюки. И, если не ошибся, Карп заглотил обманку с жадностью своего речного собрата, бросающегося на кусок хлеба. — Ты… — пролепетал я, наблюдая за его хищным оскалом, — ты узнал? Говнючий кусок говна решил устранить меня чужими лапами⁈ Лапами моего отчима⁈ Внутри взбурлила злость, причем самая настоящая, но я не позволил ей пробиться через занавес театральной маскировки. А вот окончательное решение о будущем убийстве этого уникального джинкина-там, вероятно, я принял именно в эту секунду… — Что ж, — чуть спокойнее сблефовал я, все-таки «совладав» с собой, — значит, пусть так и будет. Давай, продавай меня. Я буду готов. И все же не сдержался, добавил нечто искреннее, отнюдь не показное. Что, при добром раздумье, можно было с легкостью оставить при себе: — А еще ты должен знать, что на свете есть вещи, которые при любом развитии твоего электрифицированного интеллекта останутся для тебя глубочайшей тайной. Шири-Кегарета будто бы проглотил недобрую улыбку. Подступил к стеклу, отчего фрагмент стены иллюзорно «запотел» от его «дыхания». — Я вижу тебя, Ланс, — сказали динамики голосом Песчаного Карпа, — но все же не пойму: ты больше смелый или дурной? — Проверь меня? — Да, Ланс, — восхищенно прошелестел поддельный хетто, — ты и правда очень интересный экземпляр. Хао! Оставь угрозы и нападки, я слышу тебя и понимаю. Но ответь еще на один вопрос: ты на самом деле явился сюда лишь для того, чтобы отомстить за действия Пыльного? Я улыбнулся, теперь совсем уж по-настоящему. — Возможно, Данав, ты хорошо знаешь чу-ха. Но тебе никогда не познать человека. Он хотел ответить, но промолчал и задумчиво поскреб когтем губу. Усмехнулся с тонко отмерянной дозой грусти, качнулся взад-вперед. Покачал головой, пригладил усы. — Ну, байши, и что это должно значить⁈ — хмыкнул я, осознанно поддаваясь на эту нехитрую провокацию. — Ты интересен, Ланс, но все же опасен, — снизошел до ответа Песчаный Карп, и мне снова стало не по себе. — Для всего, к чему привыкли чу-ха. К чему привык Тиам. Сисадда? — Кто бы говорил⁈ — Мне действительно стало обидно, но анализ именно такой реакции было решено отложить на потом (если это «потом» вообще настанет). — Мне даровали законное место в этом мире, консолька, а тебя объявили вне закона еще до рождения! Ты — выкидыш иного мира, иной логики, иного понимания. Тиам никогда не был твоим, и никогда не станет! Данав фер Шири-Кегарета взглянул на меня, будто отец на запутавшегося сына. — Ох, до чего же вы любите впустую потрепать языками, — с невеселой усмешкой прокомментировал он, левой лапой прихватывая и поглаживая кончик хвоста. В моем сознании что-то затрещало, и через мгновение я не сдержался — вывалил на высокомерного ублюдка все скопившееся за тонкой ширмой спокойствия и показного равнодушия. Мда… что поделать, но ведь я уже упоминал, что бываю несколько… несдержан в словах? — А ты, — стискивая фляжку, с издевкой выпалил я, — любишь построить умника? Делаешь вид, что поддерживаешь на улицах мудрый баланс, а на самом деле… ты совершенно беспомощен и не властен над местными порядками. Поэтому, консолька, тебе и нужны бандиты. Не осторожный и обоюдовыгодный контакт со смирпами, которые отформатируют тебя, не выслушав ни единого совета по «управлению обществом», а самые обыкновенные бандиты. И такие, как я, тоже нужны. И потому мне тебя жаль. Думал, первый в мире джинкина-там окажется чем-то более… весомым… Если искусственный разум Шири-Кегарета и умел распознавать прямые оскорбления, на нем был установлен не менее пластичный фильтр ответных реакций — чу-ха за стеклом медленно кивнул, примирительно раскрыл ладони, а затем сложил их перед собой, будто хотел помолиться Когане Но.