Они пошли к месту, где сидел ее муж. В объемистой сумке Алена не сразу нашла косметичку среди вороха пакетиков, контейнеров и свертков. Вытащила упаковку с таблетками. – Берите, только водой надо запить. Пройдет. Жанна поблагодарила и пошла к Наталье, которая что-то чиркала на листе бумаги. Взяла у нее бутылку с водой, запила таблетку. – Смотри, у нас осталось двадцать обедов. А человек тридцать пять. Вот думаю, как распределить, чтобы никого не обидеть. Убираем экипаж, остается двадцать девять. Кто-то, возможно, согласится съесть обед пополам… – Наталья занималась вычислениями, не поднимая головы. – А сколько было загружено? – Шестьдесят. Ну, как обычно, с запасом. Кто-то взял два обеда. Осталось двадцать. – А кто брал два, не помнишь? Наталья удивленно вскинула глаза, усмехнулась: – Хочешь сказать, что кто брал два, должны сейчас отказаться от еды? – Да нет, просто спросила. Думала, ты запомнила. У тебя же память как у компьютера. – Ну кто? Тренер два просил. Потом на седьмом ряду двое сидели, те сразу по два попросили. Я им выдала. Не жалко. И те, кто за ними, увидели, что эти по два взяли, и тоже захотели. – А Борисов не брал? – Кто? А, этот… покойник? – Наталья непроизвольно дернула плечами. – Нет вроде. Ты же ему обед давала, нет? Жанна кивнула – она. Точно. Вот теперь она точно помнит, что Борисов обед съел, она еще убирала потом пустую упаковку. Но также она помнит и нераспечатанный ланч-бокс возле скорчившегося в кресле тела. Его еще изъяли полицейские. Что ж такое-то? К непрекращающейся изжоге добавилась и головная боль. Она оглядела безрадостные стены – ощущение заброшенности, оторванности от мира усиливалось нарастающей тревогой. Казалось, они все в каком-то лагере для военнопленных. На входе дежурил полицейский. Возле комнаты, где Хорхин снимал показания, еще один. Какой-то сюрреализм. Она встала и принялась прохаживаться взад-вперед. Воздуха не хватало. Окна закупорены. Вот будет номер, если она сейчас грохнется в обморок. Интересно, это ощущение тревоги от недостатка кислорода или это вестник чего-то страшного? К сожалению, знаки судьбы всегда считываются позже. Это потом кажется, что все же с самого начала было ясно, но сейчас, в настоящем, это просто головная боль. Некий зверек, иногда грызущий череп изнутри. Еще бы знать, что он хочет ей сказать, если хочет. Глава 15 Ильяс Камаев мерил шагами помещение. От стенки до стенки пятьдесят шагов, туда-обратно. И еще раз пятьдесят, и еще. Ну, допустим, авиакомпанию закроют. Допустим, просто лишат лицензии на время судебного разбирательства. Пропадет он или нет? Придется идти на транспортники. Куда-нибудь подальше. На Север. На Камчатку. В малую авиацию. Где даже этот «Як» как песня вспоминаться будет. Потому что здесь тебе работы не дадут. Клещевников же выразился совершенно прямо. В «Скайтранс» его взял лично директор назло Клещу, как за глаза называли одного из главных авианачальников. В пику, так сказать. Мы, мол, хоть и ваша бывшая частичка, но ныне абсолютно самостоятельная. Выкуси! Камаев дошел до стенки и развернулся. Перед ним появилось лицо Клещевникова с налитыми кровью глазами. Как он тогда сдержался и не размазал эту рожу по стенке? Сдержался. Потому что знал: виноват. Конечно виноват. Не надо было спать с чужой женой. А с женой Клеща тем более. Но кто ж знал, что так получится? Да нет, все ты знал. Он зло печатал шаг по залу. Знал. Знал, что придется расплачиваться, но в объятиях Ангелины предпочитал об этом не думать. Она летела рейсом до Парижа. Тогда он еще летал на международных. Ему сказали, что в бизнес-классе летит жена самого, вернее, одного из самых-самых главных начальников. Он вышел поприветствовать, ну и удовлетворить свое любопытство. Убедиться, что это еще одна раскрашенная силиконовая кукла. Она подняла на него глаза, и он пропал. Он не знал, сколько в ней было силикона, если было. Может, и было. А может, нет. Ему она показалась ангелом. Когда она представилась: «Ангелина», он даже не удивился. Несколько раз он вставал из-за штурвала и выходил в салон. Она улыбалась ему, а он даже не мог улыбнуться в ответ. Просто смотрел. Потом, гораздо позже, она признается, что сразу поняла, что они будут вместе. А он, дурак, не понял. И даже когда она позвонила в отель, где он отдыхал перед следующим рейсом, и пригласила прогуляться по городу, он и тогда ничего не понял. Просто сладко заныло сердце. И пульс скакнул как бешеный, как на центрифуге. Так все и случилось. Было хорошо. Пока не стало совсем плохо. Ильяс дошел до середины зала и увидел Жанну, она так же шагала туда-сюда возле запыленного окна. Он резко свернул, заметил, как ее глаза метнулись по сторонам. – Я вас потревожил? Или боитесь компрометации? – Прямолинейность была его качеством, порой плохо контролируемым. – Что? – Жанна остановилась и хлопнула глазами. – Вы слишком много о себе воображаете, Ильяс Закирович. – О! – Ильяс даже опешил. – Извините, если задел. – Пока нет. Вам до меня еще два шага. Вот тогда точно заденете. До Ильяса не сразу дошла шутка, и он рассердился на себя за это. Ангелина тоже говорила, что у него не очень с чувством юмора. Но что поделать, если ему не было смешно, когда другие смеялись. Анекдоты, юмористы, всякие там «камеди клубы». Он этого не понимал. – Не парьтесь, – Жанна махнула рукой. – Чувство юмора не самая необходимая вещь для пилота. Я вижу, у вас ко мне разговор? – Почему вы так решили? – Вы уже полчаса ходите как тигр в клетке и вдруг резко меняете траекторию, словно что-то пришло вам в голову. А такие люди, как вы, не привыкли откладывать дело в долгий ящик. – Такие, как я, – задумчиво повторил Ильяс. – Какие такие? Жанна покрутила в воздухе пальцем. – Прямые, резкие и упертые. – Вы так хорошо изучили меня… Когда, интересно. – Ильяс Закирович, мы с вами летаем вместе уже год, если вы помните. Да, нам ни разу не довелось попить пивка после работы, но и без этого у вас тут все написано, – Жанна стукнула себя по лбу. – Это был комплимент, если что. – Спасибо, а то я сразу не догадался, – ядовито буркнул Камаев. – Я тут размышлял над вашими словами. И понял, что вы правы. Жанна не удивилась такому резкому переходу к сути дела, как раз в духе «железного человека». – Это происшествие может многим испортить жизнь. Мне тоже, – продолжил Камаев. Ей пришлось сделать усилие, чтобы сохранить каменное выражение лица. У Камаева проблемы с трудоустройством? Надо срочно трясти Наталью. – Думаю, надо объединить усилия и разобраться в этом деле, пока не стало слишком поздно. Вот тут она удивилась. Он предлагает ей сотрудничать? Этот женоненавистник? О, как интересно! Нехорошо так говорить, но смерть этого несчастного хама принесла ей не только неприятности. – Я согласна, – вслух произнесла она, – давайте попробуем. С чего начнем? – Уверен, что у вас уже есть какие-то мысли. – Надеюсь, вы и правда так считаете, а не просто грубо льстите. Ну хорошо. Мы пока не знаем, из-за чего умер хоккеист. Вряд ли от рыбы. Хотя остается один процент такой вероятности. Не будем пока его рассматривать. К тому же все остальные в полном порядке. Самое вероятное, что он выпил отравленный коньяк. Но кто ему его дал, мы пока установить не можем. – Не коньяк. Вы помните, что второй хоккеист не отравился? Она кивнула. Камаев схватывал на лету. Хотя как иначе? На то он и пилот. Быстрота реакции и точность расчетов. – Если мы не можем узнать, как и чем его отравили, надо искать, кому выгодна смерть Борисова. – И кому? – Камаев внимательно посмотрел ей в глаза. Он стоял совсем близко. Чуть нависая над ней. Ей пришлось немного задрать голову. Пробор в волосах делил ее прическу на две неравные половины. Прядь волос выбилась из аккуратного пучка и падала на лицо, закрывая правый глаз, отчего ей приходилось сдувать ее, непроизвольно кривя при этом рот. – Всем, – сказала она и радостно усмехнулась. Потом слегка развернулась к тому месту, где стояли ряды кресел. – Всем им была выгодна его смерть. Просто кому-то больше других. Борисов не выпускал телефон из рук. Но после его смерти телефон пропал. Улавливаете мою мысль? – Несомненно. – Только я не представляю, где его искать и как. – Она развела руками. – Я уже думала по-всякому, но ничего не придумала. – Позвонить? Жанна даже засмеялась: – Это первое, что пришло мне в голову. Но… во-первых, преступник наверняка выключил телефон. Я бы так и сделала. Во-вторых, мы даже номера не знаем. – Тренер знает все номера своих игроков, нет? Жанна посмотрела на него скептически, потом сделала скидку, что он, может, не слышал их разговор о тотализаторе. Хотя шумели они громко. Но с Камаевым ни в чем нельзя быть уверенной. Он сам по себе. Мог и не обратить внимания на бучу. – Тренер может быть тоже замешан. Мы насторожим преступника такими расспросами. Камаев задумался. А ведь она права. Хм, и мысли у нее здравые. – А если уточнить у фанатов? Или они тоже в списке подозреваемых? Жанна вытаращила глаза и, не удержавшись, хлопнула его по кителю. – Да вы прирожденный сыщик! Нет, фанатов исключать тоже нельзя. Мы про них ничего не знаем. Но вот один из них процентов на пятьдесят точно ни при чем. Я сейчас пойду поговорить, а вы смотрите, как только я махну, подходите. И перед тем, как Камаев ответил согласием, Жанна направилась к месту, где расположились члены фанатского клуба. Дима поднял на нее глаза и даже привстал от удивления. Жанна присела рядом. – Молчи, – велела она. – Я не за этим. Тебе Борисов номер телефона оставил, так? Он мне нужен. Дима послушно полез в карман. На дисплее побежал список контактов. – Сигнал пошел. – Он показал ей экран, где дрожал кругляш с трубкой. – Не выключай. Понял? Вырубится, набирай снова. Жанна подала знак Камаеву и медленно пошла меж рядов. Нет сигнала. Увы. Наверное, телефон выброшен. Никто бы не стал хранить такую улику. Хотя если там есть то, чего преступник боится, то он не мог его просто выбросить. Ему надо было уничтожить его со всеми данными. Было ли у него время? Если да, то вся затея насмарку. Если… И тут она уловила слабое жужжание, которое тут же прервалось. Она яростно обернулась на Диму и погрозила ему кулаком. Тот, извиняясь, пожал плечами и, видимо, снова нажал на вызов. Жужжание возобновилось. Идти на него было все равно что выслеживать пчелу на лугу. Буквально крадучись, она шла от кресла к креслу, не обращая внимания на удивленные взгляды. Источник звука исходил из небольшой дорожной сумки. Она прислушалась. Точно. – Чья это сумка? – громко спросила она. Ответом было молчание.