«У нее же истерика, самая настоящая. Воды хоть бы кто догадался дать», – Жанна растерянно оглянулась. Сзади подпирали. Она сделала попытку вылезти, принялась расталкивать плотно стоящих парней руками. – Викуся, зая, водички выпей. На, дорогая, выпей. Вот. Жанна обернулась. Усов протягивал Виктории чашку с водой. Виктория продолжала загибаться от приступа хохота. Усов внезапно схватил ее за нижнюю челюсть и сунул чашку в раскрытый рот. Виктория захлебнулась смехом, вода потекла по подбородку. В наступившей тишине кто-то громко сказал: – Вот жесть! Виктория допила воду и отбросила чашку. Утерла ладонью лицо. Черные слезы расчертили ее скулы нотным станом. – Ничего. Игорь же много чего мне рассказывал. Делился. Больше-то не с кем. Он же знал, что все его ненавидят. Правильно он свалить собирался. Вы все так и останетесь лузерами из третьесортного клуба. А Игорь, он талантливый. Его в лигу взяли… – тут она снова залилась слезами, но уже без истерики. – Что тут у вас происходит? Я спрашиваю, что происходит? Хорхин с недовольным видом рассматривал столпотворение. Люди расступились. Он подошел ближе. Посмотрел на зареванную Викторию. Позади него стоял Лаврушин и глазами показывал, что все под контролем. Хотя какой уж тут контроль. Камаев протянул ему телефон Борисова. Следователь недовольно взглянул на его руки и вздохнул. – Заляпали все, да? Кто разрешил заниматься самодеятельностью? Где нашли телефон? Жанна указала на сумку. Хорхин вздохнул еще раз. Виктория обеими ладонями провела по лицу, стирая слезы. – Я хочу дать показания. Усов встрепенулся: – Вы видите, в каком она состоянии? Это противозаконно. Я протестую! – Вы у нас кто, муж? – Усов кивнул. – А кто у нас муж? А муж у нас, – Хорхин поднял глаза к потолку. – А муж у нас доктор, если не ошибаюсь. Ваша жена дееспособна? – В каком смысле? – В прямом. Психических заболеваний не имеет? – Да вы что? – Ну, значит, решать вопрос о даче или не даче показаний вполне может сама. Пойдемте, гражданка Усова. Туда, где нам никто не помешает. Хорхин как-то слишком бережно взял Викторию под локоток и помог подняться. Она оправила сбившуюся блузку. Проверила пуговицы, провела руками по шее. Шумно глотнула воздух. – Как ты себя чувствуешь? – Усов заглянул в лицо жене. – Ты уверена, что сможешь… Она отпихнула его и шагнула, внезапно покачнувшись. Хорхин не дал ей упасть. Виктория обернулась к мужу, на лице ее появилось довольно странное выражение. Она сглотнула, обхватила себя за горло. – Костя, – звук, похожий на шипение, заставил Жанну вздрогнуть. – Костя, мне больно… – Она хныкнула совсем по-детски, глаза ее закатились под веки, показав налитые кровью белки. Она медленно опустилась на пол, на колени. Хорхин продолжал держать ее, и ему пришлось согнуться вместе с ней. Но Виктория продолжала заваливаться, и он догадался отпустить ее. Слишком резко. Женщина упала на каменный пол и несколько раз дернулась всем телом. А потом затихла с выражением крайнего изумления на лице. – Это как? – Хорхин резко повернулся ко всем. – Это тут что? Я спрашиваю? – Вика! – Это кричал не человек – раненый зверь. Усов упал на колени и несколько раз потряс жену за плечи. Приложил руку к шее. – Где мой чемодан? Дайте мою аптечку! Быстро! Кто-то оказался сообразительнее всех. Усов одним движением раскрыл чемодан, вырвал оттуда упаковку какого-то лекарства, шприц. Жанна потихоньку попятилась. Смотреть на это не было сил. Она очень хорошо понимала, что чувствуешь, когда на твоих руках умирает самый близкий тебе человек. А ты бессилен. Ее передернуло от короткого видения: глаза Татьяны, голубые как небо, которое она так любила, смотрели в никуда, словно там, где она сейчас находилась, было что-то такое прекрасное, чего она никак не ожидала. – Сердце, что ли? Вот ужас. – К Жанне подошла Наталья. Мухин пытался поднять Усова с пола. Рука, держащая его за плечо, показалась Жанне рукой мертвеца. Вокруг валялись разбросанные упаковки с лекарствами. Пустые ампулы. – Все, Костя, все. Перестань. Уже не поможешь. Хорхин нагнулся над телом, всматриваясь в лицо. – Приступ? – разговаривал он сам с собой, но вслух. – Не похоже. У нее что, сердце слабое было? – Он поднял голову и уставился на Усова, которого Мухину все же удалось поднять. – Да нет, – ответил он за врача. – Она здоровая была. Костя не жаловался никогда. – Симоненко, – сказал Хорхин в рацию, – там Валентин Семенович далеко? Пусть в зал идет. Срочно! * * * Так же быстро, как народ сбежался на трагедию, все рассредоточились по залу. Возле Виктории остались только Усов и поддерживающий его под руку Мухин. Лаврушин с сурово сдвинутыми бровями держался на расстоянии двух метров. Камаев и Жанна рядом. Из «допросной» быстро вышел криминалист и вскоре присел рядом с трупом. Натянул латексные перчатки, вздохнул и принялся за осмотр. – Ну что там, Валентин? – устало спросил Хорхин. Валентин Семенович хрустнул шеей, поднимаясь. – Вскрытие, конечно, покажет точно. Но могу сказать, причина смерти такая же, как у мужчины. Кровоизлияние в глазах, синюшные слизистые. Отравление. Пока сказать не могу, чем именно они были отравлены. Только предположить. – Да не томи ты. – Помнишь, все лето в больницы поступали подростки с отравлением? – Помню. Три летальных исхода. Начальство всю печень выело. Клещевину надумали жрать. Типа глючит как от наркоты. А это тут при чем? – Притом. Очень похожие симптомы. Весьма. Когда ей плохо стало? – Да вот только что. Нормально с ней все было. И тут раз – и нету человека. – Что-то она пила, ела перед этим? Хорхин посмотрел на него и пожал плечами. – Да, – вставила Жанна, делая два быстрых шага вперед. – Пила. Воду. Хорхин подобрался, как волк перед прыжком. – Что за вода? Кто давал? Жанна посмотрела на него и перевела взгляд на понурого Усова. Остальные тоже посмотрели на него. И Мухин, который держал его под руку, сделал шаг назад. Усов, оставшись без поддержки, вдруг очнулся, обвел всех полубезумными глазами и беззвучно сказал: – Вот и все. Глава 17 Звуки бывают разные, есть легко узнаваемые. Как, например, звук открываемой шипучки, тихое пш-ш-щ, бряцанье ключей или звук, с которым щелкают наручники. Тихое «клац». Но когда этот звук раздается на твоих запястьях, кажется, что нет ничего громче во вселенной. Усов смотрел на руки, закованные стальными браслетами, и только тихо повторял: – Бред, бред, бред… Хорхин тем временем заканчивал осматривать место происшествия. Криминалист вертел в руках бутылку, найденную на полу. Открыл крышку, осторожно понюхал, убрал в пластиковый пакет. Поискал глазами еще что-то, кивнул полицейскому, указал на ряд кресел. Полицейский, молодой, но грузный, тяжело опустился на колени, заглянул под сиденья. Пошарил рукой. – Вот, – протянул он коричневую пластиковую чашку. – Из этой чашки пила убитая? Все переглянулись, пожали плечами. В суматохе никто ничего толком не видел. – Гражданин Усов, в этой чашке вы подали воды жене? Усов поднял глаза, помотал головой: – Не знаю, не помню. Какая разница? – Может, и никакой, а может, и есть. Ладно, экспертиза покажет. Как там, все? – обратился он к Валентину Степановичу. – Почти, – криминалист сложил находки в пакет и передал полицейскому. – Давай уже протокол писать. Вот же штука какая – ехали на один труп, а привезем два. Не задался день, да. – Слушайте, мы сегодня отсюда вообще улетим? Или так и будем торчать тут, пока еще кто-нибудь не окочурится? – выкрикнул кто-то из толпы хоккеистов.