Мухин повернулся к ним: – Разговорчики! – Не, ну серьезно, Геннадий Павлович. Сил уже никаких нет. На этот раз Мухин промолчал, зато еще раз обратился к следователю: – Все равно не верю, что это Костя, – Хорхин при этих словах скептически скривился. – И показания мои так и запишите, что я не верю. Следователь тяжко вздохнул. Никто не верит. Есть люди, которых носом в очевидное ткни, они и тут скажут, что все неправда: экспертизу подделали, свидетелей запугали, судью подкупили. Вот народ! – Если не виноват, значит, не виноват. Докажем – отпустим. – Да будете вы доказывать, как же, – буркнул Мухин. – Вам же кажется, что все ясно. Жена изменяла. Костя врач. Значит, доступ к ядам иметь может. Отравил и любовника, и жену. Так ведь? Следователь вдруг резко крутанул шеей, хрустнули позвонки. – Если я сейчас скажу, что в стране хоккея нет, кругом одни бездари, только и способные миллионные зарплаты в Куршевеле пропивать? Как оно? Нормально? А что? Я целых две игры по телевизору видел. Все понял. – Ладно, ладно, – тут же пошел на попятную Мухин. – Но я еще раз вам повторю. Я Костю сто лет знаю. Ну не мог он. Усов посмотрел на него, поднял скованные руки, утер лоб. – Спасибо, Гена. Виктория… похороны же нужно… – Я обо всем позабочусь, Костя. – До похорон еще дожить надо, – отрезал Хорхин. – Пока следствие не закончено, тело будет находиться в морге Следственного управления. – У вас, в Воронеже? Следователь промолчал. «Надеюсь, что не у нас, – угрюмо подумал он. – Надеюсь, что питерские заберут. И так дел как блох у Барбоски. Свою работу я выполнил. Что мог, то сделал. Сейчас с горе-отравителя показания возьму, и можно домой». Он окинул деморализованного задержанного, прикидывая, удастся ли получить чистосердечное или нет. Надо брать его тепленьким. Пока не очухался. Траванул жену в порыве злости, теперь будет терзаться. Самое милое дело с таких показания брать. – Сейчас всем придется дать показания по факту гибели гражданки Усовой. Если есть кто-то, кто хочет сообщить важную информацию по этому делу, можете подходить, не дожидаясь своей очереди. Хорхин уселся рядом с Усовым и расположил на коленях планшет с бланком протокола. Ручка поползла по бумаге. Недовольный гул пронесся по залу. – Ну точно ночевать здесь придется! – Да жесть! – Сколько можно. Беспредел просто! Мухин вышел вперед и громко, на весь зал, крикнул: – Значит, так, оболтусы, кто еще раз вякнет, просидит на скамейке запасных до конца сезона. Разболтались они. Сидеть им тут надоело. А мне не надоело? А им? – он ткнул в сторону членов экипажа. – Нет, им выступить нужно! Гонор свой показать! Парни потупились, стояли, поглядывая друг на друга, но с места никто не двинулся. Жанна поежилась, она физически не выносила громкого шума, тем более шума ссоры. Судя по настроению Мухина, кричать он будет еще долго. Она попятилась и отошла подальше, к Алене, которая держала мужа за руку и ласково поглаживала ее. – Не переживайте, – негромко сказала Алена. – Геннадий Павлович любит пошуметь. Главное, не мешать и дать пар выпустить. – Жанна пожала плечами. Но Алена вдруг улыбнулась. – Тоже не выносите, когда кричат? Я тоже. А Кириллу вон все равно. Он говорит, что даже не слышит. Думает о своем. Бедный Константин Венедиктович, я тоже не верю, что это он. Хотя ревнивый он, конечно, был ужас какой. Виктория все время жаловалась. Мы с ней дружили, – Алена скорбно поджала губы. – Ревновал из-за ерунды. На ровном месте. Иной раз просто за сказанное слово. Вот как на даче в тот раз у Геннадия Павловича. Тогда как раз новый фильм вышел, Вика и ляпнула, что главный актер ей там нравится. Как он кричал! Истерику просто устроил. – Да ладно? – не поверила Жанна. – Из-за актера? – Ален, хватит уже небылицы повторять, – Кирилл вышел из анабиоза. И Жанна поняла, что криков Мухина больше не слышно. Оторался. – Не так все было. – Как не так? Я же была там и все видела. – Ничего ты не видела. Ты с Палычем по саду ходила, он тебе свои цветочки показывал. А Вика не говорила, что ей актер нравится, она сказала, что мечтает хоть разок с таким мужиком переспать. Улавливаешь разницу? Алена насупилась, муж, видно, нечасто возражал ей. – Вика не так рассказывала. – Конечно. Она просто невинная жертва. А муж у нее деспот. Жанна быстро бросила взгляд на Кирилла. Парень не прост. И умен. И знает, когда стоит молчать, а когда нет. Может, это не ему с женой повезло. А ей с ним? Ой, да какое ей дело. Алена шутливо ткнула мужа в бок кулачком. – Не обращайте внимания. Кирилл, знаете, еще тот домостроевец. А Геннадий Павлович у нас просто чудесный. У него же хобби. Он разводит цветы. Сам. Я сначала думала, что это Нина Васильевна всем занимается, а оказалось, нет. Ой, у них такой дом под Зеленогорском, просто изумительный. Цветов разных море, и все так расположены интересно. Там и горки, и стенки, и прудик. Геннадий Павлович говорит, что цветы всегда отвечают на добро добром, в отличие от людей. Я тоже, глядя на него, садом занялась. Так интересно на самом деле. Успокаивает. С такой жизнью, как у нас, это очень важно. * * * Геннадий Павлович вытер лоб. Увидел Лаврушина. Подошел. – Прости, Андрей Степанович. Зря грешил на вашу компанию. Но, сам понимаешь, они ж мне как дети родные. За каждого переживаю. Неужели все же Костя? В голове не укладывается. – Ничего, – Лаврушин похлопал Мухина по плечу, – всякое бывает. Кто старое помянет… А мы с сыном тебя только хорошим словом поминаем. – Зря бросил. Хорошие данные были. – Да уж так получилось. Компьютеры перетянули, закончил физмат, работает, жениться вот собрался. – Что-то поздновато. – Да они ж сейчас не стремятся гнездо вить. Сам знаешь. Карьеру все делают. Ничего, на пенсию выйду, буду внуков нянчить и цветочки разводить. У тебя пару уроков возьму. Как твой сад-огород? Мухин кивнул и слабо улыбнулся. Следователь уже в который раз спрашивал Усова, не имел ли он намерения отравить супругу, и получал отрицательный ответ. Что ж, по-быстрому не получилось. Он поднял глаза: рядом стояла девушка в сине-голубой форме. – Хочу дать показания, – ответила она на немой вопрос. – Вы видели что-то особенное? – Нет, то же, что и все. Вам же надо с кого-то начинать, почему не с меня? Чем скорее вы закончите, тем быстрее мы сможем продолжить рейс. Хорхин пожал плечами и вытащил чистый бланк. Ничего нового в ее показаниях не было, как она и предупредила. Станислав Георгиевич старательно записал рассказ о нахождении телефона и последующих событиях. Версия вырисовывалась следующая: после обнаружения неверности жены Усов подсыпал что-то в воду и дал жене. Если предположить, что он знал о факте измены еще раньше, то мог и Борисова отравить. – Вы не видели, общался ли гражданин Усов с погибшим Борисовым в самолете? Жанна задумалась. Хорхин шел тем же путем умозаключений, что и она. Если Викторию он, то и Борисова тоже. Но Усов не ходил по салону. В этом она была уверена на сто процентов. Он сидел на первом ряду и непроизвольно был в поле ее зрения. Даже в туалет он ходил, естественно, в головном отсеке. Но ведь было что-то такое в том, что она видела, было. Нарастающий вой мотора в голове явно намекал на что-то упущенное, что-то архиважное. Как могли отравить Викторию? После того как она уже умерла, на полу осталась валяться бутылка. Та, из самолета. Полуторалитровая бутылка питьевой воды. Отраву могли подложить в нее, но только уже здесь, в зале ожидания. Мог это сделать кто угодно. Они с Камаевым принесли воду и поставили на одно из кресел. Бутылки разобрали, разобрали и чашки. Чашки! Она даже чуть подскочила. Конечно, отраву подсыпали прямо в чашку. – Скажите, а где чашка, которую вы нашли? Ту, из которой пила Виктория? Удивление Хорхина было прямо написано на лбу. Он-то ожидал ответа на заданный вопрос. – Зачем вам? – Есть одна мысль, – она постаралась быть убедительной. – Я могу на нее взглянуть? Хорхин оглянулся в поисках криминалиста и поманил его рукой. Воспользовавшись этим, Жанна быстро пересела к Усову. – Вы помните, откуда взяли чашку с водой для Виктории? Усов посмотрел на нее страдальчески. – Я уже сто раз говорил полицейским, я не знаю. Кто-то сунул мне ее в руки. Там была толпа. Вы же видели. Кто-то. Она, если честно, так и думала. Этот момент она тоже не помнила. Все смотрели на Викторию. – Вот, – криминалист держал в руках пакет с чашкой. – Милая барышня, Жанна. Только аккуратно. Она разглядывала чашку сквозь прозрачную пленку. Чашка как чашка. Повертела ее со всех сторон. Коричневый пластик снаружи, светло-серый внутри, слегка ребристый. Она погладила стенку. Чашки, чашки, упаковки, коробки с обедами. Их привозила кейтеринговая компания, загружала в самолет. Приемкой занималась обычно Наталья. Иногда поручала это сделать ей. В этот раз так и было. Она принимала груз. Проверила наличие, совпадение прейскуранта, артикула. Подписала документы. Как и всегда. Сколько же этих чашек прошло через ее руки за пять лет? Иногда ей казалось, что пальцы уже различают химический состав пищевого пластика, используемого для изготовления одноразовой посуды. Она сжала чашку в ладони, еще раз посмотрела. – Это не та чашка, – вырвалось у нее непроизвольно, и только потом пришло понимание, что это и есть та самая деталь, которая не давала ей покоя. – В каком смысле?